Утро под Катовице (СИ) - Ермаков Николай Александрович. Страница 70

Есть! — энергичный боец, козырнув, умчался на улицу.

Проводив его взглядом, я сел по турецки на пол, и, используя лавку в качестве стола — другой-то мебели в доме нет — принялся писать рапорт химическим карандашом. За двадцать минут я написал почти полностью два экземпляра — там оставалось только проставить количество уничтоженных финнов. В это время появились Краснов сотоварищи с оружием, ранцами и увязанными в узлы маскхалатами.

Так, бойцы, давайте доставайте финские консервы десять штук и грейте в печке!

Красноармейцы, с которых вся борзость слетела, как и не бывало, быстро принялись за дело. Но я-то помню… Всё помню!

Когда консервы подогрелись, я было приказал Краснову взять четыре банки и отнести их раненым, но Фомин сказал, что он уже распорядился, чтобы их покормили из сухпайков, которые были в вещмешках наших бойцов. Тогда я разрешил бойцам съесть по две банки. Во время обеда появился комиссар с раскладом по вражеским трупам. Согласно его подсчётам, от пулевых попаданий погибло двадцать семь финнов — это с учётом уничтоженных на поле в самом начале, но без убитых мной на высотке. А от осколков погибло всего восемь. Видимо, финны быстро сообразили, что дело пахнет керосином и успели отойти вглубь леса. Отправив моих бойцов на улицу, чтобы не слышали лишнего, старлей приступил к торгу, напирая на то, что его бойцы, наступая цепью тоже вели огонь из винтовок. Немного поупиравшись, я пошел ему навстречу и согласился записать на его счёт в общей сложности четырнадцать мерзляков, при этом выбив себе три трофейных «дегтяря» и пять автоматов «Суоми» плюсом к захваченным мной у высоты. После этого я внёс итоговые числа в оба экземпляра рапорта, один отдал старлею, а на втором он и комиссар сделали отметки о том, что все изложенные факты соответствуют действительности.

Тем временем на хутор подъехали сани, запряженные лошадьми и из бани стали выносить раненых.

Их что, на телегах повезут? — Спросил я у старшины, руководившего погрузкой.

Да нет, только до дороги, там в машины и через час уже в Салми будут, не в Питкяранту же везти, — ответил он, намекая на непрекращающуюся канонаду, звуки которой отчётливо доносились до хутора.

Краснов! — подозвал я к себе бойца, — проверь чтобы у всех наших раненых с собой их вещмешки были, потом с остальными бойцами наши взводные оружие и боеприпасы собери и пересчитай, трофейные автоматы, пулеметы, патроны и гранаты сложи в одном месте. — пусть работает, сучий потрох, меньше всякой дури в голову будет лезть!

Есть! — боец беспрекословно бросился выполнять приказ.

А я, озадачив немногочисленных подчинённых, вернулся в тёплый штаб, где, получив от вестового кружку горячего чая, сел на пол, прислонившись спиной к печке.

Товарищ старший лейтенант, подсобите с транспортом, — обратился я за помощью к Фомину, котрорый, сидя на лавке напротив меня, пил чай в компании комиссара и взводных командиров, — А то трофеев набрали столько, что самим не довезти.

Офицер снисходительно посмотрел на меня, отхлебнул чаю и с веселой иронией сказал своим офицерам:

Вот товарищи командиры, смотрите какие пограничники жадные бывают! Нахапали трофейного добра столько, что сами увезти не могут!

Лейтенанты, только сегодня получившие боевое крещение, улыбались шутке, тем не менее смотрели на меня уважительно, зная о девяти финских трупах, лежащих в холодном снегу у одинокого холма. Мне же шутить после потери товарищей не хотелось совершенно, поэтому я холодно ответил:

Так уж получилось, товарищ старший лейтенант, что те кто мог бы донести эти трофеи до расположения роты, либо ранены, либо убиты.

Старлей молча отхлебнул чаю, а потом примирительным тоном произнес:

Ладно, комот, не хорохорься, мы ведь тоже не в тылу отсиживаемся, уже сегодня на передовой будем.

В полутемной избе возникла неловкая пауза, растянувшаяся на пару минут, в ходе которых все мы пили молча горячий чай в прикуску с галетами. Помолчав, старлей как ни в чем не бывало продолжил:

Сейчас подводы отвезут раненых и вернутся, я тебе одну выделю, дойдете с нами до Питкяранты, а там посмотрим, надеюсь наш полк врезал белофинам как следует!

