Любовь на карантине (ЛП) - Карлан Одри. Страница 12

— Я не говорил. — Опрокидываю свое пиво обратно и опустошаю банку.

Она скрещивает руки на груди.

— Ты не должен говорить мне. Хотя я уже говорила тебе, чем занимаюсь.

— Как ты думаешь, чем я занимаюсь? — Улыбаюсь и провожу рукой по волосам, любя наблюдать, как она обдумывает вопрос.

— Что— то физическое.

— О?

— Твое тело нелепо сложено. Это требует много работы и постоянного ухода. Очевидное предположение — тренер по фитнесу.

Откидываю голову назад и смеюсь.

— Очевидно, да? Я мог бы обучить тебя. Мне приходилось видеть, как ты занималась йогой на днях. Похоже, тебе не помешал бы корректировщик, все это шатание на одной ноге. — Дразню ее и смотрю как ее лицо становится ярко— розовым.

— Это новая вещь, которую я пытаюсь сделать! И хочу, чтобы ты знал, мистер Мускулы, не каждый может провести свою жизнь в спортзале.

— Правда, правда. И я не провожу свою жизнь в тренажерном зале, но обязан проводить много времени, тренируясь. Каково твое следующее предположение? Она дуется, а затем сужает свой взгляд.

— Баскетболист?

— Баскетбол, да? Когда— нибудь играла?

— А ты? — мгновенно отвечает она.

Хихикаю.

— Да, детка, играл. И я не баскетболист. Близко, но без сигары.

— Ну, если не баскетбол, то что?

Смотрю на ее лицо, чтобы увидеть, есть ли любой намек на признание или искра любого рода. Она морщит нос.

— Я не смотрю спортивные передачи. А если бы сделала это, то это была бы живая игра. Тогда это событие. Что— то, к чему вы идете и что испытываете вместе с игроками. По телевизору это просто кажется таким… — Она пожимает плечами. — Не знаю, занудным.

— Скучно? Ты думаешь, профессиональный футбол — это скучно? О, ты меня ранила! — Я прикрываю свое сердце и откидываю стул назад, притворяясь, что меня ранили в грудь.

Она смеется и продолжает есть, хотя, кажется, замедляется. Я смотрю на ее тарелку.

— Девочка, ты была голодна. Твое тело, вероятно, голодает по настоящим витаминам и питательным веществам. Что ты ела на ужин вчера вечером?

Ее глаза расширяются.

— Ужин?

— Завтрак?

Девушка снова морщит нос.

— Сэди, детка, это нехорошо. Как ты можешь работать без топлива в тебе?

Отодвигая тарелку, она поднимает одну ногу на стул, и я вижу ее ярко накрашенные розовые пальцы.

— Так было всегда. Еще со времен колледжа. Я училась всю ночь, ходила в школу, а потом, наконец, приходила домой, ела и падала. Затем история повторялась. Когда я начала писать романы, просто положила пальцы на клавиши и позволила своему разуму блуждать.

— И почему это мешает тебе есть?

— Это не намеренно. Но когда муза активна и действует, мы, писатели, пользуемся этим. Берите как можно больше, пока оно не исчезло, в некотором смысле. А до карантина у меня был довольно серьезный случай писательского блока. Теперь это не так.

— В основном, ты теряешься в этом.

Она широко улыбается.

— Да, именно так. Персонажи начинают говорить, а я принимаюсь печатать.

— Могу понять. Когда я нахожусь на поле, все, кроме игроков, команды противника и мяча, исчезает. У нас может быть целый стадион, заполненный фанатами, кричащими от всего сердца, и все это просто исчезает в ту же секунду, как мяч будет сбит.

— Полностью согласна.

— Хотя то, что ты делаешь, действительно здорово. Я не мог себе представить, что попытаюсь написать целую историю от начала до конца. У тебя нет идей?

Она напевает, и это звучит почти так же сексуально, как и предыдущий стон.

— Иногда. Идеи приходят и уходят довольно быстро. Именно на те, которые действительно привязаны вам, вы должны обратить внимание. У меня может быть идея пойти в почтовый ящик, чтобы получить свою почту, но если она недостаточно мясистая или громко говорит с моей музой, то это не более чем мимолетная мысль.

— Это имеет смысл?

— Не совсем. — Я смеюсь. — Что за новая история? О чем?

Ее лицо морщится, а глаза наполняются слезами, что— то сродни страху.

