Реванш Генерала Каппеля (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 16

И увидел, как побагровел атаман Семенов от едва сдерживаемой ярости – генерал так свирепо глянул на двух своих офицеров, что стояли на отдалении, так бешено сверкнул глазами, что те молниеносно оценили полученный молчаливый приказ. Оба поспешили к супруге Серебренникова, один очень галантно выдернул из рук опешившей женщины корзину, другой, бережно и почтительно поддерживая под локоть, помог подняться в вагон. Немая сцена затянулась на полминуты, и Серебренников очнулся от нарочито уважительного голоса Григория Михайловича, лицо которого уже вернуло себе первоначальный цвет, только никаких веселых искорок юмора в глазах у генерала не было и в помине. Атаман Семенов подчеркнуто почтительно отдал воинское приветствие, приложив ладонь к папахе:

- Ваше высокопревосходительство, прошу принять парад почетного караула, в честь вашего прибытия представленного местным гарнизоном!

Как во сне Иван Иннокентьевич выслушал рапорт седоусого полковника, мимо него, и в метре за его спиною замерших министров с атаманом, чеканя шаг, прошли два взвода из казаков и солдат. Пришел Иван Иннокентьевич в себя только в чешском вагоне, где весьма предупредительные чехи и ловкие семеновские адъютанты помогали супруге собрать имущество. Груда непонятно откуда взявшихся баулов исчезла в мгновении ока, а к нему подошел капитан Мрачек и тихо произнес:

- Ваше высокопревосходительство! Командующий корпусом генерал Сыровы, члены Чехословацкого комитета Павлу и доктор Гирс почтительно просят уделить им время в Верхнеудинске, куда ваш поезд прибудет завтра. Нападения партизан теперь можно не опасаться. Дорога полностью находится под нашим контролем, а вас сопровождают бронепоезда. И… Я рад быть вашим невольным спутником в столь коротком путешествии. От всего сердца желаю вам и русским братьям счастья…

Глава 3

Глава третья

10-12 февраля 1920 года

Арабатская стрелка, Крым

командир канонерской лодки «Терец»

капитан 2-го ранга Шрамченко

- Если наши не удержат Перекопский перешеек или красные ворвутся через Чонгар, придется здесь умирать…

Стоящий на баке еще молодой, всего 35-ти лет от роду моряк произнес эти слова без всякой рисовки, обыденно как-то, привычно. Командир канонерской лодки «Терец» уже свыкся с этой мыслью, как и весь его экипаж, в котором настоящих, еще довоенной выучки морских офицеров можно было пересчитать по пальцам двух рук, для матросов и одной ладони хватило, даже пара пальцев осталась бы не загнутыми. Из кого только не состояла сейчас команда старого боевого корабля – студенты Новороссийского университета; сбежавшие из дома, занятого под совдеп юные реалисты; мечтательные гимназисты из Екатеринослава, потерявшие своих близких, которых замучили расхристанная революционная матросня или вечно пьяные анархисты из армии батьки Махно. А рядом с ними тянули морскую службу пожилые, уже в серьезных годах кубанские и терские казаки, более привычные к лошадям, а не к шатающейся под ногами палубе. Медленно передвигались в железной утробе большого корабля молодые армейские офицеры из расформированных пехотных дивизий, печально смотрели на механизмы семинаристы.

Приходилось учить всех морскому делу на войне – времени на нормальное обучение катастрофически не хватало. Хорошо хоть летом канонерку удалось немного подлатать на Ревельском судостроительном заводе, что был перевезен в годы мировой войны в Новороссийск, и полностью заменить расстрелянные 120-мм пушки на старые, но еще вполне годные к стрельбе шестидюймовые орудия системы Кане. Хотя, по большому счету, «Терец» нужно давненько списывать из боевого состава флота на слом – канонерка по своему возрасту даже старше людей служивших на ней, а для боевого корабля это самый что ни на есть преклонный возраст, дряхлость по человеческим меркам, отнюдь даже не старость.

