Трофей генерала драконов (СИ) - Лунёва Мария. Страница 26
Хорошо. Как же мне было хорошо, даже несмотря на ноющую боль в ноге.
— Что тебе снится, Алисия? — тихий вопрос снова выдернул мое сознание из забытья.
— Ничего, покой...
— Нет, что снилось тебе до того, как я пришел? Меня разбудил твой страх, я и раньше часто чувствовал эту тяжесть в груди, но не связывал с тобой. А выходит все эти годы боль была твоей. Не проходящая, тяжелая...
— Снись мне чаще, Фроди, — перед моими глазами расходились красные круги. Я попыталась ухватиться за реальность, но сознание меркло, пряталось за маревом дремоты.
— Я буду сниться тебе очень часто, моя лера. Обещаю, — снова это теплое прикосновение. Дыхание коснулось моих сомкнутых век. Горячее, вызывающее мурашки в теле. — Расскажи о своих кошмарах.
— Он только один, — нехотя ворочая языком, пробубнила я. — Ты улетаешь, и я падаю... Падаю и понимаю, что спасения не будет. Что там внизу есть только пропасть и острые камни. А потом приходит нестерпимая боль.
— Моя девочка, — чужие объятья сомкнулись сильнее. — Я все исправлю, клянусь.
— Это хорошо, не оставляй меня хотя бы во снах.
— Не оставлю, Алисия, клянусь, а сейчас пей.
Я послушалась его...
Мое сознание отпустило мысли и померкло.
Шум, далекий раскат грома.
"Гроза пройдет стороной" — вспышкой пронеслось в голове.
Легкий сквозняк. Застонав от тяжести в теле, с трудом приоткрыла глаза. Свеча на столе погасла.
Сон мягко отступил. Мне казалось, я окончательно проснулась... Или нет…
Вокруг было темно, кто-то действительно держал меня, мягко обняв за плечи.
"Сестрица" — мелькнула мысль.
Кто же еще мог прийти ночью мне на помощь? Она столько лет разгоняла мои кошмары. Сидела со мной до рассвета утешая. Сама клевала носом, но не бросала меня в этой комнате одну. Когда мы были помладше, она прибегала со своей небольшой подушкой, устраивала ее в подножье кровати и спала рядом.
Всегда рядом...
— Талья, — прошептала, невольно улыбнувшись. — Я опять не дала тебе выспаться.
Вместо ответа моих губ коснулось что-то холодное. Стекло.
И запах, знакомый… Травяной.
— Вытяжка, — почти счастливо выдохнула я. Глаза тяжелели, но я упорно сражалась со сном. — Милая, ты всё-таки добыла мне обезболивающее.
Она снова промолчала. Только сильнее надавила на мои губы.
Вкус вытяжки ощущался непривычным. Не тот, что был у прежних зелий.
Послушно глотая, я всё больше расслаблялась. Боль уходила. Тело обволакивала такая легкость.
Так может, я всё ещё сплю?
Или… Я прислушалась к своим ощущениям…
Разве во сне можно слышать запахи? Я определенно улавливала аромат полыни и чего-то еще. Знакомого. Цветок. Снежная примула. Да я помнила его.
Из этого цветка получали сильное снотворное.
И оно присутствовало в зелье.
— Талья, — шепнула я между глотков, — оставь. Оставь зелье, больше, может быть, найти не удастся.
Рука, держащая пузырек, дрогнула, и нажим на мои губы усилился.
Жидкость потоком полилась в рот. Сделав еще два глотка, сообразила, что пузырек исчез.
Придерживая, моя спасительница помогла мне лечь на подушку и плотно укрыла пледом.
Боль стихала. Глаза слипались.
— Спасибо, — пробормотала я.
Чужая рука нежно коснулась моих волос. Сдвинула прядку со лба. И было в этом простом жесте что-то настораживающее. Сестра никогда не делала так.
— Талья, — встрепенулась я, — почему ты молчишь?
Ответа не последовало. Я попыталась приподняться, но не вышло. Зелье полностью лишило сил. Глухо застонав, силилась рассмотреть, кто же стоит у моей кровати, но облик незнакомца расплывался.
Сдавшись, я позволила лекарству сделать свое дело.
Последнее, что ощутила — это прикосновение сухих теплых губ к моим губам.
Да, это все же сон. Только лишь... сон...
