Утро под Катовице (СИ) - Ермаков Николай Александрович. Страница 14

«Вот ведь глазастая, разглядела, чем тут я занимался!»

— Нет, — твердо ответил я, — ради денег, будь там хоть гора золота, я не пошел бы на такой риск! Да и сама подумай, если бы мне нужны были деньги, стал бы я освобождать тебя? Человек в критической ситуации в первую очередь спасает то, что ему дороже. Во время пожара мать бежит к ребенку, банкир к сейфу с деньгами. А я в первую очередь занялся тобой, ну а деньги взял по пути, не оставлять же!

Она опять отвернулась и замолчала минут на десять. Услышав всхлипы, я понял, что она плачет. Я, сев рядом, положил её голову себе на грудь, стал гладить ее по волосам и шептать слова утешения. Но она стала теперь реветь в голос:

— Прости-и-и, я подумала, что ты из-за денег и мне-е-е стало так грустно-о-о! Я плохая-а-аа!

Постепенно она успокоилась и замолчала. Так мы просидели молча ещё с полчаса, а потом она неожиданно сказала:

— Если ты меня хочешь, то я согласна!

Я встал на ноги и молча помог ей подняться, потом, приобняв за талию подвёл к ручью, там усадив на берег умыл ей мокрое от слез лицо и, глядя в глаза, сказал:

— Очень хочу, но сейчас нельзя.

Потому что я плохая, я грязная?.. Или… ты думаешь, он меня заразил плохой болезнью?

— Нет, не поэтому. Сложно объяснить… Из-за того, что с тобой произошло, у тебя сейчас определенные нарушения психики, выраженные в склонности к совершению импульсивных немотивированных поступков, и если пойти на поводу у твоих желаний, то это может нанести ещё больший вред твоей психике.

Она помолчала пару минут, переваривая мою фразу и спросила:

— То есть я предложила себя тебе, потому, что я сошла с ума?

О-о! Вот она, женская логика!

— Нет, ты это сделала, потому что влюблена в меня, потому, что я, хоть и не смог предотвратить… но отомстил негодяю и забрал тебя от них, кстати, я тоже влюблен в тебя, но если это произойдет здесь и сейчас, ты можешь позже меня возненавидеть, да и себя тоже!

— А ты правда влюблен в меня?

— Да!

— Тогда поцелуй меня!

— Нет, тогда я не смогу оторваться! Давай пару дней подождем. И сделай, пожалуйста, ужин!

Девушка встала и, покачивая бёдрами направилась к кострищу, через десять шагов обернулась, поймала мой восхищённый взгляд, и с озорной улыбкой задрала с левого, повернутого ко мне бока платье, оголив бедро до пояса, показывая, что трусы она так и не надела, затем призывно качнула обнаженным бедром, колыхнула грудью, маняще сверкнула глазами, потом, удовлетворённо посмотрев на обалдевшее выражение моего лица, опустила платье и дальше пошла уже нормальной походкой. А я спустился ниже по ручью, и раздевшись, улёгся в холодную воду. Помогло. Потом решил произвести обход владений, а заодно и привести мысли в порядок. Когда я вернулся к танку, начинающая уже надоедать каша была готова и я молча стал ужинать. Болеслава тоже ела молча, сев так, что платье задралась едва ли не до поясницы и периодически бросала на меня хитрые взгляды. Сумасшедшая чертовка!

После ужина я ещё раз обошел округу, внимательно выискивая следы присутствия человека или животных, тут ведь могут быть и волки, и кабаны. Но вроде бы все чисто! Возвратившись на стоянку, я сказал девушке:

— Шинель одна, поэтому спать придется вместе, но веди себя прилично, а то отправлю спать на траве! И надень трусы!

Она, кривляясь, приняла стойку смирно, поднесла к виску два пальца, изображая воинское приветствие:

— Есть, пан командир! — Далее девушка открыла один из своих чемоданов, нашла там шелковые панталончики, демонстративно натянула их на бедра, затем сняла платье, отчего у меня перехватило дыхание и облачилась во взятый в чемодане пижамный костюм из теплой байки, далее, немного подумав, достала из другого чемодана плащ из тонкой ткани и надела поверх пижамы, потом забралась под танк и вскоре меня позвала:

— Иди сюда, все готово!

Я проверил закрытые люки танка и, забравшись под днище, лёг, повернувшись к ней спиной. Девушка прижалась ко мне сзади и прошептала:

— Прости, я веду себя невыносимо, больше так не буду, спокойной ночи.

Вскоре, как я понял по изменившемуся дыханию, она уснула, а я ещё долго пребывал в пороговом состоянии, погрузившись в свои мысли. Потом был бурный секс с Болеславой. Во сне.

Когда я утром проснулся, то обнаружил, что девушки рядом нет, а от костровища доносится голос Болеславы, что-то тихонько напевающей, и пахнет готовой кашей. Вспомнив сон, я сунул руку в штаны и убедился, что организм сработал предсказуемо. Чёрт бы побрал эту сумасшедшую! Это всё из-за её вчерашних выходок! Выбравшись, я вежливо пожелал спутнице, снова одетой во вчерашнее синее платье, доброго утра, изо всех сил стараясь казаться спокойным и доброжелательным. Затем, не задерживаясь, зашёл в ручей так, чтобы меня не было видно за кустами, помылся и постирал трусы, потом одел штаны и, вернувшись на стоянку, сел завтракать, бросив взгляд на Болеславу — девушка сидела скромно опустив глаза, подол платья максимально прикрывал красивые ноги. Стоило мне только начать пережевывать первую ложку, как девушка извиняющимся тоном сказала:

— Андрей, ещё раз прошу у тебя прощения, я вчера была сама на себя не похожа, я как будто забыла, что замужем, и мой муж сражается с немцами. И может уже… хотя нет, я должна верить, что он жив и быть ему верной. Спасибо, что не воспользовался вчера моей… — она замолкла, стараясь подобрать подходящие слова.

— Твоим временным помешательством, — помог я ей, а сам подумал: «Неужели я ночью стонал и она обо всем догадалась? Вот засада!»

— Да, как это точно — временное помешательство! — Она благодарно и виновато взглянула на меня. — Ты такой сильный и понимающий, и я тебе очень благодарна, ты мне сильно нравишься, но я давала клятву мужу перед алтарем. Ещё раз прошу, прости.

«А какие у неё красивые глаза! За то, чтобы просто иметь возможность каждый день смотреть в эти глаза, можно полжизни отдать! Стоп, товарищ старший лейтенант, соберись, не время раскисать»

— Да все нормально, я ведь видел, что ты не в себе, вот и отбивался. Ладно, девочка, не куксись, все будет хорошо! Я в немецких документах нашел распоряжение, что Львов должен отойти русским, поэтому нам надо добраться туда, а там все будет проще!

— То есть русские тоже напали на Польшу?

— Не знаю, напали или нет, там только написано, что его не надо занимать, так как он войдёт в русскую зону оккупации.

У Болеславы расширились глаза от ужаса, она закрыла рот ладонью и произнесла:

— Несчастная Польша! — Потом встала на колени, сложила руки на груди и, подняв глаза к небу, произнесла, — Пресвятая Дева Мария, помоги нам пройти через тяжкие испытания, уготованные Польше. Далее она перешла на латынь, а когда закончила молиться, заплакала.

Ну вот, опять начинается! Не ожидал такой бурной реакции, надо было придержать новость и подготовить её как-нибудь… Хотя ладно, чего переживать? дело сделано, поплачет, да успокоится, не впервой! Мысленно махнув рукой, я приступил к делу — надо было почистить оружие. В боевой обстановке крайне необходимое занятие, к тому же, как я понял ещё в клубе реконструкторов, благотворительно влияющее на морально-эмоциональное состояние. А мне это очень необходимо! Первым делом разборке и чистке подвергся «парабеллум», потом я взялся за снайперскую винтовку, затем настала очередь танковых пулеметов, после них, я, задумчиво почесав голову, решил, что пушку тоже не помешает обслужить, поэтому достал из портфеля руководство, нашел нужную страницу и приступил к делу. Разобрав затвор, я разложил детали на корме танка поверх ветоши и неторопливо, с максимальным прилежанием, приступил к чистке. Грохот взрыва, донесшийся из леса, заставил меня вздрогнуть. «Растяжка!» — моментально сообразил я, и, посмотрев на железяки, трехэтажно выругался: «На самом интересном месте!». После чего крикнул девушке, тревожно глядевшей в сторону взрыва:

— Быстро собирай вещи и в танк!

А сам сгреб детали в кучу, свернул ветошь узлом, который забросил на место заряжающего. Затем запустил двигатель, чтобы хоть немного прогрелся до начала движения. После чего помог девушке убрать в танк чемоданы и разную мелочь, отметив про себя, что журналы она подала в первую очередь. Усадив спутницу на командирское место, я обежал поляну, сорвал с ветки успевшие высохнуть трусы и, проконтролировав, что ничего не оставлено, занял место механика-водителя и двинул танк с места.