Битва драконов. Том 1 (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович. Страница 103

В ее голосе послышалась горечь. Хотелось обнять родного человека, но Юля боялась. Боялась разбить последний и хрупкий шанс убедить отца на изменения в жизни семьи. Письмо, переданное Тамарой Назаровой, лежало в сумочке и ждало своего часа.

— По-твоему, Бельский и Шереметев будут наговаривать почем зря? — Николай Егорович все-таки убрал трубку, увидев, как поморщилась от дыма дочь. — Почему я узнаю о расторжении помолвки не от тебя, а от других людей? Кто такой этот Назаров, и что за история случилась между вами?

— Так ты не знаешь, что расторжение помолвки было инициативой Евгенической Комиссии и императора? — удивилась Юля, нахмурив брови.

— Мне ничего об этом не говорили, — смущенно буркнул отец. — Ванька Бельский заявился и процедил пару слов о решении Шереметевых. Потом он же, через пару недель снова приперся с официальным документом о расторжении присяги. Подписан князем Олегом.

Иван, о котором упомянул отец, был младшим братом князя Бельского и сидел в Устюге в качестве управляющего или черт его разберет, кем еще, пока Глава рода вершил дела в Петербурге. Впрочем, Олег Павлович редко приезжал сюда, особо не заморачиваясь проблемами небольшого городка. Исключение составил скандальный случай с отмененной свадьбой.

— А что говорили? — Юля догадалась, как выпутывался из ситуации дядька Иван.

— Разве ты не встречалась с этим хлыщом тайно? — снова набычился отец. — Какие у вас были дела вдали от столицы? Могла бы своему жениху признаться, чтобы не доводить дело до такого состояния. Втянули знатные семьи в нехорошую историю!

— Побоялись разглашать основную причину, — чуть ли не со злорадством произнесла Юля. — Я, правда, сама не знаю, чем приглянулась Его императорскому величеству, но Шереметевы несколько дней бледные ходили!

— Хватит, отец, — решительно сказала мать, оказавшись рядом с дочерью. Почувствовала, что буря прошла над головами, не принеся ожидаемых разрушений, и взяла инициативу в свои руки. — Идите в дом. Негоже семейные неурядицы на люди выносить.

— Кстати, тебе письмо, — Юля щелкнула замочком сумки и вытащила из нее конверт. — Почитай. Я не знаю, что в нем написано, и заранее прошу не обвинять меня, если не понравится предложение Назарова.

Николай Егорович повертел конверт в руках, даже посмотрел его на просвет. Долго разглядывал гербовую печать.

— Назаров, говоришь, написал? — недоверчиво переспросил он.

— Да. Может, обнимешь, наконец, свою любимую и неповторимую дочь?

Васильев неловко прижал к себе Юлю, и девушка, закрыв глаза, обняла родного человека, пахнущего терпим дымом можжевельника, и даже потерлась носом о его висок, на котором поблескивали серебристые нити волос…

А потом начался кошмар. Юля не лгала о том, что не читала письмо, но представляла, о чем писал Назаров. Ведь Тамара частично намекнула о предложении своего мужа. Отец же нешуточно взбеленился. Вдоволь наоравшись, он спустился в гостиную, где собралась женская половина семьи Васильевых: Анна Сергеевна, Юля и ее младшие сестры Аленка и Леся. Девчонки охотно рассказывали о последних событиях, случившихся в Устюге, и больше всего уделяли внимание разговорам местного дворянства о несостоявшейся свадьбе. Как Юля и подозревала, слухи обрастали все большими нелепицами, о которых говорить в приличном обществе совершенно недопустимо. Больше всего, конечно, сплетен крутилось вокруг «беременности отверженной невесты от любовника». Услышав про это, Юля долго хохотала. А потом подумала, что такая причина была бы более правильной, чем непонятная возня вокруг ее имени. Честнее, что ли… А так ни богу свечка, ни черту кочерга.

— Мать! — Николай Егорович гневно раздувал ноздри как жеребец, которого решили объездить без его на то разрешения и желания. Потрясая письмом, отец рухнул в кресло. — Это уже ни в какие ворота не лезет! Щенок! Откуда он взялся на мою голову?

— Мы уже слышали твои стенания, — Анна Сергеевна хорошо знала своего мужа, и совершенно не боялась вспышек гнева. Если их пережить, спокойствие в доме воцарялось очень быстро. — Могу ли я почитать то, что тебя разозлило?