Это утро не походило на все предыдущие. И вроде все тот же шум океана, крики голодных птиц. С каждым днем их становилось все больше. С юга прилетали целыми стаями. Занимая самые лучшие места на скалах, мелкие пернатые проныры устраивали невообразимый галдеж, который не стихал даже с первыми снегами.
В комнате было прохладно. Поежившись, я крепче обняла подушку. Кто-то возился рядом. Послышался тихий стук таза о деревянную скамью, шум наливающейся воды. Скрип двери старенького шкафа. Шаги совсем рядом у моей кровати.
Сладко потянувшись, я соизволила распахнуть глаза.
— Ты сегодня крепко спишь, — тут же послышалось за спиной. — Нога болит?
Прислушавшись к себе, поняла, что нет. Даже не ноет. Я чувствовала себя такой отдохнувшей, свежей.
Привстав на локти, уставилась на прикроватную тумбу. Там стоял располовиненный пузырек зелья. Зеленая травяная субстанция играла бликами на свету.
Боги, наконец-то хорошее обезболивающее.
Мне хотелось плясать от радости. Но пока мне только хотелось, Талье уже танцевалось.
Она изображала корявые па, крутясь по комнате с одеялом.
Да не простым пледом! То, что она прижимала к груди, добротнее будет.
— Откуда дровишки, сестрица? — лениво поинтересовалась я.
— Ты об этом? — она расправила толстое даже на вид теплое пуховое одеяло. — Это Генерал Стейн, — одним именем она попыталась объяснить все.
Но меня ее ответ не удовлетворил.
— Что и он озабочен моим здоровьем?
— Нет, — Талья остановилась посреди комнаты и спешно сложила обнову.
— И на том спасибо, — отшутилась я. — Тогда, может, объяснишь, с чего вдруг белый дракон расщедрился.
— Это я подсуетилась. В общем, — она замялась. — Я вчера вечером демонстративно принялась мельтешить перед ним с тонким покрывалом. Помнишь, еще от матушки осталось.
Я напрягла память.
— Это которое то ли голубое, то ли серое с протертой дырой посередине? — уточнила на всякий случай.
— Ага, — она важно кивнула, — еле нашла его в сундуке. Ну вот я его в руки, дырой той самой наружу и в зал. Вокруг мужчин круги наворачиваю, печально вздыхаю. Слезы давлю. Естественно, сработало мужское любопытство. Генерал Стейн ко мне, о покрывале уже сам вздыхает, меня за руку поймать пытается... Тут еще эти две крыски, твои сестрицы, сыграли мне на руку. Давай орать, что так нам и надо, и что мне благодарить и за такую тряпку их нужно. Стейн в бешенстве. Стоит, лицо красное, через нос натурально дым валит. Чешуя на лицо лезет. А эти две дурехи соловьем заливаются. В общем, прошлись по мне добрым словом. Ну я и выпалила, что такие они разэтакие, меня не жалеют, тебя не жалеют. А ты от боли мучаешься, ночи не спишь. Тут ещё генерал Орм подоспел. Как услышал, что ты тут дубу даешь, разозлился, рванул куда-то.
Представив всю картину, сглотнула. Что-то мне нехорошо стало.
— А дальше...
— Талья, милая, ближе к делу, — выдавила я из себя, — а то мне уже что-то волнительно.
— Выдохни, сестрица. Выдал мне с утра генерал Стейн и отвар от боли, и одеяла. И тебе, и мне.
— Хм… Значит, сон смешался с явью, — пробурчала я себе под нос, взглянув на тумбочку. — Платье дашь? — это уже проговорила громче, чтобы она услышала.
— Вставай и бери сама. Нечего лежать, — в Талье мгновенно проснулся целитель и принялся ворчать. — Ногу нужно разрабатывать. И напомни-ка мне, ты когда последний раз гуляла? Зима не за горами. Там уже захочешь, а за пределы замка нос не высунешь. Снегу быстро навалит по самый пояс.
— Не начинай, — я снова увалилась на подушку и попыталась натянуть на себя покрывало, но его у меня нахально отняли.
— Подъем, лера. Умываться, завтракать и на улицу. Сидишь тут уже какой день как плесень.
— Талья, — простонала я.
— Вот порастешь мхом и ни один целитель за тебя не возьмется. Иди вон к ущелью своему. Только судьбу не искушай и на бревно не лезь.