Смерть меня не найдёт (СИ) - Летова Ефимия. Страница 13

Я не слушала его речей, словно оглохла. И просто смотрела на него — очень красивого, неуместно красивого человека, какое же эстетическое удовольствие разглядывать его и ни о чём не думать. Просто картинка.

— Вы меня слышите, лирта? Агнесса?

Чужое имя.

Чужая вина.

Чужой мужчина.

Чужая украденная жизнь, чужая украденная смерть.

— Мне нужно… — хрипло говорю я, с трудом глотая кровавую слюну, скопившуюся во рту. — Нужно…

Я хочу сказать «зеркало» — и не могу. Слово не выговаривается, не произносится, словно натыкается на невидимую преграду. Именно это слово! Почему?! Как так?

— Что? — переспрашивает Лигран, его взгляд впивается в меня, как острие, он словно чувствует какой-то подвох, но не может его уловить.

— То, в чём я могу себя увидеть, увидеть то, как я выгляжу. Пожалуйста. Я хочу увидеть себя. Я хочу себя увидеть!

Он смотрит на меня, словно дырку просверлить хочет. Потом медленно кивает и выходит, полог неохотно, с едва слышным хлопком выпускает его. Возвращается быстро, и в руках держит нарисованный красками портрет девушки на белом фоне. На мгновение хочется расхохотаться — может, у них есть галерея смертников? Можно неплохо заработать и развлечь народ, организовывая выставки и рассказывая историю магрских преступлений.

— Это вы, Агнесса. Смотрите.

И я смотрю.

Сначала недоверчиво, скептически, потом — жадно, вглядываясь в каждую деталь, каждую мелочь — впрочем, на мелочи художник оказался скуп. И всё же портрет вполне узнаваем. И девушка, изображённая на нём, очень на меня похожа.

И всё-таки это не я.

У неё красивое, пожалуй, лицо, чуть более раскосые большие глаза — тёмные, как у всех здесь, а мои были серо-голубыми. Белая кожа, серьезное, с вызовом, выражение на скуластом лице. Волосы — чёрные с бирюзой. Цвета длинных прядей переплетаются так естественно, даже в тёмных аккуратных бровях, густых ресницах мелькают бирюзовые нити. В целом она красивее, сильнее, в ней больше жизни, больше страсти, по сравнению с ней я — никакая, стёртая тень.

…Неужели они не видят, что это не я?

— Лирт Лигран, — я придвигаюсь ближе, сжимаю его предплечья, сильные мускулистые руки, и лицо мужчины словно каменеет. — Это ошибка. Эта женщина — не я! Меня зовут Камилла, я родилась в другом мире, я не знаю, как оказалась здесь, я не убивала ту служительницу храма, которую нашли в колодце, и ничего не крала! Мне не нужен ваш фелинос, я даже не представляю, что это такое, вы же маги, отправьте меня домой, я не она!

— Какая жалость, — проговорил лирт, теперь уже его руки перехватили мои, стальная хватка, не вырваться. — Какая жалость, что смерть заберёт такое прекрасное, молодое и нежное тело, — он толчком притянул меня к себе, поставил перед собой. — Прекрасная юная лирта, которая могла бы прожить долгую, удивительную жизнь, полную простых радостей, служению родным и близким, полную любви. Но вы выбрали другой путь, Агнесса. Какая жалость!

Голос королевского следователя меняется, становится почти ласковым, и от этого у меня волосы встают дыбом.

— Не дёргайся.

Его руки почти требовательно, жадно зарываются мне в волосы, гладят шею, спину, грудь через длинную бесформенную хламиду, спускаются на бёдра, ягодицы, губы скользят по щекам, носу, шее. Я стою, не в силах шевельнутся, хотя магического принуждения почти не ощущаю, точнее — принуждения нет в теле, а вот насчёт всего остального я настолько уверенной быть не могу.

— Знаешь, как происходит казнь в Магре, Агнесса? Разумеется, не знаешь, никто не знает, эти сведения засекречены, и королевская полиция тщательно отслеживает утечку любых правдивых слухов, каждый из непосредственных участников процесса даёт клятву полной секретности. Простых бытовых смертников, таких, как твоя соседка, убивают обычно повышением магического давления крови изнутри — так проще всего. Это болезненная, но быстрая смерть. Иногда у тебя сводит лицо, парализует руку или ногу, иногда боль скрючивает тело в клубок ноющих мышечных волокон на пять минут, иногда — на все пятнадцать. Участь твоего соседа, владеющего донумом, менее завидна — кровь и кости магов используются во многих ритуалах, запрещённых для простых жителей Магра, они необходимы в политических целях, ты же умная девочка, Агнесса, ты понимаешь, о чём речь? А ты… как поступят с тобой? Выпустят кровь, а обескровленное пустое тело сварят в огромном котле, чтобы мясо отошло от костей. А ты всё молчишь или врёшь, ты… Ты ведь тоже владеешь донумом, верно? И молчала, все эти годы, служила в лавке, хотя могла бы…

Он подносит к губам мою кисть, целует её, ладонь, тыльную сторону, каждый палец по отдельности — и резко подводит мою же руку к моим глазам.

