Утро под Катовице (СИ) - Ермаков Николай Александрович. Страница 2
На подходе к дороге к нам подбежал рослый широкоплечий сержант, весь заляпанный грязью и кровью, и радостно воскликнул:
— Господин поручик, Вы живы!
Офицер, не отвечая сержанту, остановился и обежал взглядом побоище. Благодаря тому, что немецкие пикировщики атаковали неожиданно, а поляки не вели наблюдение за небом и, по всей видимости, не были обучены действиям при бомбежке, пехотному батальону были нанесены тяжёлые потери. Дорога и прилегающая полоса поля была усеяна трупами и кусками разорванных тел, между которыми ходили ошеломленные выжившие, стонали раненые и над всем этим стоял густой запах дерьма и крови. Навскидку, потери ранеными и убитыми составили до половины от общей численности батальона. Поручик судорожно согнулся и выблевал содержимое своего желудка на пропитанную кровью землю. Меня тоже потянуло очистить желудок, но удалось сдержаться. В это время к нам стали стягиваться уцелевшие солдаты и сержанты.
Быстро пришедший в работоспособное состояние офицер стал раздавать указания: определил меня в подчинение сержанту Митькевичу (тому самому, что первый подошёл к нам), приказал тому организовать помощь раненым, капралу Степовскому поручил составить списки погибших и раненых, затем подозвал к себе двух невредимых солдат и отправился в сторону головы колонны. Митькевич, следуя указаниям поручика, быстро сформировал из уцелевших солдат санитарные команды, распределил участки работы, определил место, куда надо было перенести раненых, отправил в ближайшее село неполное отделение за подводами, и если получится, за врачом или фельдшером. Было видно, что поручик сделал правильное назначение, сержант не потерял самообладания в этой ситуации и, очевидно, был грамотным командиром и хорошим организатором. Меня он определил в отделение капралу Вилковскому, который сразу же подозвал меня к себе, выкрикнул ещё четыре фамилии, и когда вызванные солдаты подошли, я с некоторым удовлетворением отметил, что только у одного бойца штаны были сухие, ещё у двоих портки были мокрые, а четвертый, имевший грустно-задумчивое выражение лица, видимо, не только обоссался, но ещё и навалил в штаны. Капрал построил нас в колонну, провел строем тридцать метров до выделенного участка и приказал:
— Приступайте к перевязкам!
Подойдя к ближайшему, неподвижно лежащему на спине раненому, у которого голова была залита кровью и нащупав пульс, я обратился к Вилковскому:
— Господин капрал, нужен нож, бинты, спирт…
— Ищи в ранцах, можешь использовать все, что найдешь.
Быстро оглядевшись, я поднял ближайший бесхозный ранец и вытряхнув содержимое, нашел упаковку с бинтами, хлопчатобумажные нитки, иголки и перочинный нож. Фляжка моя была наполнена зубровкой, за неимением спирта вполне приличное антисептическое средство. Осмотрев рану, я пришел к выводу, что надо зашивать — видимо осколок прошел по касательной, череп целый, однако большая кровопотеря. Но сначала необходимо было побрить голову рядом с раной, и я найдя в вещах из ранца опасную бритву, наскоро соскоблил волосы у раны, потом смочил нитку с иголкой зубровкой и приступил к шитью. Когда закончил, услышал от капрала, который оказывается, все это время стоял за спиной:
— Ты что, медик?
Я ответил не вставая:
— Да нет, так, по верхам нахватался по книгам, это я первый раз в жизни рану зашивал.
— У меня другие и этого не умеют, осмотри капрала Лесовского, — и указал на сидящего на земле унтер-офицера.
У капрала Лесовского была перебита лучевая кость предплечья — я промыл зубровкой, перебинтовал, как мог наложил шину. Потом перешел к раненному в ногу, здесь надо было только перебинтовать, далее был практически безнадежный с ранением в грудь… Всего я обработал шестерых раненных, когда оказалось, что больше на вверенном участке помощь оказывать некому. По соседству тоже оказали первую помощь всем, кому она требовалась. Но отдыхать нам не дали. Капрал отправил рядового Крочека, того самого который наложил в штаны, к ручью, протекавшему метрах в пятистах от дороги, чтобы помыться, а остальных, в том числе и меня, отвел к разбомбленному обозу, где среди обломков телег мы подобрали штыковые лопаты, и, отойдя от дороги метров пятьдесят, приступили к рытью братской могилы. Вскоре к нам присоединились ещё два десятка солдат, вместе с которыми мы вырыли яму примерно за час. Закончив, я подошёл к Митькевичу с просьбой разрешить мне взять недостающую амуницию и некоторые вещи из имущества, снятого с трупов. Сержант подозвал Вилковского и в его сопровождении отправил меня к куче, сложенной около могилы, где под строгим надзором капрала, следившего за тем, чтобы я не прихватил чего-нибудь лишнего, выбрал себе ранец, сложил в него чистые портянки, комплект нижнего белья, кружку с ложкой, котелок, опасную бритву с помазком, мыло, иголки с нитками, складной нож, также он разрешил мне взять кое-какую провизию — мешок с сухарями, шмат сала и банку тушёнки, а из аммуниции я взял подсумки для гранат и патронов, малую лопату. Далее капрал приказал мне взять винтовку из кучи сложенного оружия, что я и сделал — придирчиво осмотрев десяток стволов, я выбрал вполне неплохую на вид маузеровскую винтовку польского производства, набил подсумки патронами и прихватил четыре гранаты-лимонки. Потом Вилковский сделал запись в моей солдатской книжке о зачислении в подразделение и выданной винтовке, а когда мы закончили, прозвучала команда строиться и остатки батальона направились в сторону границы, откуда доносились звуки артиллерийской канонады.
