Юнга (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 26

Доверие и воинский дух команды. Этому также следует уделять первостепенное значение. Всякому видящему известно, сколь существенно меняется проживание и ощущение времени у человека в разных душевных состояниях и какие немыслимые в обычных условиях сверхусилия становятся возможны единому в своем порыве и решимости корабельному составу.

Этот феномен пока недостаточно изучен, понят и оценен. Дело за вами, новыми исследователями сферы тонких энергий».

Каждый раздел книги был посвящен определенному блоку: навигация, управление огнем, управление кораблем в бою, личная военная подготовка и возможности одаренного. И все это через призму овладения силой, через понимание энергофизических закономерностей и логики.

В эту ночь Марту не спалось. Небольшая книжка, едва на сотню страниц, была проглочена им в один миг и до наступления темноты прочитана еще дважды. Каждое слово, каждая мысль, содержавшаяся в этом труде, отпечаталась в его сознании, как будто была высечена в камне. А потом он лежал на кровати и мечтал, под сладкое посапывание Кима. Лишь под самое утро удалось забыться и немного отдохнуть.

Теперь он знал, чему посвятит свою новую жизнь, с непонятной щедростью подаренную ему судьбой. Во что бы то ни стало, он посвятит себя небу и ни за что, не взирая ни на какие препятствия, не свернет с указанного ему свыше пути!

Проснулся он довольно поздно. Во всяком случае, дед Игнат, как все чаще он стал называть про себя крестного, уже не спал, а, разложив на изрядно замасленной тряпице детали своей винтовки, деловито чистил ее, попутно травя пристроившемуся рядом Виктору какие-то байки.

— Это вам за службу дали? — поинтересовался Ким, с восхищением разглядывая оружие.

— Держи карман шире, — ухмыльнулся смотритель маяка. — У нас за верную службу только геморрой получить можно, да еще пенсион вполовину жалованья.

— Для охраны маяка выдали? — не унимался любознательный сын двух братских народов.

— Почти, — загадочно отвечал старик, но потом сжалился над изнывающим от любопытства мальчишкой и рассказал, как есть.

— Эти винтовки, точнее автоматические карабины Симонова [30], нам для испытаний дали. Ну мы, понятное дело, не поленились для государя и отечества и так их уработали, что некоторые в хлам расстреляли, а иные и того хуже. Ну их и списали, как утраченные во время боевых действий. А когда мне в отставку выходить, наш оружейник одну из тех, что поцелее, в подарок и преподнес. Из уважения, значит. А на маяк, твоя правда, винтарь положен. Выбирай, говорят, Игнат Васильевич, и показывают «крынку» [31], которая еще, поди, Невельского помнит, три берданки и две трехлинейки казачьи.

— А вы что же?

— А что я? У меня все есть. Только патроны взял, да и тех больше для порядку.

— Доброе утро, — поздоровался Март.

— Здоров ты спать, крестничек! — ухмыльнулся бывший боцман. — Ну да не беда. Главное, чтобы на здоровье. Завтракать-то будешь?

— Ага. Только винтовку сначала почищу.

— Вот это правильно! Только опоздал ты. Брат твой названный уже о ней позаботился. Ничего так, смышленый парнишка. Я ему разок показал, он и справился.

— Меня дяденька Игнат обещал еще стрелять научить, — похвастался сияющий, как новенький медный пятак, Витька.

— Научу-научу, — потрепал его по голове смотритель. — Иди лучше лучины наколи. Чай будем пить.

Пока приятель был занят растопкой самовара, Март разглядывал висевшие у крестного над кроватью картинки. Часть, как это и положено служивому человеку в дальних краях, представляли собой изображение девушек. Одни были в национальной одежде, другие в европейской, а некоторые в столь фривольных нарядах, что Вахрамеев-младший невольно покраснел. Впрочем, занявший его тело Вениамин Мартов этому обстоятельству только удивился. Поскольку для его испорченного цивилизацией восприятия эти открытки не представляли ничего эдакого.

На стене висело еще несколько фотографий с бравым боцманом Вахрамеевым и его боевыми друзьями, снятыми в различных уголках земного шара, куда их заносила служба и воздушный фрегат «Паллада». Ну и центральное место во всей этой композиции занимало изображение царствующего дома с портретами российских императоров, а также краткими пояснениями, кто кому приходится. И вот тут было совсем уж непонятно.

