Странник с планеты Земля (СИ) - Тимофеев Владимир. Страница 3
Проплывающая под нами земля казалась такой близкой, такой настоящей, что подспудно хотелось просто отдать команду на спуск и больше не думать о том, правильно ли установлены координаты, не попадём ли мы при снижении в зону сплошного тумана, где даже с таким индексом как у меня ловить нечего.
Защитный барьер, будь он трижды неладен, искажал реальность не хуже маскировочного поля самого продвинутого космического корабля с самым мощным реактором. Всё, что мы видели сейчас на экранах, являлось иллюзией. Качественной и смертельно опасной…
— Три… два… один… Ноль!
Стрелка визира соединилась с виртуальным крестиком на экране.
Выстрел скрут-пушки, как обычно, никто не услышал…
— Карстен! Принимайте командование, — бросил я, поднимаясь.
— Да, экселенц, — отозвался лейтенант-командор.
— Спускаемся на следующем витке, — сообщил я поднявшимся вместе со мной Анцилле и Гасу. — А вы, командор, — я опять повернулся к командиру «Авроры», — ждёте нас здесь четыре недели. Если с истечением этого времени мы не дадим знать о себе, возвращаетесь на Мегадею. Дальнейшие инструкции получите от капитана Дидрича. Приказ понятен?
— Понятен.
— Действуйте…
Ждать, когда крейсер снова пройдёт над тем местом, откуда мы принимали сигналы, пришлось около ста минут. Небесная механика, ничего не попишешь. Задействовать двигатели, чтобы увеличить скорость вращения, я запретил. Мало ли кто тут болтается возле планеты. Политический и промышленный шпионаж ещё никто во Вселенной не отменял. Мой личный опыт на Шугаду говорил об этом достаточно ясно.
Почти половину времени, пока корабль совершал виток, мы — я, Гас и Анцилла — провели внутри челнока. Кого-то ещё включать в экипаж смысла не было. Каждый из нас умел пилотировать, каждый умел воевать, у каждого внутри был барьер. Последнее — самое важное. Отвлекаться на спасение и защиту не владеющего барьерной энергией человека значило провалить миссию. Хотя миссия — это слишком расплывчато. В чём-то наши задачи и цели совпадали, в чём-то разнились.
Мне эта экспедиция требовалась, чтобы подтвердить догадки насчёт барьера и выполнить, наконец, то, что пообещал Пао — дать ей и другим обитателям Флоры ключ, открывающий им путь к звёздам. Шансы на это имелись, и неплохие. Насмешка судьбы заключалась в том, что окончательно решить «проблему барьера» я в одиночку не мог, а мог только с Анциллой… А, возможно, ещё и Пао к этому делу привлечь.
Как они отнесутся друг к другу, вопрос вопросов. Тем более что Паорэ, когда я её оставлял, должна была вот-вот родить, и какой теперь получится наша встреча, никто предсказать не мог.
Сам себе я временами казался каким-то жиголо. Тут герцогиня, там баронесса. Тут сын, там дочь. И оба раза папаша при родах отсутствовал и, мало того, даже не помышлял подать весточку, что, типа, безумно рад, мечтаю увидеть отпрысков, готов платить алименты. Насчёт алиментов — это, конечно, шутка, но, как известно, правда во всякой шутке, где больше, где меньше, присутствует обязательно.
Анцилла, по крайней мере, готовилась к нашему полёту на Флору весьма основательно.
Судя по её же словам, ей просто безумно хотелось встретиться со своей, типа, соперницей. По-моему, её даже тайна барьера интересовала постольку-поскольку. Получится разгадать — хорошо, не выйдет — и бог с ней. Что конкретно ей двигало — заочная ревность или извечное женское любопытство — сказать сложно. Сама она заявляла, что ей действительно интересны только две вещи: чем «эта баронесса» меня к себе привлекла и почему потом оттолкнула?