— Изволь, нет у меня секретов, — Васильев протянул жене сложенный надвое лист бумаги и так зыркнул на дочерей, что тем сразу же захотелось исчезнуть за горизонтом. Кроме Юли, конечно. — Так, пигалицы, погуляйте! Юлька, сидеть!

Сестры как испуганные синички вспорхнули и метнулись из гостиной подальше от горячего родительского взора. Отец проводил их взглядом, с трудом восстанавливая дыхание после бурного шквала эмоций.

— Кто тебе передал письмо? — поинтересовалась Анна Сергеевна, довольно быстро прочитав послание Назарова.

— Княжна Меньшикова, — Юля решила «вернуть» статус жене Никиты, чтобы солиднее звучало. — Мы встречались, славно поговорили.

— Какая она княжна? — рыкнул отец, вдруг проявив удивительную осведомленность. — Вышла замуж за дворянина без титула — все потеряла!

— Могу ли я узнать, о чем? — в голосе матери появились те самые нотки, которые позволяли держать дом и семью в ежовых рукавицах, а заодно и отца осадить. — Шла ли речь о том, что написано здесь?

— Я не знаю содержимого письма, — ответила Юля, пожимая плечами. — Тамара предлагала защиту нашей семьи, если вкратце. Честно призналась, что доля вины в произошедшем со мной есть, но лишь по недоразумению.

— Да, молодой человек об этом прямо написал, — кивнула Анна Сергеевна. — Глупая история, из которой я не вижу иного выхода как принять предложение Назарова.

— Не позволю! — вскочил на ноги отец и волнении затолкав руки в карманы брюк. — Вассальная клятва теперь как ссаная тряпка? Подтерли лужу и выбросили за ненадобностью? Бельские, вон, продемонстрировали. А теперь перед мальчишкой на коленях стоять?

— Николай, — поморщилась женщина, — ты излишне эмоционален в таких вопросах. Я слышала, что Назаров принимает клятву возле алтаря по древнему кону. А это гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Одной откупной грамотой не обойдешься.

— Так и есть, — подтвердила Юля. — Я слышала, что больше половины дворянских родов Вологды, ушедших в клан Назаровых, дали клятву на алтаре. Кроме детей, не достигших совершеннолетия.

— И что? — Васильев осторожно опустился в кресло. Пусть он и Глава рода, но Анечка, как ласково звал жену, тоже имела право на свое мнение. С которым Николай Егорович всегда считался. — Что предлагаете, женщины? Клятву человеку, сделавшему нас своим неразумным поступком отщепенцами?

— Соберем родовой совет, — спокойно ответила Анна Сергеевна и посмотрела на дочь. Та кивнула в ответ, признавая разумность слов матери. — Самые важные вопросы со стороны Васильевых решаешь ты и твои братья. Со стороны Колычевых только я. Надеюсь, возражений не будет?

В Устюге, помимо Николая Егоровича, проживали два родных брата — Родион и Тимофей. Они занимались рыбным промыслом, благо город стоял на стыке Сухоны и Северной Двины, и являлись владельцами консервного завода. Двоюродный брат — Борис Степанович — перебрался в Устюг два десятка лет назад и остался здесь, открыв лодочную мастерскую. Именно они и входили в родовой совет; без них Николай не мог выносить судьбоносные решения.

— Все правильно, — буркнул Васильев. — Пять рук для голосования приведут к результату, чем бестолковые и пустопорожние разговоры. Сегодня вечером соберемся и обмозгуем.

— Нет, так не пойдет, — жена покачала головой. — Надо заранее предупредить братьев, пусть на досуге подумают, чтобы не принимать скоропалительных решений. Пригласим всех на ужин по случаю приезда Юленьки, а потом думать будем.

Юля про себя улыбнулась. Мама, как всегда, умело воспользовалась правом родового совета, что исключало спешку и неверные ходы. Все-таки пятеро взрослых и умудренных жизнью людей гораздо лучше сообразят, выгодно ли предложение Назарова или стоит его проигнорировать.

— Я предупрежу братьев, — облегченно вздохнул Николай Егорович, в душе радуясь, что не ему одному придется ломать голову. По сути, жена оказалась права, о чем забыл Васильев. Ведь Никита Назаров предлагал не виру, а возможность служить ему. Поэтому решение выносит родовой совет. Захотят братовья пойти под руку мальчишки — так тому и быть. Что-то подсказывало Николаю Егоровичу: супруга очень даже довольна письмом. — А ты сама что надумала?