Проклятый бог (СИ) - Маркелова Софья. Страница 29
— Пока что можно выдохнуть, — с заметной хрипотцой сказала Лантея. — От преследователей мы сбежали, и в буре никого не потеряли. Что ждет нас дальше — одной богине известно. Возможно, в следующий раз все обернется куда хуже.
— Особенно если среди нас по-прежнему останутся те, кто желают смерти всему отряду, — очень тихо и угрожающе проговорил Виек. После этой фразы замолчали все, а Оцарио, сидевший с краю, дальше остальных от лампы, невольно сжался и отвел глаза в сторону.
Теперь на него смотрели все, без исключения. Чувствуя тяжесть безмолвных упреков, торговец в конце концов не выдержал и взорвался чередой оправданий:
— Я мог бы тихо проскочить мимо них! Если бы Лантея меня не остановила, то чужаки не заметили бы нас никогда в жизни!
— Последнее, что тебе следует сейчас делать, так это обвинять во всем посла, — сурово сказал Манс, который хоть обыкновенно и относился к Оцарио по-дружески, но вот нападок в сторону сестры простить никак не мог.
— Вы все не понимаете! — затянул свою песнь торговец, стаскивая с головы тюрбан и принимаясь его мять в руках. — Я лишь хотел вернуться обратно, пока буря не добралась до стоянки, и забрать свой кисет… Эти свитки были моим шансом на лучшую жизнь, на жизнь, о которой я мечтал!
— Теперь очень многое прояснилось, — недобро усмехнулась Лантея, поднимаясь со своего места. — Раньше я удивлялась, как ты мог быть таким успешным лавочником со своей бестолковостью. Как вообще торговец пустыми безделушками сумел расширить свое дело до подобных объемов? А оказалось, что без помощи заботливой матери и любезных братьев ты никто, Оцарио Фуйима.
Услышав подобное, Виек тихо присвистнул и презрительно выплюнул, не стесняясь в выражениях:
— Так ты, сука, отправился в это путешествие только для того, чтобы сбежать от матриарха и подзаработать себе на новую жизнь?
— Я лишь хочу избавиться от финансовой зависимости перед своей семьей, — насупившись, произнес Оцарио. — Я годами рыскал по побережью и избороздил все пустыни вдоль и поперек в поисках артефактов древности, в надежде отыскать однажды сокровище, которое позволит мне разбогатеть и отказаться от патронажа матриарха. Без ее денег, покровительства братьев и моего звучного титула этими товарами бы никто не интересовался! А я хочу жить сам, по своим законам и правилам, не чувствуя себя должным перед кем-то. Я хочу быть свободным…
— И ты, бесполезный засранец, решил, что клочок старого пергамента поможет тебе в этом? — нервно засмеялся Виек, проводя ладонью по своем грязному покрытому щетиной лицу.
— Эти свитки — ценнейшая моя находка за всю жизнь. Тысячелетний журнал забытого культа! Уникальный сохранившийся артефакт! Я бы выручил за него целое состояние…
— Бред! — оборвал Оцарио гвардеец. — Ты, блядь, должен был разбираться не с деньгами, а со своей семьей! И тогда не пришлось бы собирать мусор по пустыням и подставлять весь отряд сегодня!
— Что толку теперь кричать и твердить мне что-то? — вспыхнул торговец, стискивая челюсти. — Я уже потерял свой единственный шанс! И в ваших глазах, судя по всему, я теперь отброс…
Нависая на Оцарио зловещей тенью, Лантея произнесла:
— В этом ты прав. Больше ни у кого здесь нет к тебе доверия. Поставив собственные эгоистичные потребности выше жизней товарищей сегодня, ты показал свое истинное лицо — лицо подлеца.
Она плюнула прямо под ноги трусливо сжавшемуся в комок торговцу и отступила к противоположной стене помещения, не желая даже рядом стоять с этим жалким ничтожеством. Виек мелочиться не стал: он от души врезал кулаком в бок Оцарио и не стал продолжать лишь потому, что Эрмина остановила его руку. Другие члены группы лишь отвели глаза в сторону и промолчали.
Так все и сидели несколько долгих часов в тягостной тишине, изредка пересекаясь взглядами и ожидая, когда же за пределами укрытия уляжется буря. Сквозь стены еще долго были слышны завывания ветра, гул воздушных потоков и шум песка, постепенно обволакивавшего убежище маленького отряда со всех сторон. И лишь когда снаружи замолкли все звуки, пустынники стали прорывать путь наружу.
