Близость. Переходя черту (СИ) - Довлатова Полина. Страница 23
Но когда я спускаюсь вниз, меня ждёт разочарования, потому что Андрея дома я не застаю. Вместо этого меня встречает незнакомый мужчина, на вид слегка моложе Андрея.
- Екатерина Петровна, доброе утро. – обращается он ко мне, видимо замечая замешательство на моём лице – Меня зовут Антон. Андрей Петрович просил передать Вам, что он вынужден был отлучиться по срочным делам и приставил меня, для обеспечения Вашей безопасности на время своего отсутствия.
- А… а сам Андрей… он когда придёт? – на самом деле я хочу спросить совсем другое. Например, почему мне вообще потребовалась охрана, но благоразумно не задаю этот вопрос, потому что, кажется, понимаю, что именно побудило Андрея приставить ко мне надзирателя. Очевидно, он опасается, что я снова сбегу из дома, и раз запертая дверь удержать меня не может, то он приставил ко мне охранника, чтоб сторожил меня до его возвращения.
Как ни странно, в данный момент эта мысль меня не злит. В действительности я ощущаю вину за свою вчерашнюю выходку, признаю, что совершила большую глупость, и понимаю, что, по сути, если бы не моя ночная вылазка, того, что было между мной и Андреем могло и вовсе не произойти.
- Он не сообщал. Только просил передать на словах, чтобы вы были благоразумны и не совершали необдуманных действий.
А я и не буду. Хоть раз в жизни поступлю как взрослый человек. Дождусь Андрея и мы с ним обо всём поговорим. Больше я не стану бегать от него и как страус прятать голову в песок в надежде скрыться от проблем.
***
Минуты тянутся мучительно медленно, постепенно складываясь в часы, которые кажутся мне вечностью. День уже переваливает за половину, а Андрей всё не возвращается. Руки зудят от желания набрать его номер, но я не решаюсь. Нет, лучше дождаться, когда он придёт, по телефону проблем всё равно не решить, так только ещё больше изведу себя.
Мне хочется выйти на улицу, погулять с Майло, подышать свежим воздухом и хоть немного проветрить мозги, но приставленный ко мне конвоир говорит, что у него распоряжение не выпускать меня из дома. Поэтому щенка приходится просто пустить побегать во дворе под присмотром того же Антона.
Стремясь хоть как-то скоротать время, я делаю уборку в доме, мою полы и готовлю ужин. Тем более, что Мария Ивановна после моего дня рождения отпросилась у Андрея в отпуск, чтобы навестить недавно родившую дочь и помочь ей с внуком, и на время её отсутствия, хозяйство я решила взять на себя.
Я запекаю в духовке жаркое и готовлю для Андрея его любимый шоколадный пирог, которым в детстве нас баловала мама.
Как раз к тому моменту, когда духовка пищит, извещая о том, что пирог готов, слышу звук открывающейся входной двери.
Сердце тут же ускоряет свой ритм, сбивчивым шагом переходя на стремительный бег. Понимаю, что настал тот момент, после которого всё станет ясно. Буквально через несколько мгновений решится моя дальнейшая судьба. От этой мысли ладони начинают потеть, а внутренности дрожат, отдаваясь лёгкой тошнотой из-за сильного волнения.
Не в силах больше ждать, сама выбегаю на встречу Андрею, но у входа замираю, как вкопанная, потому что на пороге нашего дома стоит не он, а его невеста. Кристина.
Глава 24. Андрей
Священник заканчивает отпевание, и толпа начинает по одному подходить к гробу, чтобы бросить горсть земли на крышку и иметь возможность в последний раз проститься с покойным.
За свою жизнь я столько раз видел трупы и бывал на похоронах, но до сих пор так и не смог привыкнуть к тяжёлой, мрачной ауре, витающей над кладбищем. Да и можно ли вообще привыкнуть к смерти? И почему она вызывает такой страх у большинства живущих на земле?
Ведь все мы прекрасно понимаем, что эта участь не минует никого. Праведники мы или грешники, рано или поздно каждый из нас окажется там же – в дубовом прямоугольном ящике на глубине двух метров от уровня земли.