Русские кораблестроители умели строить вполне надежные суда. Даже сейчас, вмороженный в лед Азовского моря, корпус «Терца», что совсем недавно очень сильно содрогался от выстрелов мощных шестидюймовых пушек, выплевывавших снаряд за снарядом в наступавших большевиков, стойко держался. Как настоящему ветерану и положено - заклепки не вылетали из стальных листов бортов, течи воды вовнутрь не имелось.

На пустынной, совершенно безжизненной и безлесной косе, протянувшейся вдоль восточного берега Крыма на сотню верст, пригодного жилья не было совершенно, от слова «совсем». Продуваемая зимой насквозь полоска земли в несколько сотен саженей в самом широком месте, всегда пустовала - за исключением жалких хижин рыбаков, что в летнее время занимались ловлей в мелководном Азовском море. Но сейчас коса пустовала, если не считать военных двух противоборствующих сторон.

Белым удержать Арабат нужно было любой ценой – сильные морозы совершили то, что никогда практически не случалось. Сковали льдом Сиваш, соленое «гнилое море», считавшееся непроходимым. Вот потому то и вморозили в лед «Терец», по приказу капитана второго ранга Машукова (при столь не высоком чине командующего Азовской флотилией), посадив его на мель. Боевой корабль, пусть с тонкой броней всего в половину дюйма, превратился в мощный форт, наглухо закрывавший красным частям одну из имевшихся трех дорог вглубь Крыма.

Загруженный в ямы уголь берегли, как только могли – без топлива в такую лютую, невиданную для этих теплых мест, стужу, людей ждала неминуемая смерть. А ведь на канонерке нашли жилище и стрелки отряда полковника Гравицкого, что далеко впереди отрыли на песчаной косе окопы и установили пулеметы. Две сотни солдат очень мало для создания надежной обороны, вот только сзади она была подкреплена мощной морской артиллерией, которая с первого же раза отбила у красных охоту наступать по Арабату. И противопоставить канонерке большевикам было нечего, даже если бы удалось перетащить на косу от Гениченска парочку орудий. Дальность стрельбы полевых пушек намного меньше, чем у морских «коллег», которые делают специально для поражения врага на запредельных для обычных трехдюймовок расстояниях. Да и вес снаряда не сравнить – в шесть раз тяжелее фугас с «Терца» весит, более разрушительной силы взрыва. Вот только этих выстрелов сейчас не звучало, словно война прекратилась.

Наступила тишина, полная – давящая психику и очень тревожная! То самое затишье, что для опытного солдата хуже любого обстрела, ибо таит в себе пугающую неопределенность. Это как для моряка внезапно стихший ветер, что всегда происходит перед бурей!

Связь с Севастополем держали исключительно по радио, все понимали, что, когда красные ворвутся в Крым, даже если им успеют передать приказ на отход – пройти в мороз, при отсутствии жилья и тепла добрую сотню верст по длинной косе они не смогут. Большевики запросто перекроют им выход с Арабатской стрелки гораздо раньше, чем моряки и пехотинцы до него доберутся. Вернее те из них, кто выживет в столь долгом переходе, при порывистом ветре, что сбивает людей с ног, влажном до такой степени, что одежда за считанные часы превращается в ледяной кокон, подобный панцирю. Дойдут до керченского полуострова очень немногие из них, те, кто не упадет от усталости и не замерзнет в пути.

Так что выбора нет – нужно надеяться, что обескровленные и малочисленные части 3-го армейского корпуса генерал-майора Слащева все же удержат крымские проходы Перекоп и Чонгар, не дадут красным перебраться на полуостров и через замерзший Сиваш. Надеяться и истово верить, что каждый офицер и солдат ВСЮР полностью исполнит свой воинский долг и не пропустит врага на оставшийся свободным от коммунистов клочок территории – как стоят они здесь, защищая унылую, продуваемую всеми ветрами и непригодную для жизни Арабатскую стрелку…

Томск

член РВС 5-й армии

Смирнов

- Сотворить неимоверную глупость и сорвать все наши планы! Я же их несколько раз предупреждал, что не стоит сейчас этого делать! Нет, зачесалось у них в заднице, поторопились…