— Мужчина и женщина.

— Я так и подумал, поскольку это романтика. Не то чтобы это не могли быть два чувака или две телки. Как говорится, любовь есть любовь.

Я протягиваю руки в умиротворяющем жесте, чтоб убедиться, что девушка понимает, что я не против того, чтобы люди были людьми. Занимающиеся своими делами. Любить того, кого они хотят любить. Никакой кожи с моего носа, так или иначе.

Она прикрывает рот, смеясь над моим отступаем.

— Что за сюжет?

— Он все еще формулируется, — быстро говорит она. — За какую команду ты играешь?

Может быть, она из тех писателей, которые работают над шедеврами и не делятся ими до тех пор, пока все не станет как надо? Именно так это выглядит в кино.

Решив дать ей бесплатную карточку выхода из тюрьмы, я перехожу к ее вопросу.

— Оклендские мародеры.

— Круто, — говорит она, будто ей все равно, ковыряясь в остатках еды на тарелке.

— Итак, что ты планируешь на ужин сегодня вечером?

Спрашиваю я. Она откидывается назад и прикрывает живот.

— Я даже не могу думать об ужине с таким количеством еды во мне. Он определенно будет легким, если я вообще что— нибудь съем.

Закрываю уши и пою “Ля— ля— ля— ля— ля”, пока не вижу, как она смеется, но не слышу ее.

— Не говори этого. Мое сердце не выдержит. Как насчет того, чтобы завтра мы вместе отправились за продуктами? Мне становится очень плохо, так как я не планировал оставаться здесь на карантине.

— Мы не должны уезжать надолго и, определенно, не должны идти вместе.

Я улыбаюсь и наклоняю голову.

— Ты всегда делаешь, что тебе сказали?

Она хмурит брови.

— Да, если это спасет мою жизнь и других людей. Можешь поспорить на свою задницу, что да.

Я встаю и убираю тарелку.

— Ладно, псих, успокойся. Я просто предложил пойти вместе. Это не значит, что мы должны держаться за руки, делая это.

Не то, чтобы мне не хотелось держать ее за руку. Бьюсь об заклад, она замерзла и нуждается в таком теплокровном мужчине, как я, чтобы не замерзнуть. Вероятно, у нее тоже холодные ноги. Парень, я хотел бы это узнать.

Я облизываю губы и думаю обо всех других вещах, которые хотел бы сделать с ней. Видения вспыхивают в моем пронизанном сексом сознании серией восхитительных образов.

Целовать ее губы и выяснять, такие ли они мягкие как выглядят. Зарываться руками в её длинные золотистые волосы, прижимать к себе. Схватив девушку за бедра, впиваться пальцами в ее изгибы. Погружаясь в её влажное тепло, пока мы оба не потеряем наши проклятые умы и не забудем все о карантине.

— Привет, Земля Эвану? — ее певучий голос выводит меня из полового оцепенения. — Я сказала, завтра мы можем встретиться внизу в десять утра. Пока мы ходим в шести футах друг от друга, можем пойти в магазин вместе.

— Договорились, — сразу соглашаюсь я.

Это на пару футов ближе к женщине, которую я жаждал в течение четырех полных дней.

Не могу дождатся.

ГЛАВА 5

КАРАНТИН: ДЕНЬ 5

ЭВАН

ОНA ОПАЗДЫВАЕТ. ПРОВЕРЯЮ сотовый телефон в который раз.

10:15.

Я вздыхаю и прохаживаюсь по тротуару перед зданием, задаваясь вопросом, собирается ли она бросить меня, как сделала на днях. С другой стороны, на самом деле девушка меня не подставляла. Я надеялся, что она выйдет и поболтает со мной. Это была моя собственная чертова вина, что мои ожидания были такими высокими.

10:20.

Господи, где она? Мое сердце бешено колотится в груди, и раздражение наполняет мои вены. Я оборачиваюсь и наблюдаю, как уличные светофоры ритмично меняют цвет с красного на зеленый, затем на желтый и обратно. Странно смотреть на улицы обычно шумного города и видеть, что там нет людей. В этом районе обычно полно городских пижонов из всех слоев общества. Хотя хорошо, что люди относятся к этому вирусу серьезно.

10:25.

Я стискиваю зубы и провожу рукой по волосам. Как только думаю, что она не придет, девушка вылетает за дверь и, заикаясь, останавливается в нескольких футах от меня.