Фридрих Энгельс когда-то сказал: Люди боятся смерти по той же причине, по которой дети боятся темноты, потому что они не знают, в чём тут дело.
Человека всегда пугает неизвестность. А есть ли в этой жизни что-то более таинственное и неизведанное, и в тоже время такое простое и обыденное, чем смерть? Может ли кто-то дать чёткий ответ на вопрос, что ждёт нас дальше, после того как фиброзно-мышечный орган прекратит свои ритмичные сокращения, навсегда перестав перекачивать кровь через артерии? Что станет с душой, когда она попадёт туда, откуда никому и никогда ещё не удавалось вернуться? И существует ли вообще эта самая душа, или это всего лишь плод людских фантазий, успокоение для тех, кто не может смириться с неизбежным?
Сейчас, смотря на то, как служители кладбища машут лопатами, навсегда проводя черту между живыми и мёртвым, я думаю о том, как чувствовала себя Катя, в тот момент, когда хоронили наших родителей. Думала ли она о том же, о чём сейчас размышляю я? Понимала ли, что её родители никогда больше не вернутся? Вспоминала ли она в тот момент обо мне, желая разделить своё горе с единственным оставшимся у неё близким человеком, или в тот момент уже мысленно похоронила меня в своём сердце, словно мёртвого, о котором лучше не вспоминать лишний раз, чтобы не причинять себе дополнительную боль.
Катя.
Что бы я ни делал, в каком месте ни находился, мои мысли неизбежно возвращаются к ней. Её образ занял всё моё пространство, заполнив мозг, грудную клетку и сердце до отказа. И даже не смотря на то, что её так невыносимо много, мне, кажется, всегда будет этого недостаточно.
Я так чертовски виноват перед ней за всё, что ей пришлось пережить. Меня не было рядом, когда она хоронила родителей, не было рядом, когда соседка отвозила её в детский дом.
Сможет ли она когда-нибудь простить меня за всю ту боль, которую испытала по моей вине, и продолжает испытывать до сих пор?
И всё же душа существует. Ведь сердце, как орган, не способно любить или ненавидеть, радоваться или печалиться, гордиться или испытывать стыд. На все эти чувства способна только душа, и вчера я в очередной раз ранил Катину.
Ни секунды не прошло с событий вчерашнее ночи, чтобы я не проклинал себя за свою слабость. Чувствую себя чёртовым ублюдком, практически изнасиловавшим самого дорогого мне человека. Не понимаю, где были мои мозги в тот момент, когда она кричала и вырывалась, умоляя меня остановиться.
Разум словно заволокло чёрной плотной пеленой, превратив меня в обезумевшего зверя, учуявшего запах самой заветной и желанной добычи.
И всё равно какая-то безумная, дикая часть меня продолжает торжествующе выть от осознания того, что первая в её жизни близость была со мной. И как бы я ни старался заглушить этот кличь, как бы ни ненавидел себя за то, какой жертвой досталась мне эта победа, росток этой мысли продолжает упорно просачиваться сквозь трещины сознания, пробивая себе путь наружу, снова и снова донося до меня осознание того, что эта девушка должна принадлежать мне.
Первый поцелуй, первая близость, первый секс. Во всём у своей девочки я буду первым и последним. Но только не так. Не как вчера, не ценой её боли и слёз. Мне не нужно её тело, просто как факт обладания. Я так маниакально жажду её любви. Зверею и схожу сума от того, что не могу добиться от неё взаимности.
Я понимаю, что сам виноват в том, что она отталкивает меня. Надо было давно сказать ей о том, что чувствую. Боялся. Как последний трус боялся того, что она не поймёт, сбежит, отгородится. И чего добился в итоге? Именно того, чего больше всего на свете страшился.
Вчера Катя так истерически требовала, чтобы я покинул её спальню, что, казалось, если я не исполню её желания, малышку хватит нервный срыв. Но сегодня я просто обязан всё ей объяснить. Я чувствую, что если не сделаю этого, то потеряю её навсегда. Понимаю, что она может не принять моих чувств. Но она в любом случае имеет право знать правду. Она ДОЛЖНА знать эту правду, чтобы понимать, что для меня по-прежнему нет никого важнее и дороже.