Отто фон Штиглиц (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 21
– Не подходите. У вас туберкулёз. Вы же заражаете всех окружающих.
– Это чахотка. Климат не подходит, тут всегда влажно. Море рядом. Врачи советуют переехать в горы, в Швейцарию. – Девушка тоже русским владеет, хотя уже в отличие от отца всё же, есть фамильное сходство, с приличным акцентом.
– Это заразное инфекционное заболевание. Если не ошибаюсь, то помогает стрептоцид. Хотя не медик. Горы помогут, но только отсрочат. Нужны лекарства, всё остальное только чуть продлевает агонию. И главное, запомните, когда вы кашляете на человека или когда стоите близко, то заражаете его. Кстати, когда долго находитесь в закрытом помещении и просто дышите, то в воздухе помещения появляются эти микробы и зашедший туда человек может заболеть.
Пока Иван Яковлевич девушку пугал, вернулся антиквар и принёс целый чемодан денег. В прямом смысле. Брехт вспомнил про куклы и проверил наугад несколько пачек. Ерунда. Этот недоделанный Энштейн в банке просто пугал лохов, чтобы они поменяли золотые монеты у него по низкому курсу. А этот хозяин магазинчика, скорее всего, тоже какой-нибудь их дальний родственник и раз уж лохи не захотели менять, то он их сюда отправил. Даже неудобно стало от того, что в кармане заряженный Кольт. В этого старичка стрелять, в эту умирающую худую и бледную девушку. С мерзким чувством выбрался из этого склепа Иван Яковлевич. В очередной раз вспомнив, что попал в совсем не простое время. Лекарств нет. Репрессии есть. И ещё Великая война на носу. Это в тридцать третьем она далеко была, а теперь уже всего три года осталось. Так ещё и их пережить надо. Там Ежов в СССР чистит страну. И в первую очередь армию.
Глава 11
Событие двадцать девятое
«Теперь я пирожок с мясом!» – сказал колобок, дожёвывая лисицу.
– Пап, а правда что алкоголь раскрепощает речь человека и делает её оживлённой?
– Ну, в общем да, Вовочка!
– Пап, тогда нальёшь мне завтра пару стаканов перед экзаменом?
Поезда до Парижа ходили два раза в день. Можно было ещё и с пересадками ехать, но во-первых, никто никуда не спешил, разве двое семейных к жёнам и детям, но вырвались из войны и отметить это дело в ресторане решили все, а потому заехали на железнодорожный вокзал, купили себе билеты до столицы, и на всё тех же двух фиакрах поехали в ресторан. Фиакр с махновцем и второй с махновским другом сняли на весь день. Стоит это сто франков, не деньги, при их сегодняшнем финансовом состоянии.
– Фома Петрович, отвезите нас в хороший ресторан с морской кухней. – попросил Брехт соотечественника.
– В «Une Table Au Sud» отвезу. Ах, да, ты ж, немец, тёмный, языка не знаешь. «Столик на Юге» переводится. Ох, и облапошат тебя при расчёте. Что ли с вами загрузиться? Угостишь. Обещаю с гарсоном буду насмерть торговаться, – хитрющая такая бандитская рожа, куцей бородёнкой заросшая.
– Далеко. Прямо до коликов в желудке есть хочется.
– Близко Он находится на углу Старого порта, где Quai des Belges встречает Quai du Port. Честно скажу – ресторан не из дешёвых. Зато и кормят на убой и очень вкусно, и обзор из окна дивный, бывал там пару раз. Окна от пола до потолка, и из них потрясающий вид на порт и базилику Нотр-Дам-де-ла-Гард, не пожалеешь, немец.
– Иван Яковлевич Брехт. – Решил полковник представиться.
– Тот самый писатель? – почти грамотный махновец. Как зовут того самого Брехта не знает. Выходит, не театрал.
– Дядя. Ну, в смысле, он мне дядя. Я ему племянник. Мой дядя самых честных правил …
– Ну, что, племяш, едем?
– Поехали, Фома Петрович, с ветерком, но без вывала.
– Ух, ты, какие познания?! Не по возрасту, да и не по нации. Ох, тёмный ты человек, немец.
– Иван Яковлевич.
– Оба вы тёмные. Садитесь уже. И сам голодный.
Век живи – век учись и дураком помрёшь. Оказывается, омары это и есть лобстеры. Откуда узнал. Да в меню было написано. Не сам прочитал, Андрей Мартьянов. В меню было следующее написано: «Омар европейский, он же Homarus gammarus обитает в Средиземном и Северном морях, встречается также в европейских водах от Скандинавии до Северной Африки. Относится к семейству Лобстеров или Nephropidae отряда Десятиногих ракообразных (Decapoda)». Интересное меню. Там про всяких рыбок вот такие небольшие статейки. Это, наверное, чтобы клиент не скучал, заказа дожидаясь. А что креативненько, сидишь, ждёшь своего разноцветного омара, ну, в смысле, ждёшь, когда он из разноцветного красным станет, и статейки из энциклопедии почитываешь.