Шагая в колонне ополовиненного польского батальона, я будто бы со стороны просматривал ключевые моменты моей жизни, моменты когда я принимал решения, которые в конце концов и привели меня на эту пыльную дорогу.
Зовут меня Андрей Викторович Климов и родился я в 1994 году в сибирском городе Тюмени, моя бабушка по матери была врачом по специальности и полькой по национальности. В шестидесятых годах двадцатого века, обучаясь в Московском медицинском институте, она встретила моего будущего деда, вышла за него замуж и приняла советское гражданство, по окончании института их по распределению отправили в Тюмень, где они они и осели. Благодаря бабушке польский был моим вторым родным языком, а по окончании школы я смог получить карту поляка и поступил в Варшавский университет по специальности «организация туризма». Я мечтал посмотреть мир, и эта специальность, на мой взгляд подходила как нельзя лучше для воплощения моих стремлений. По своей глупости после первого курса я вернулся в родную Тюмень, где совершенно неожиданно от пришедшего ко мне домой сотрудника военкомата узнал, что учеба в зарубежном университете не дает отсрочки от службы в армии. Так как я отказался давать любые подписки о неразглашении, и у меня была открыта категория С в водительских правах, меня направили на службу в автобат инженерных войск, где после полуторамесячного курса молодого бойца моя служба сводилась к обычной работе водителя. Старшим машины ко мне обычно назначали прапорщика Петрова, с которым всю дорогу мы вели разговоры за жизнь, да о политике. Через месяц таких бесед, я сам не заметил, как дал согласие работать на ГРУ в качестве разведчика-нелегала. После этого согласия я все также продолжал числиться в автобате и довольно часто ночевал в казарме, но большую часть времени проводил на конспиративной даче, где со мной проводились индивидуальные занятия, в результате чего из инфантильного переростка я превратился в хорошо подготовленного и мотивированного разведчика, который по завершении подготовки, совпавшей с окончанием моей годичной службы в российской армии получил воинское звание сержанта и должность кадрового разведчика-нелегала. В этом качестве я получил задание внедриться в Варшавский клуб реконструкторов. Казалась бы, совершенно бессмысленное поручение — ну какую информацию военного характера там можно накопать? Однако, по имевшимся сведениям, на базе этого клуба под видом изучения военной истории проводилась боевая подготовка украинских националистов. Летом 2013 года я вернулся в Варшаву, вышел из академического отпуска и осенью приступил к учебе на втором курсе. Поступить в клуб реконструкторов было совсем несложно — заплатил по тарифу и получил членскую карту. Как оказалось, быть реконструктором в Польше — дорогое удовольствие, но за деньги здесь можно получить очень многое — аутентичную военную форму различных исторических периодов, элементы снаряжения, пройти военное обучение по стандартам выбранной эпохи. Первоначально я выбрал период второй мировой войны, так как именно на этом потоке проходили подготовку украинские нацики. Но затем, для расширения круга знакомств, да и просто интересно было, я познакомился с военным ремеслом других более популярных у поляков периодов — Грюнвальдской битвы, Речи Посполитой, наполеоновских войн. На потоке ВМВ хоть и изучали уставы, вооружение, обмундирование того периода, военная подготовка фактически соответствовала современным требованиям. У действительно интересующихся военной историей поляков этот период был не очень популярен — их интересовали более героические времена. Но здесь обучались наемники, различные авантюристы. Было много немцев, которые не могли удовлетворить свой интерес в Германии, где подобные занятия, мягко говоря, не приветствовались. Здесь же немцы спокойно одевались в форму Вермахта (только без нацистских символов) ходили строем, стреляли из множества видов вооружений, катались на различной технике вплоть до танка Pz-4, а поляки зарабатывали на всём этом немалые деньги. Во время второго майдана поток украинских курсантов значительно увеличился, а я понял, что моя работа имеет существенное значение для моей Родины. В 2015 году в ангарах клуба смонтировали натовские виртуальные военные тренажёры, слегка переделанные под историческую тему — то есть можно пользоваться оружием только периода ВМВ. Фактически тренировка на этом тренажёре походила на компьютерный шутер, но в руках макет реального оружия с пневматической имитацией отдачи и надо по настоящему бегать, прыгать, ползать, кувыркаться. Короче, я был в восторге от этой «игрушки» и регулярно проводил там очень много времени, ведь теперь начальство на финансовое обеспечение моей разведдеятельности денег не жалело, впрочем, на эти тренажёры подсел не я один, очереди были расписаны на недели вперед (но украинские парни тренировались без очереди, ведь изначально тренажёр был предназначен для них). Хозяева клуба, увидев популярность, а соответственно и прибыльность такого оборудования, закупили ещё