Князь Никто (СИ) - Фишер Саша. Страница 27

Окружившие это действо «уважаемые люди» начали медленно и ритмично хлопать в ладоши, словно совершая какой-то ритуал. В комнате на несколько мгновений стало холоднее, будто порыв стылого ветра пробежался от стены к стене. Мигнули несколько раз лампы под мозаичными абажурами.

По моей спине пробежал зябкий холодок. Может быть, они и не делают вид, что совершают какой-то ритуал. Может это и в самом деле ритуал. И сущность, которую призвали в его свидетели, сейчас водит кончиком ножа в руке Веласкеса, оставляя знак не только для мелких шакалят трущобных улиц и всех разновидностей воров, но и для иных сил, потусторонних. Тоже способных отвесить пинка и наградить ушатом помоев… Только по-своему.

Громилы резко расступились, и толстяк от неожиданности рухнул на пол. Лицо его было залито кровью, на лысине и лбу раскрыла клюв и распахнула крылья уродливая птица. Дрожащими руками он коснулся своего лица. Потом посмотрел на окровавленные пальцы и завыл. «Уважаемые люди» молча смотрели на него. Никто не смеялся и не отпускал шуточек. Просто взирали снизу вверх. Равнодушно и холодно.

Униженно, задом вперед, толстяк пополз к двери. Быстро шмыгнул на улицу, скатился с крыльца и побежал прочь. Завывая и спотыкаясь.

На мгновение мне стало его жалко. Но потом я вспомнил мертвые глаза Пугала и жалость сама собой улетучилась. Этот толстяк сам выбрал свою судьбу. Никто не заставлял.

— А чего ты попросишь, Демьян Найденов? — спросила Ядвига, и все повернулись ко мне.

По выражениям лиц я понял, что это какой-то очень важный момент. И от того, что я сейчас скажу, очень многое зависит.

— Я не нищий, чтобы милостыню просить, — криво ухмыльнулся я. — И услуг вам не оказывал, чтобы требовать платы.

— Хм, умный мальчик, — изящная, унизанная кольцами и перстнями рука Ядвиги коснулась моего плеча. — Тогда что же ты хочешь от этой жизни?

— Что хочу, я и сам возьму, если не приколочено, — я подмигнул Ядвиге. Весело, безо всякого пошлого намека, чтобы не разозлить случайно кого. — А если приколочено, то гвоздодер раздобуду сначала.

Первым заржал жирный Бондарь. За ним все остальные. Напряженная обстановка разрядилась. Кажется, я справился с ответами.

— Ну что ж, негоже гостя впроголодь держать, — сказала Ядвига и направилась обратно к своему месту. — Садись за стол, Демьян Найденов, угощостись, чем щуры послали.

Гульба покатилась дальше. Я особенно на еду не налегал, но следил за тем, чтобы тарелка моя все-таки не пустовала. В основном я помалкивал и слушал. Говорил, только когда спрашивали. Но к счастью, никаких хитрых вопросов с подвохом больше никто не задавал.

По разговорам и оговоркам я сообразил, что жирный Бондарь заведует собиранием дани и информации со всех едально-питейных заведений. Увешанный золотом одноглазый Коврига — в прошлом, да и сейчас, виртуоз по кражам из домов и квартир. Но в настоящее время он скорее смотрящий за всеми, работающими в этой области. Тренирует взломщиков замков и оконных акробатов. Светлокудрый Иван-дурак носил гордое прозвище «Крылатый змей», и заведовал уличными мошенниками. Теми самыми, которые на рыночных площадях устраивают азартные игрища, вовлекая ничего не подозревающих прохожих в заведомо проигрышные авантюры. Еще среди сидящих за столом были «король попрошаек», «распорядитель карманников» и «смотритель уличных девок». Остальные были просто жиганы, удачливые воры и грабители и прочий разбойный сброд, чем-то выделившийся настолько, чтобы попасть на ужин к самой Ядвиге.

Единственный человек, чей род деятельности никак не обсуждался — это Веласкес. Сам он тоже был не очень разговорчив. Иногда кому-то что-то говорил вполголоса. А Ядвига, прежде чем открыть рот не для того, чтобы положить в него еду, смотрела на него.

В какой-то момент количество выпитого начало превращать лица в рожи, голоса становились все громче, шутки — все сальнее. Ядвига незаметно покинула комнату, вместо нее набежала стайка девиц, чья одежда не столько прикрывала, сколько демонстрировала их выдающиеся достоинства.

Я поискал глазами Веласкеса, но желчный тип в берете тоже куда-то исчез. Значит и мне уже пора.

Я сполз со своего стула и направился к двери. Ожидал какой-нибудь неприятности напоследок — все-таки пьяные люди непредсказуемы, мало ли что кому в голову взбредет.

Но обошлось. Никто меня не остановил, никто не потребовал, чтобы я выпил на посошок. Кто-то уже прикорнул в углу, кто-то продолжал методично наливаться изысканными винами и неизысканной водкой, а кто-то был увлечен общением с девушками. Цепким взглядом меня проводил только разваливший свои телеса прямо на полу между двух уже наполовину раздетых девиц Бондарь. Я устало улыбнулся и показал жестом, что пора на боковую. На его заплывшем жиром лице появилась самодовольная улыбка. Слабак, мол. Не умеет гулять молодежь.

Удочка была заброшена, мое лицо они запомнили. И я знал, что еще сюда вернусь. Но приходить нужно не с пустыми руками.

Немного поплутав в лабиринтах малинника, я вышел на Сенную площадь.

Переступив порог конторы, я замер.

Что-то было не так. Магическое чутье мое в полную силу не работало, вызывать знак «фита» я не решился, скорее всего даже слабое его мерцание вышибет из меня дух, и я рухну без сил прямо на пороге. Хорошо, если до кровати доползти смогу.

Но сюда явно кто-то заходил, пока меня не было. И этот «кто-то» творил здесь какую-то магию. Может быть, просто поставил «сигнальные колокольчики», чтобы они оповестили его, когда я вернусь, а может снабдил их «сучьими силками».

Вяземский? Или тот, кто наградил местного меня «вороньим граем»?

В любом случае, надо было уходить.

Если это Вяземский, то скорее всего на «сучьи силки» его умений не хватит. А если нет…

Долго думать я не стал. Метнулся к бюро, распахнул дверцу. Документы были на месте, но их явно кто-то просматривал. И даже не пытался это скрыть, просто скидал как попало. Не разбирая я сунул в карман всю пачку. Бросился в спальню, сунул руку за дощатое изголовье кровати, сорвал конверт с купюрами. Нырнул под нары, выхватил из кучи сметенной в угол соломы мешочек с часами и прочим золотом.

Снаружи раздались торопливые шаги нескольких человек.

Кубарем я выкатился из-под досок, задвинул засов и бросился к черному ходу.

Уже выскакивая за дверь я подумал, что если это Вяземский, то он отлично знает этот трюк, и сразу за подворотней меня будут ждать.

Покрутил головой. Водосточная труба, отлично. Я подпрыгнул, ухватился за ржавое металлическое кольцо, подтянулся. Дотянулся до узенького карниза, распластался по стене, сделал несколько осторожных шагов и перемахнул на крышу здания, стоявшего почти вплотную.

На следующую крышу вела пожарная лестница. Преодолевая второй пролет, я услышал какую-то возню внизу. Но уже понимал, что преследователи безнадежно отстали. Чей-то командный голос понукал нерадивых кого-то. Раздался скрежет оторвавшейся водосточной трубы, потом громкие ругательства.

Скрипнуло окно. Сварливый голос принялся склонять по матери ночных дебоширов, мешающих спать. Потом раздался звон разбитого стекла.

Дальше слушать я не стал. Пробежел по коньку двухскатной крыши, съехал на пятой точке к парапету, перебрался через него, повис на карнизе, спрыгнул на крышу какой-то сарайки. Потом забрался по другой пожарной лестнице.

Вообще-то не было никакой необходимости и дальше пробираться по крышам. Уже вполне можно было спуститься вниз. Но все эти трюки доставили мне такое неожиданное удовольствие, что я готов был продолжать прыгать, карабкаться и балансировать. Радость от обладания ловким, цепким и выносливым телом захлестнула мое сознание волной эйфории. Я заглянул в тускло освещенное окно мансарды, мимо которого я сторожко пробирался. На развернутом прямо на полу матрасе сидела совсем юная белокурая девушка и водила тонким пальчиком по строчкам книги у нее на коленях. А рядом с ней на полу чадно горел огарок сальной свечи в дешевом оловянном подсвечнике-ложке.