Заказали блюдо под названием «Гратин из омаров». Вот плохо когда языка не знаешь. Что такое гратин? Пожаловался на это Иван Яковлевич вслух. Слюной исходя. Продолжение было неожиданным. Махновец поднял руку, подзывая гарсона, ну или официанта, чем они там отличаются. Не прискакал. Чинно подошёл с белой салфеткой через руку, ну, прямо как в кино.
– Василь Дмитриевич, тут немец интересуется, что такое «Гратин», – Да, что же это такое. Есть ли вообще французы в Марселе. Пока ни одного не встретили, то русские евреи, то русские махновцы.
– Фома Петрович, просил же не афишировать наше знакомство. Тут публика русских не очень любит.
– Так это свои. Конспираторы хреновы, их за версту видно, что русские. Из Испании, должно быть приплыли, интербригадовцы. Так что не переживай. Рассказывай про «Гратин».
– Да, я не шибко знаю. Андрейку позову – поварёнка. Он с омарами обычно возится. – А это точно та реальность? Может, в этой, Марсель русские захватили при Наполеоне и не отдали лягушатникам.
Пацан был в белом почти, так маленькие капельки оранжевого соуса видны, фартуке, и в колпаке. Всё как в старых фильмах. Был Андрейка веснушчатым и чуть рыжим, ну точный Нахалёнок, только подросший.
– Гратин? Так тут простой рецепт. Аккуратно разрезаем варёного омара вдоль. Вынимаем мясо из клешней, ножек и хвоста. Нарезаем его кубиком. Потом? – почесал затылок. – Тогда не так. Сначала нарезаем грибы ломтиками. Измельчаем лук. Слегка обжариваем на сливочном масле. Добавляем томатов парочку, от кожицы очищенных, и тоже порезанных мелко. Вливаем херес. Доводим до кипения. Варим до испарения жидкости.
– А сколько Хереса?
– Хереса? Ну, на ваши шесть порций всю бутылку папка вылил. Так, потом туда высыпаем муку. Перемешиваем. Вливаем сливки и тушим пять минут. Добавляем соль, кайенский и белый перец. Выкладываем мясо омара. Прогреваем. Не сильно, пару минуток.
– И всё? Чего тогда час почти ждать, я сейчас слюной захлебнусь?1 – перебил парнишку бывший белогвардеец.
– Не, дядечка. Это только начало. Выкладываем панцири омара, которые сохранили, на противень. Наполняем приготовленной начинкой. Посыпаем тёртым сыром. Запекаем в духовке ещё 10 минут.
– Хоть хлеба принеси. Круассан! – возопил Брехт.
– Чуть осталось. Аккуратно выкладываем омара на блюдо. Украшаем долькой лимона и зеленью. Вon appétit. Приятного аппетита.
– Аппетит?! Тащи тогда хоть херес! – набычился Мартьянов.
– Это не ко мне. Вот же дядечка Василий стоит.
– Василь Дмитриевич, а принеси нам той сливовицы, что мы с тобой пару неделек назад пробовали, – отменил херес махновец.
– Интересный паренёк. Вон, от горшка два вершка, а уже повар, – похвалил «Нахалёнка» Брехт.
– Французы не бывают «от горшка два вершка»… они бывают «высокими, как три яблока». Haut comme trois pommes. – Махновец дохнул в бокал и вздохнул полной грудью. – Ну-с, господа, поздравляю вас. Сейчас вы попробуете лучшую в мире сливовицу.
Событие тридцатое
После многолетних исследований и опытов британские учёные пришли к выводу, что ничто так не греет душу и тело, как тарелка пельменей, стоящая на животе.
Фингал был классным. Такой прямо синий и большой. Иван Яковлевич потрогал лицо, открыл рот, зубы были на месте. И это хорошо, сейчас со стоматологами и коронками проблема. Только золотые или железные, ходить сверкать золотыми зубами. Нет, не наш метод. Дальше. Рёбра, справа болели, и там тоже был синяк, но это просто ушиб, сломаны не были. Ещё голень на левой ноге болела, но тоже ни трещины, ни перелома. Просто ушиб, как и рёбер. То есть, отделался тремя синяками и шишкой на лбу. И это было хорошо. Плохо было другое. Брехт ничего не помнил про драку. Вот как отрезало. Помнил, как ели омара, который лобстер, и как пили сливовицу, а потом вот уже лежит в номере гостиницы на кровати и у него всё болит. А ещё похмелье, не такое, как после обмывания ордена «Алькантара» с каудильо Франко, но тоже, не как огурец себя чувствовал. Вот, огурчиков бы парочку малосольных с удовольствием схрумал.