Поспорь на меня (СИ) - Эн Вера. Страница 67

Он действительно не терпел бесчестности, а Катя, к сожалению, сделала все, чтобы самым бесчестным человеком в его глазах выглядел Давыдов. Устроила его по блату в универ, осталась у него на ночь, встречаясь с другим, заставила его поспорить на нее с другим парнем — неудивительно, что отец, узнав об этом, потребовал обходить его дочь стороной; и Катя положа руку на сердце не смела его в этом упрекать. Сама же и была во всем виновата. И наследственность — что папина, что мамина — тут ни при чем.

— Не переживай, — неожиданно проговорил отец, кажется понявший ее состояние без всяких слов. — Нет в жизни безвыходных ситуаций, сегодня я это точно понял. И даже если кажется, что все идет наперекосяк и никогда не станет таким, как ты хочешь, надо всего лишь попытаться взглянуть на это другими глазами и зайти с другой стороны. А ты, к счастью, не умеешь сдаваться.

Катя чуть грустно усмехнулась, но спорить не стала. Если папа окажется прав, она станет его вечной должницей и даже не будет тяготиться своим долгом. Только пусть бы он оказался прав! Большего Катя сейчас уже и не желала.

Город неожиданно оказался слишком большим — или это дождь тормозил движение, создавая заторы даже на обычно спокойных перекрестках? Они давно уже проехали центр и направлялись на северную периферию, в которую зачем-то забрался Давыдов. Подальше от Кати, чтобы не пересечься с ней даже случайно в транспорте? Она очень хотела верить, что это неправильный ответ, но мысли — одна глупее другой — по-прежнему упрямо лезли в голову, отнимая последние силы и последнюю решимость. Скорей же, скорей, пожалуйста! Пока не случилось еще каких-нибудь неприятностей. И пока Катя еще верила в себя хоть немного.

Наконец отец завернул в какой-то двор и подъехал к промокшему серому зданию, в торце которого спрятался неприметный магазин со столь же неприметным названием «Worldof games». Катя даже подскочила на сиденье и вцепилась руками в его обивку, глядя в темные стекла умоляющим взглядом. Ну конечно, конечно, следовало сразу догадаться, что Ромка, даже бросив университет, постарается быть поближе к своей мечте. Он же браслет завязал, пообещав себе стать айтишником, не мог же нарушить слово.

Катя потерла собственное запястье, где со вчерашнего дня был накрепко завязан оранжевый браслет с весьма самонадеянным обещанием. Но Ромка же не отступал перед трудностями, и она не имеет права. Да и не сможет она теперь отступить, когда он наконец снова так близко и нужно лишь толкнуть дверь и переступить порог…

— Пойдем? — голос отца заставил Катю вздрогнуть и перевести на него потерянный взгляд. Потом она замотала головой и снова стиснула кулаки.

— Можно я одна, пап? Мне… надо одной поговорить с Ромкой… Это недолго…

Он понимающе улыбнулся и достал из бардачка какой-то конверт. Протянул его Кате.

— Передай Роману. Это мои извинения. Впрочем, если понадобится звуковое сопровождение…

Катя недоуменно хлопнула глазами. А она думала, отец понял Ромку.

— Он не возьмет денег, пап! Только не Ромка!

— Это не деньги, — по-доброму усмехнулся отец и, раскрыв конверт, предложил Кате заглянуть внутрь. — Билеты на хоккейный финал. Думаю, от такого даже твой Давыдов не откажется.

Катя заулыбалась, благодарная за понимание, и быстро обняла отца за шею. Потом сунула конверт в сумочку, зажмурилась на секунду и вышла из машины. Капюшона у нее не было, как и зонтика, и лучшее, что Катя могла сейчас сделать, это немедленно забежать в Ромкин магазинчик, но не вовремя нахлынувшая робость остановила под деревом, закрывающим обзор из витрин. Катя глубоко вздохнула и обхватила себя руками, стараясь успокоиться.

Да, Ромка может выгнать. Да, он имеет такое право и Катя слова не скажет против. Да, после этого все будет явно, а Катя даже не придумала, как ей начать столь важный разговор. Как будто времени не было! И как будто не сейчас решалась ее судьба.

Отец в машине нетерпеливо развел руками и показал на дверь. Конечно, это очень по-мужски — решать дело кавалерийским наскоком. Но Катя не была кавалеристом. И гусаром не была тоже. Даже возлюбленной гусара.

И не желала, чтобы ей руководили.

Она снова открыла дверцу машины и умоляюще сложила брови.

— Уезжай. Пожалуйста. Я справлюсь сама. Я должна справиться сама.

Отец было нахмурился, явно не приветствуя эту идею, и даже открыл с недовольным видом рот, однако следом вдруг усмехнулся.