Трудно было сказать, сколько времени ушло у них на то, чтобы выбраться на поверхность сквозь все слои песка, но когда они вновь сумели подставить свои лица солнечным лучам, то небо уже было чистым, как слеза. Во все стороны тянулись лишь ровные золотистые барханы, ничем не тревожимые, и не были и следа чужого присутствия. Буря улеглась.
Глава четвертая. Под сенью деревьев хацу
За свою долгую жизнь альвы обыкновенно меняют три имени. Первое дается на сакральный восьмой день после рождения: альвы верят в силу имени и в его влияние на дальнейшую судьбу, поэтому родители основательно подходят к выбору. По достижении пятидесяти лет альвы сами подыскивают себе второе имя, и часто оно — подсознательное желание чего-то достигнуть. Третье имя альвы получают на столетие от соплеменников по своим заслугам или дурным деяниям. В Ивриувайне мало тех, кто перешагивает порог в полторы сотни лет, но таким долгожителям четвертое имя выбирает сам Синклит. И те, кто носят его — самые почитаемые старейшины Могучего Леса.
Волхв Уда клана Талхит из города Филд. «Гнев Омеотана»
В первую ночь после всего произошедшего спокойно спать никто в отряде не мог. Воспоминания о преследователях были еще слишком свежи, чтобы беззаботно и безбоязненно отдыхать, позабыв обо всем на свете. Теперь пустыни больше не казались такими необитаемыми, а чувство подстерегавшей за каждой дюной опасности довлело над всем посольством.
— Думаю, мы с Виеком встанем сегодня в караул, — решительно сказала Эрмина вечером на стоянке, кивая своему мужу. — Вы постарайтесь выспаться, а мы проследим, чтобы ничего не произошло и никто к нам не подкрался незамеченным.
— Разбудите и меня, как надо будет кого-то сменить, — попросил Манс, потягиваясь и с удобством располагаясь на шкурах. — Пару часов посидеть в дозоре я более чем готов.
— Может быть, и я тоже поучаствую? — робко подал голос Оцарио, но все сделали вид, что его никто не расслышал. Весь этот долгий день отношения между торговцем и остальными членами делегации не ладились, ведь отныне общаться с отщепенцем мало кому хотелось: лишь Манс еще кое-как терпел Оцарио, ведя с ним тихие беседы, и Лантея изредка могла расщедриться на парочку каких-нибудь нейтральных фраз, сказанных довольно прохладным тоном. Вот и теперь слова торговца будто бы никто не заметил, отчего тот еще больше поник и отвернулся от всех.
Первой заступила в дозор Эрмина. Выбравшись из песчаной юрты, она села спиной ко входу, чтобы в ее поле зрения оказалось все пространство перед стоянкой. Остальная группа расстелила шкуры, укрылась плащами и через четверть часа все мирно заснули, убаюканные тихим ветром и уповая на защиту своих верных воинов, неустанно охранявших покой отряда.
На следующее утро делегация двинулась в путь сразу же, как только посветлел горизонт. В середине дня им повезло набрести на извилистую неширокую речку, берега которой поросли густой травой и объемным кустарником. Вода оказалась мутноватой, но вполне годной для питья. Искупавшись и пополнив бурдюки, группа навела переправу, на скорую руку возведя из песка мост, и скорее направилась дальше.
— …Значит, эти псы, эти самые ксоло, о которых ты говоришь, и правда так умны? — с сомнением поинтересовался Манс, пощелкивая бусинами своих четок.
Они вдвоем с профессором ехали бок о бок и неторопливо беседовали с самого утра. Давивший на голову солнечный жар неустанно клонил в сон, и сопротивляться ему порой едва хватало сил.
— Еще как, — вяло ответил Ашарх, сцеживая зевоту в кулак. — Они вышколены, обучены командам и во всем слушаются своих хозяев. Опасные звери. От такого трудно унести ноги, а если вцепится клыками в плоть, то уже ничем челюсти ему не разжать — раздробит кости и раздерет мясо за пару мгновений!
— Ну, со всадником на спине они ведь не так уж и ловки… — неуверенно пробормотал Манс и легко коснулся иглы наездника в основании головы своей сольпуги. Стекло с противным чавканьем сдвинулось в сторону, из плоти выступило немного скверно пахнущего гноя, из-за чего юноша поморщился и скорее убрал руку. После головокружительной погони, случившейся прошлым днем, когда наездникам пришлось во весь опор гнаться прочь от имперцев, глубоко всаживая стеклянные иглы в тела пауков, у многих из животных раны воспалились. Грязь, занесенная бурей, вызвала заражение, и теперь желтоватый ихор сочился из отверстий почти постоянно, что никому не прибавляло хорошего настроения.