— Смотри.

Я опускаю глаза и вижу свои ногти, уже не просто тёмные — практически чёрные, удлинившиеся, уплотнившиеся, заострившиеся на концах. Не ногти — звериные когти.

Боже.

— У тебя есть донум, но ты же предпочитаешь хранить молчание, Агнесса-Ренна? Храни… Может быть, король отдаст тебя жрецам. Они даже руки пачкать не будут — ты сама перережешь себе горло.

Лицо лирта Лиграна утыкается мне в волосы, он шумно вдыхает, почти касается шеи мягкими, слегка влажными губами и вдруг отстраняется.

— Молчишь? Прощай, Агнесса. Мы в любом случае найдём фелинос, только теперь чуть позже. Мне жаль.

Сначала он выходит, потом хлопает дверь, потом — лопается защитная полусфера. Я бросаюсь к стене, отделяющей меня от соседа.

— Март!

Он подскакивает на месте, подбегает к решетке, хватает меня за руки, лицо искажается — Март тоже смотрит на когти, на наших глазах втягивающиеся, светлеющие.

— Ты тоже…

— Март! — меня колотит от ужаса, и я сжимаю его руки, щипаю кожу до синяков.

— Тише, тише, тише, — успокаивающе шепчет он. — Не отчаивайся, всё ещё может измениться… Ну почему ты не хочешь ничего им рассказать?

— Я хочу, но мне нечего рассказывать, Март, никто мне не верит, никто мне никогда не поверит!

Он снова бормочет что-то бессвязное, бессмысленное, но успокаивающее, и в этот момент снова раздаётся скрип двери, и я вижу изрядно встрёпанную Ильяну.

— Идём, Март, — шепчет сестра некроманта. — Сейчас. Быстрее!

— А она? — он не двигается, кивает на меня.

— Что «она»? Я не могу попасть в её камеру, это слишком сложно, я и к тебе-то еле-еле добралась… Скорее! Нас выпустят но надо поторопиться…

— Не уходи! — вне себя от ужаса я крепче вцепляюсь в руки Марта, через решётку, когти, кажется, снова выступают и впиваются в податливую мякоть его ладони. — Не оставляй меня!

Боже, я больше не могу здесь находиться.

…Что-то взрывается вокруг, маленький разноцветный фейерверк, смерчики воздуха закручиваются под потолком. Словно легкая дымка, расплывчатая, дрожащая, накрывает нас с Мартом, ещё держащихся за руки, сминает, как тёплый пластилин, тянет и тянет куда-то прочь.

Глава 14.

Одуванчики.

Опять?!

Да, именно. Огромные, как круглые дыньки, белые цветочные головки покачиваются на ветру, отчего-то прямо надо мной, и сквозь них просвечивает синее небо, льётся слепящий солнечный свет. Я умерла и попала в рай, я почти что бессмертный белокрылый ангел, мне так хорошо… Спокойно. Кажется, я лежу прямо в траве, высокой, не меньше метра в длину, изумрудно-бирюзовой, шелковистой, словно её только что вымыли специальным кондиционером для травы и расчесали щёткой. Удивительно, удивительно замечательная трава, мя-агонькая.

Я скосила глаза на собственную руку, сжавшую пучок этого зелёного чуда, и резко села. Пережила пару минут головокружения, выдохнула, подскочила на месте и встала в полный рост. Поле. Бело-зелёное, чуть колышущееся на ветру травяное море мне по пояс. Небо чистое, голубое, летнее, в ажурных оборочках облаков, а источником света действительно оказалось солнце, только пронзительно белое, словно огромный снежок — или одуванчик. Я бездумно хлопнула ладонью с теми самыми тёмными ногтями — ну, чисто демон по нелепой случайности оказавшийся в раю — одуванчик разлетелся ворохом летучек-парашютиков, каждый размером с мой палец. Немного стыдясь самой себя, с силой потянула упругий полый стебель, поднесла пушистый шарик к лицу, набрала в грудь побольше воздуха и с силой дунула. Семена-пушицы разлетелись мягким облаком, часть осела на траву и бурые рукава бесформенной тюремной хламиды, часть — полетела над лазурным травяным заливом.