— В соседнем дворе подожду, — сказал он. — Но в ответ ты пообещаешь позвонить мне, если потребуется помощь. Любая помощь, Катюш! Я должен знать, что с тобой все в порядке!

Забавно, еще пару часов назад Катя сочла бы эти слова посягательством на свою свободу, а сейчас увидела в них лишь отцовскую заботу. И со всей искренностью дала просимое им слово. Если Ромка не захочет ее знать…

Нет, хватит, хватит пессимистических прогнозов! И так уже довела себя до того, что руки дрожат и губы дрожат тоже. Не хватало еще, чтобы Ромка из жалости пустил ее внутрь, а потом постеснялся отправить в дождь. Не это ей было нужно. Она хотела его любви. Она умирала в этом желании.

Отцовская «тойота» наконец скрылась за поворотом, и Катя, на секунду прижавшись к мокрому стволу спиной, сделала решительный шаг к такому же мокрому крыльцу. И тут же отпрянула: закрываясь курткой от дождя, внутрь вбежал какой-то человек. Катя даже кулаком по коре стукнула, рассердившись и на него, и на себя. Нет, сейчас нельзя, она же даже отца отправила, чтобы никто не помешал им с Ромкой поговорить. Значит, снова придется ждать. И ругать себя за то, что упустила момент.

Катя прижалась боком к дереву, буравя взглядом дверь и призывая несвоевременного покупателя поскорее свалить из магазина. Но тот, очевидно, не торопился обратно в дождь, не подозревая, что каждая украденная у Кати минута сгущает над его головой куда более темные тучи, чем те, что закрывали собой апрельское небо. Небо, не переставая, плакало, медленно, но верно превращая Катю Сорокину в мокрую курицу, а заветная дверь все не открывалась, словно мстя за первую нерешительность.

Когда внутрь вошел еще один человек, Катя едва не взвыла. Рука так и потянулась к телефону, чтобы позвонить 112 и сообщить о пожаре в магазине «World of games». Пусть приедут и выкурят этих придурков на улицу! Сколько можно торчать внутри? Они там все игры, что ли, скупили? Или полное прохождение себе заказали?

Катя осторожно подкралась к двери и заглянула внутрь. Хоть бы одним глазком Ромку увидеть, чтобы вообще понять, что он здесь и этот замечательный Дмитрий Саныч не обманул со сведениями. Но два проклятых покупателя закрывали своими телесами прилавок, и Кате оставалось только переминаться с ноги на ногу и надеяться, что они свалят все-таки раньше, чем появится кто-то еще. Впрочем, если появится, Катя решительно пойдет на перехват и скажет, что магазин закрыт на учет. А потом… Потом купит дымовую шашку и подбросит ее внутрь. Пусть Ромка сочтет ее окончательно сумасшедшей — все лучше, чем действительно сойти с ума в этом невыносимом ожидании. Да сколько же можно?! Или отставить в сторону свои заморочки и зайти в магазин прямо сейчас? Какая, в конце концов, разница, будет ли внутри кто-то лишний, — она все поймет по Ромкиному взгляду. Врать-то он никогда не умел.

Катя зажмурилась и начала обратный отсчет от десяти. Медленно, но без всяких уступок. Если на «нуле» никто так и не выйдет, она зайдет внутрь сама. Устроит в магазине потоп, но, может, водным потоком оттуда вынесет этих двоих?

Или она их…

Дверь отворилась на «четверке». Из магазина — один за другим — выплыли сразу оба покупателя, а табличка «Открыто» на стене неожиданно сменилась на противоположную.

Катя опрометью бросилась вперед, расталкивая спускающихся с крыльца неуклюжих покупателей, и рванула дверь на себя.

И уперлась взглядом в черные изумленные глаза Ромки Давыдова… 

Глава 29

Сил ждать и дальше попросту не осталось. Понедельник и так всегда был самым скучным днем, в который покупатели появлялись разве что ближе к вечеру, а то и не появлялись совсем, а нынче часы и вовсе тянулись с какой-то издевательской медлительностью. Да что там часы: Рома за пятиминутку умудрялся несколько раз посмотреть в телефон, а цифры на экране и не думали меняться. И игра сегодня не скрашивала время простоя: Рома постоянно ловил себя, что забыл, на чем остановился, и вместо кодов на экране монитора видит невесть когда отсканированные Катюхины рисунки. Про английский и говорить не стоило: любое слово немедленно воскрешало в памяти какой-нибудь момент, связанный с Сорокиной, и Рома просто выпадал из реальности, отдаваясь этим самым воспоминаниям, кажется слишком долго изгоняемым из души и из мыслей.