Воин из Ниоткуда (СИ) - Никифоров Олег. Страница 56
— Я хочу говорить с кем-нибудь из старейшин! — подняв голову громко крикнул Олег. Ханкасы настороженно следили за каждым движением на стенах, готовые в любой момент закрыть воеводу своими телами. В крепости напряженно молчали, принимая решение. Наконец ворота, заскрипев, слегка приоткрылись, выпустив двух старцев в сопровождении десятка воинов. Олег, видя, как напрягся Рогвод, успокаивающе похлопал его по руке, которую тот держал на рукояти меча.
— Мы готовы выслушать тебя, великий воин. — с достоинством, но и с уважением в тоже время произнес один из оранских старейшин. Олег усмехнулся про себя, но вслух сказал заготовленную фразу:
— Я предлагаю сдать крепость.
— Зачем же для этого было нужно звать нас? Приди и возьми.
— Я уважаю ваше мужество и знаю, что вы будете защищаться. Но у меня достаточно сил, чтобы сжечь ее дотла вместе с ее защитниками.
Старцы выжидающе молчали, понимая, что это лишь прелюдия к дальнейшему разговору.
— Если вы добровольно сдадите крепость, то я обещаю пощадить всех, кто находится внутри нее, и не устраивать грабежа. Мы заберем лишь то, что было взято в наших селениях.
— Почему мы должны тебе верить, воин? Какой смысл тебе въезжать в крепость, чтобы ничего не взять?
— Живыми или мертвыми, но я вас все равно заставлю сдаться. — Олег говорил спокойно, без ненависти и угроз. — Только я не хочу крови, ее и так пролито предостаточно. Подумайте о женщинах и детях, и о раненных, которые своими стонами взывают к вам о помощи. — повернувшись в пол-оборота Олег кивнул головой в сторону поля. — Да и мертвые нуждаются в последнем обряде.
— Я же, как жрец, именем Корса подтверждаю, что его слова — правда. — поддержал воеводу Межата. — Сдайте оружие, и мы не причиним вам зла.
— Мы должны подумать.
— Хорошо. Но не долго. Если как только будет поднят княжеский стяг, вы не откроете ворота, мы идем на штурм.
Дождавшись, когда оранские послы скроются в крепости, Олег дал знак Андрею, а тот Клюду. Вскоре вся дружина выстроилась позади воеводы, стоящие в передних рядах лучники были наготове, ожидая приказа воеводы. Олег кивнул знаменосцу и тот развернул стяг, медвежья пасть, хищно оскалив клыки, затрепетала на ветру. И тогда ворота крепости распахнулись, на этот раз настежь. Навстречу вышли давешние оба старейшины, один из которых что-то нес в руках. Дружина неспешно двинулась в сторону раскрытых ворот, поравнявшись со старцами, Олег остановился. Теперь он смог разглядеть, что держал старый оранец в вытянутых руках — это была небольшая лепешка. Усмехнувшись, воевода склонился с коня и, взяв лепешку из рук старца, откусил от нее. Олег заметил, как, выдохнув, опустил дрожащие руки оранец. Что ж, он не собирался нарушать обычай и, вкусив хлеба, вероломно нападать на хозяев, даже если это побежденный враг. Въехав в крепость, Олег увидел выстроившихся в ряд немногочисленных защитников крепости, которые при приближении светлогорской дружины стали бросать сабли и луки к их ногам.
Олег сдержал свое слово: пробыв в оранской крепости до утра, светлогорская дружина выступила в обратный путь. Гридни строго соблюдали наказ воеводы: никакого насилия, никакого мародерства. С молчаливого согласия старейшин Олег приказал погрузить на изготовленные полозни все богатства, собранные покойным Рамузом в его доме, построенном наподобие огромного шатра. Единственным камнем преткновения явилась дочь кагара Арáна. Стройная, красивая, с гордо поднятой головой, украшенной спадающими с нее длинными волнистыми черными волосами, с дерзким взглядом больших, немного раскосых глаз, она отказалась склониться перед победителями. Вадар, первым встретив гáринь [13] в доме Рамуза, замер от неожиданности. Смерив десятника презрительным взглядом, девушка развернулась и ушла в свою комнату. Пораженный ее красотой и одновременно взбешенный ее выходкой, Вадар ударом ноги открыл дверь и вошел вслед за ней, и тут же наткнулся на сверкнувший сталью кинжал, который юная оранка держала перед собой. Насмешливо улыбнувшись, десятник, чуть отклонившись в полуобороте назад, резко схватил ее за запястье и сильно сжал его. Вскрикнув от боли, она выпустила кинжал, который, ударившись об пол, глухо звякнул. Смягчив улыбку, Вадар поцеловал ей руку и, не обращая внимания на ее горящие гневом глаза, вышел из комнаты, поставив двоих дружинников возле двери. Вскоре Олег уже знал о прекрасной пленнице, и о том, что даже беспечный и дерзкий Рогвод не решился оспаривать у Вадара добычу.
И вот теперь из-за нее был готов разразиться скандал. Олег разрешил Вадару забрать ее с собой, что вызвало ярый протест старейшин, напомнившим ему об обещании.
— Я не тронул ваших жилищ, так же как и жителей крепости. Я оставил вам и саму крепость. Что касается Араны, то она дочь Рамуза, который вместе с сыновьями грабил наши земли и убивал женщин и детей. Так что она поедет с нами, хотите ли вы этого или нет!
Встретив его холодный взгляд и поняв бесполезность спора, старейшины ушли, понурив головы. Светлогорская дружина уходила, увозя с собой последнего члена кагарской семьи.
Раненных и погибших так же уложили на полозни. Войско медленно продвигалось по знакомой уже дороге, возвращаясь на заставу. Гаринь, сжавшись вся в напряженный комок, ехала верхом рядом с Вадаром.
— Смотри, как бы эта кошечка тебе в горло не вцепилась! — хохотнул Рогвод, проезжая мимо них.
Вадар молча проводил его глазами, думая о чем-то своем, а пленница лишь сильнее сжала поводья одетыми в меховые варежки руками. К заставе они подошли только поздно ночью.
Межата все свое время проводил возле раненых, готовя какие-то ему одному ведомые снадобья, обрабатывал раны, накладывал мази. Селянки, которые еще не успели или не захотели вернуться в свои веси, помогали ему выхаживать раненых гридней. Воев, павших в бою, в первый же день уложили на огромный погребальный костер, сложенный недалеко от крепости. Не было ни тризны, ни слез. Дружинники молча проводили своих товарищей в последний путь и на следующее утро, дождавшись, когда прогорит костер, с остервенением роя мерзлую землю, насыпали большой курган, укрыв останки от хищных зверей и птиц. Собрав всех десятников, Олег предупредил их, что через три дня дружина выступает на помощь Потаку. Наиболее горячие предлагали отправиться на следующий же день, но люди и лошади нуждались в отдыхе, и воевода настоял на своем первоначальном решении.
— Андрей, это правда, что вы скоро снова уходите? — Лунга вопросительно посмотрела на десятника, сидящего на лавке и пытающегося выправить оселком зазубрившуюся саблю.
— Да, лисичка. Кагар Кураб еще жив, и возможно Потак так же сидит в осажденном Стельце.
— Я так за тебя боялась, а теперь вот опять… — тихо прошептала девушка, еле сдерживая набегающие слезы. Они сидели вдвоем в опустевшем доме Луда. После того как вардане вернулись в свою весь, Лунга с Агурой жили тут вдвоем, лишь маленький Дуг своим громким голоском вносил жизнь в их одинокое жилище. Сейчас Агура с сыном ушли искать Араха, ушедшего с головой в подготовку дружины к следующему походу.
— Что со мной случиться, когда Олег шагу ступить не дает? — Андрей отложил в сторону саблю и, вытерев руки, повернулся к Лунге. — Все дрались как люди, а я как последняя скотина почти весь бой в засаде просидел.
— То-то и смотрю, дыры на рубахе одна на одной. Сними-ка одежку, зашью по быстрому. Ты не иначе как в исподнем в засаде-то сидел? — с легким укором в голосе поддела его девушка.
— Мелочи это, так, кольчугой протерло. — десятник нехотя стянул с себя рубаху.
Увидев его крепкое тело, испещренное мелкими шрамами, и среди этих художеств — страшный рубец от ключицы до живота, Лунга в ужасе вскрикнула. Ей приходилось видеть охотников, вышедших живыми из схватки с медведем, но то, что она видела сейчас…
— Это память о Корче. — вздохнул Андрей. — Тогда нам на самом деле досталось, и если бы не Вочара… — не договорив, он махнул рукой. Лунга опасливо провела пальцами по шраму, чувствуя, как он вздрогнул от прикосновения. Уведя руку по его мускулистой груди к сильным широким плечам, она обняла его за шею и прижалась лицом к груди, отчетливо различая, как в бешеном ритме бьется его сердце. Нежно прижав девушку к себе, Андрей поцеловал ее волосы, руки, шею. Дрожа, как осиновый лист, Лунга подняла голову и их губы встретились в жарком, долгом поцелуе. Не отрываясь от ее пленительных губ, десятник легко поднял хрупкое девичье тело и перенес ее на широкую лавку, устеленную мягкой медвежьей шкурой. Его палицы нащупали шнурки на ее одежде и потянули за узел.