Вообще говоря, я и сам порой задавался этими же вопросами, однако серьёзно задумываться над ними никогда не пытался. Зачем раз за разом грызть себя изнутри, если Паорэ прямо сказала, что никакой любви у нас не было, а значит и горевать не о чем? А то, что другим это кажется странным… другим это объяснить невозможно. Что ни скажи, всё равно не поверят…
Вот и Анцилла не верила. Поэтому-то, наверное, и хотела лично во всём убедиться и разобраться…
Зато моего приятеля ни в чём убеждать не требовалось. Наши душевные терзания его не касались. Ему и своих хватало с избытком. А избавить себя от них, я уверен, он мог только на Флоре. Гас это, собственно, и не скрывал. Хотя и не говорил прямо. Но всякий, кто знал его по тем временам, сказал бы со стопроцентной уверенностью, ради чего или, точнее, ради кого он решил лететь вместе с нами на Флору. Отказать ему в такой малости я, безусловно, не мог…
— Челнок. Минута до сброса, — прозвучало в наушниках.
— Минута до сброса. Принято.
Я переключил интерком на «третьего»:
— Возьмёшь управление?
— Без вопросов.
— Забирай.
Пилотировать этот тип шаттлов можно было с любого сиденья, даже из десантного отсека. Из вооружений на нём имелся только курсовой плазмоган, но я полагал, что внизу он нам не понадобится. А то, что и вправду могло понадобиться, так это следящие и маскировочные системы. Сваливаться на аборигенов, как снег на голову, мне не хотелось. Пальнут от испуга из скрутобойки, сам потом будешь себя винить, если выживешь.
— Экипаж, сброс!
— Есть отделение… Ориентация — норма. Сход по баллистике… Поправки не требуются.
— Удачи вам, экселенц!
— До скорого, Карстен. Увидимся…
Спуск на поверхность прошёл, в общем и целом, нормально. Челнок угодил точно в защитный створ, даже движки коррекции включать не пришлось. А вот компенсаторы — наоборот. Если верить приборам, перегрузка достигла на максимуме двадцати восьми «жэ». Внутри корабля она оставалась приемлемой — не больше семи. Уменьшать её до комфортных полутора-двух было небезопасно. Гравитационные возмущения могли повлиять на защитную дымку. Как утверждали торговцы, в местной атмосфере их звездолёты частенько оставляли за собой особый «туманный» шлейф именно из-за компенсации внутренних перегрузок.
С поверхности наш челнок выглядел, по всей вероятности, как очередная падающая звезда, сгоревшая в конце траектории. На самом деле, на высоте около тридцати тин Гас включил, наконец, внешние компенсаторы, а следом, когда стремительное пикирование перешло в пологий вираж — маскировочное защитное поле. И в ту же минуту у нас начались проблемы…
— Гас! Что за фигня? Где видимость?
Сколько ни колдовал я с настройками, вывести систему наблюдения в нужный режим так и не получилось.
— А пёс её знает! — отозвался приятель. — Идём пока по градару.
— Высота?
— Четыреста.
— Можешь спуститься до сорока?
— Могу, но это чревато. На скорости больше трёхсот и отклике полсекунды каждое пятое дерево наше.
Я почесал затылок. «Третий» был прав, но лететь над землёй вслепую тоже не дело. Не для того мы спускались к поверхности, чтобы просто кружить над ней, нифига не видя.
— Скорость можно понизить до сотни, — вмешалась Анцилла. — Идти на сорока тянах при такой скорости вполне безопасно.
— Да знаю я, знаю, — досадливо отмахнулся напарник. — Но даст-то нам это что?
— Попробуем снять маскировку и глянем, что будет, — пояснил я возникшую мысль. — На четырёхстах высоты нас видно почти отовсюду, а на сорока — только если вблизи и деревьев нет.
— Ладно. Попробую…
Задачу Гас перевыполнил. Опустился даже ниже, чем предлагалось — до двадцати с небольшим — и, выровняв шаттл, отключил поля преломления. Ненадолго, секунд на пятнадцать. Как раз, чтобы успеть определиться с координатами и местом посадки.
Как и предполагал, после снятия поля картинка на мониторах вернулась в нормальное состояние. Фиг знает, почему до этого они показывали всякую муть. Видимо, очередной флорианский сюрприз. В том смысле, что из-за разлитой повсюду барьерной энергии маскировочное поле начинало маскировать всё подряд. То есть, скрывало не только челнок от тех, кто снаружи, но и тех, кто снаружи, от челнока. Эффект конечно интересный, но нам он никакой пользы не приносил. А жаль. Исследовать территорию с воздуха и оставаться при этом невидимым было бы здо́рово…