пару стрелково-тактических тренажеров, потом смонтировали танковые и авиационные симуляторы, которые также стали пользоваться большой популярностью, в том числе и у меня. Кроме того, я продолжал регулярно посещать стрельбище и занятия по рукопашному бою, именно там я познакомился с Катаржиной, она была ярой русофобкой, но исключила меня из своего списка ненависти и мы проводили с ней незабываемые волшебные ночи. Летом 2015 года, в период летних каникул, она, полагая, что является квалифицированным снайпером, решила поехать на, как она выразилась, «донецкое сафари» и попыталась меня уговорить отправиться вместе с ней. В результате мы поссорились, она назвала меня трусом, тряпкой и уехала убивать русских. Возвратилась она через три недели в цинковом гробу. После похорон для меня словно выключился свет и я осознал, что любил её, любил так как никого и никогда уже не смогу полюбить. На несколько месяцев меня накрыла смертельная тоска, трудно описать словами то душевное состояние в котором я находился, каждый миг каждый шаг в этот страшный период сопровождался неимоверными душевными муками. Но всё проходит, постепенно прошла и депрессия, лишь в сердце остался уголок тоски, связанный с именем Катаржина, да еще и полное безразличие к собственной жизни. В течении нескольких месяцев я продолжал жить как робот по заранее написанной программе — хорошо учился, ежедневно посещал клуб реконструкторов, где занимался на тренажерах и стрельбище. Затем душевная боль постепенно угасла, но я понимал, что уже никогда не буду так счастлив как ранее. После окончания пятого курса, на меня вышли представители фармацевтической компании, которые предложили мне принять участие в испытании препарата под рабочим названием «Арес», усиливающего боевые возможности человека — выносливость, ловкость, зрение, меткость, скорость реакции, стрессоустойчивость. Со слов господина Джонса, представлявшего интересы фармгиганта, препарат прошел первую стадию испытаний, на которых была доказана его полная безопасность для человека, но те добровольцы, которые приняли участие в этом испытании — обычные люди, ведущие относительно малоподвижный образ жизни, они не подходят для проверки эффективности препарата, для этого нужны люди с хорошей спортивной формой, желательно имеющие военную подготовку, причем испытателей надо не менее тысячи человек. На мой вопрос о военнослужащих он ответил, что правилами НАТО такие эксперименты запрещены. Потому, дескать, он и обратился ко мне, как и многим другим реконструкторам-энтузиастам с предложением принять участие в исследованиях в качестве испытателя, то есть, иными словами Джонс предложил мне стать подопытным кроликом. Мне эта идея не понравилась, но всё же я не стал отказываться сразу, взял время на раздумье и доложил о предложении резиденту, который, проконсультировавшись с центром, рекомендовал мне всё-таки принять участие в экспериментах. После этого в течении полугода мне раз неделю делали инъекцию «Ареса» и проверяли мои боевые качества в спортзале и на стрельбище, а на конспиративной квартире российский медик меня осматривал, брал анализы крови, мочи и снимал энцефалограмму. Примерно с третьего месяца я стал замечать, что у меня растет реакция, выносливость, меткость при стрельбе из различных видов оружия, также я стал хорошо видеть ночью, улучшились слух и обоняние. Казалось бы, лекарство доказало свою эффективность, но через полгода после начала испытаний Джонс пригласил меня и сказал, что испытания прекращаются в связи возникновением необъяснимых побочных эффектов. Как следовало из его короткого рассказа, с некоторыми испытателями произошли трагические и невероятные происшествия — у одного в спортзале голова лопнула, разлетевшись на куски без всякой причины, три испытателя сгорели, буквально в течении минуты превратившись в пепел, хотя поблизости не было источников огня, а их одежда осталась целой, ещё трое сошли с ума, а двое так вообще исчезли загадочным образом, хотя, как пояснил Джонс, исчезновения, возможно, и не связаны с приемом препарата. Эта информация подействовала на меня пугающе, тем более, что с этими странными случаями была полная неясность: останется ли опасность после прекращения приема препарата? Джонс тоже не знал ответа на этот вопрос. Но бойся, не бойся, а жить-то надо, вот я и продолжал тянуть слубу разведчика, посещал тренировки, учебные классы, мероприятия в клубе реконструкторов и учебу в университете. Летом 2018 года я защитил диплом, сдал экзамены и получил степень магистра экономики. Мне поступило несколько предложений о трудоустройстве, но решение о моих дальнейших действиях должен был принимать центр, а они с этим почему-то затягивали, только прислали сообщение о присвоении мне очередного звания старший лейтенант (летеху-то мне дали ещё в 2016, когда я степень бакалавра получил), поэтому я все лето отдыхал, да посещал клуб. И вот с парнями из клуба поехал на памятные мероприятия, которые должны были пройти на старой польской границе поблизости от Катовице.