Дело в том, что царствование Николая II началось сразу после Александра с таким же номером и прозвищем «Освободитель». Длилось оно довольно долго, и только потом наступила очередь Александра III, которого никто не называл «Миротворцем». Причем, для Мартова это было дикостью, а вот для Вахрамеева делом само собой разумеющимся.

«Где же точка бифуркации»? — задумался Март. — «Хотя, чего тут гадать… метеорит…»

— Что, карточки мои понравились? — спросил крестный.

— Типа того, — кивнул парень.

— А вот эта? — усмехнулся Игнат и показал еще одно фото, единственное бывшее в рамке и с подставкой. На нем легко было угадать самого Вахрамеева-старшего в парадной форменке с крестами и медалями на груди и восьмилетнего мальчика в матроске, доверчиво прижавшегося к своему спасителю. А за их спиной стеной стояли бравые бойцы абордажной команды фрегата «Паллада» и улыбались.

Потом они втроем пили крепкий чай, закусывая недогрызенными вчера каменно-твердыми пряниками. Вахрамеев-старший рассказывал им разные занимательные истории, которых знал множество. Судя по словам смотрителя маяка, жизнь, а главное — служба, успела помотать его по всем странам и континентам: от жаркой Африки до ледяной Антарктиды. Затем разговор плавно перешел на его гостей.

— Вы чем заниматься-то думаете? — без обиняков спросил отставник.

— Я с Мартом пойду! — сразу же ответил Витька. — Пока я рядом, с ним ничего не случится.

— Ишь как, — высоко поднял брови Игнат и обернулся к крестнику, — а ты как располагаешь?

— В небо меня тянет, — мечтательно улыбнулся Март. — И всегда тянуло. Каждую ночь снится: будто я либо сам лечу, либо на большом воздушном корабле. В лицо ветер дует, а высоко так, что дух захватывает.

— Стало быть, тебе прямая дорога в Воздушный флот! Ну а что, дело хорошее. Одаренного, помяни мое слово, там с распростертыми объятиями примут. И разобраться помогут, куда с такими способностями лучше: в штурмана или артиллеристы. А там, глядишь, и в адмиралы выйдешь!

— Вот с этим проблема, — покачал головой крестник. — Не хочу я в военные.

— А что так? — прищурился Вахрамеев-старший.

— Воевать не люблю!

— Это я заметил, — усмехнулся в усы отставник. — Но я тебе так скажу. Кому быть суждено повешенным, тот не утонет. С военной службой точно так же. Не миновать тебе ее.

— Это почему же?

— Как тебе сказать, парень. Драка впереди большая. И никто в стороне не останется.

— Но почему?

— Ох, слышали бы меня господа офицеры… в общем, если коротко, то слишком уж наша Россия большая. И всего в ней так много, что на три таких народа хватило бы, даром, что нас больше трети миллиарда. А вокруг, сами поди знаете, что творится. Великая, мать ее, депрессия! И всем кажется, что если у соседа кусок отобрать, то и свой сразу слаще станет… А у кого самый большой кусок? Известно у кого, — у нас!

— И что делать? — подался вперед Витька.

— А что тут сделаешь, — развел руками Игнат. — Только в готовности быть, как давеча. Строят британцы новые корабли, стало быть, и нам надо. Придумали радары, значит, и нам подавай! Так же и с пушками, и с танками и прочим, что только на погибель роду человеческому не придумали.

— Но ведь у нас же самые сильные воздушные фрегаты! — снова воскликнул Ким.

— А вот это бой покажет, ребятки, — покачал головой старик. — Раньше так и было, не спорю. А теперь, кто знает, как оно повернется. И что хуже всего: все на нас в обиде. Вроде как мы у них прямо изо рта кусок увели. И немцы, и англичане, и уж, конечно, японцы. А из союзников у нас только французы, да и те… лучше враги, чем такие друзья. В общем, рассчитывать придется только на себя. А потому всех, кто такой дар имеет, что к военному делу пригоден, сразу в строй поставят!