Лейтенанты согласно покивали головами и чаепитие продолжилось под указания, которые давал Фомин командиру третьего взвода, остающегося на хуторе:

Песков, сегодня же организуй на холме пост с огневой точкой. Место там стратегическое. Да и вообще этот хутор очень важен, отсюда перерезать дорогу на Салми в два счёта можно и тогда кранты нашим в Питкяранте. Поэтому бдительности не теряй! Белофинны в любой момент могут снова появиться. Пушку я тебе пока оставлю, а там уж как комполка решит.

Лейтенант, которому были адресованы эти разъяснения, кивнул с сосредоточенным видом, а Фомин вновь обратился ко мне:

Ковалёв, а ты не знаешь, почему здесь гарнизона не было?

В начале января это был глубокий тыл, а почему потом, когда финны Леметти обошли, здесь гарнизон не поставили — не знаю. Во всяком случае, у нашей роты на это людей не было, — постарался я ответить ему как можно нейтральное. Ну не рассказывать же ему, что у местного армейского командования со стратегическим планированием на мой взгляд вообще туговато. Ладно окружение Леметти просрали, но ведь можно было подумать о том, что дорога Кителя — Питкяранта может оказаться под ударом и не допустить ее блокирования финнами! А он про этот хутор спрашивает, который ещё дальше!

В Питкяранту мы вернулись после пяти вечера, прошагав шесть километров за строем пехотной роты.

Шли мы в окружении карельского леса по единственной дороге, связывающей тыловые города Олонец и Салми с оказавшейся на переднем крае Питкярантой под звуки приближающегося боя. Когда уже окончательно стемнело, пройдя через короткую улицу пригорода с деревенскими домами, колонна остановилась у длинного одноэтажного здания из красного кирпича, в котором скрылись командир и комиссар, остававшиеся там десять минут. После того, как они вышли, ко мне подбежал вестовой и передал приказ Фомина разгрузить телегу и явиться в штаб обороны города, который как раз тут и располагался. За пару минут я вместе со своими бойцами освободил повозку и проводив взглядом уходящую колонну, оставил красноармейцев охранять взводное имущество, а сам вошёл в здание штаба. Здесь дежурный лейтенант подробно внёс в журнал мои данные, переписал из рапорта сведения о бое на заброшенном хуторе, потом приказал занести в здание штаба привезенные мной трофеи и взводное имущество. Своей группе я оставил пулемет Дегтярева, трофейный автомат, полсотни гранат и по пять банок трофейных консервов на человека, а остальное занёс в здание штаба. Быстро пересчитав стволы, он выдал мне расписку, в которой было указано точное количество сданного оружия, а все остальное было обозначено лаконичной записью «и прочее имущество». Ну, хоть так. Разобравшись с материальными ценностями, лейтенант сообщил, что пограничники ведёт бой на восточной окраине города. Там где раньше и было наше ротное хозяйство. Выйдя из штаба я подозвал бойцов и мы по темным переулкам направились в сторону передовой. Не доходя метров двести до здания ротного штаба, мы встретили двух наших ротных санитаров, которые несли носилки с раненым в ногу бойцом, вслед за ними плелись четверо бойцов с перевязанными руками. Эти бойцы, узнав меня, подтвердили, что мы идём в правильном направлении. Дальше мы двигались уже перебежками от одного укрытия к другому. Добравшись до здания штаба, я обнаружил, что у него нет крыши и выбиты все стекла, однако из окон ведётся огонь в сторону наступающих финнов. Оставшиеся в живых красноармейцы также ведут огонь, скрываясь, кто в домах, кто за сараями или в сугробах. Какого либо управления боем мне не заметно. Похоже, каждый боец стреляет как и куда считает нужным. Видимо, командиры все выбиты. Несколько построек, в том числе и крайняя изба, которая две последних недели служила мне домом, полыхали в вечерней тьме в ночи огромными яркими кострами. Судя по хорошо различимым в темноте вспышкам выстрелов, враги уже подобрались метров на тридцать — сорок к околице. Бой грозил перейти в затяжную фазу и финны могли либо занять дома на окраине, создавая себе плацдарм для продвижения вглубь города, либо закрепиться на своих нынешних позициях, вырыв окопы в снегу. Оценив ситуацию как критическую, я скомандовал бойцам своего отряда: