Смерть меня не найдёт (СИ) - Летова Ефимия. Страница 60
На контрасте вместе смотримся мы, наверное, изумительно. Но чана с супом под рукой нет, да и худой мир лучше доброй ссоры, и вообще, даже за насмешливый взгляд с нотками превосходства и толикой жалости не убивают.
К сожалению.
— Март ещё не вернулся?
— Нет, — теперь ехидство сменилось беспокойством. — Откуда он должен был вернуться, вы же вместе ушли?
— Мы… разошлись. В смысле, пошли разными дорогами, — Ильяна подняла бровь, но ничего не сказала, а я обогнула её и стала подниматься по лестнице к себе в комнату. Милко плёлся за мной с совком и шваброй, совершенно, надо сказать, не магической, а самой обычной — тряпкой, намотанной на длинную, крепкую палку, и сдавленно, едва слышно ругался, заметая падающие с меня одному ему видные пылинки, шерстинки и окровавленные перья. Закрыв, наконец, за собой дверь, я стянула проклятущие тряпки, чувствуя себя реально свежевыкопавшимся мертвецом — сизые ноги и руки, и без того не особо широкие, исхудали на пятый день голодовки, живот буквально приклеился к позвоночнику. Ну хоть волосы пока не отваливаются, и то хорошо.
В дверь постучали, и я, помянув всуе Тирату, хмыру и разных сакралей, завернулась в одеяло и открыла дверь. На пороге стоял хмурый Милко всё с той же шваброй и совком.
— На, пол за собой помоешь, чай, не королевская дочь!
— Истинные аристократы не гнушаются наводить чистоту! — гордо сказала я, но местный домовой, он же дворецкий, он же горничная, уже хлопнул дверью прямо перед моим лицом. Я кинула предложенные инструменты на кровать и задумалась.
Не королевская-то не королевская, но, может, всё-таки жреческая? Снова и снова перед мысленным взглядом вставала фигура Верховного. Если забыть о некоторой, вполне, кстати, объяснимой злокозненности в отношении меня, то он… ну, очень даже ничего мужик, а двадцать лет назад был ещё краше. И неглупый. А то, что отцовский инстинкт не взыграл, так у лиц мужеского пола это бывает.
Может, прийти с повинной и попробовать договориться? А если я ошиблась? А если он, поняв, что про фелинос я действительно ничего не помню и, вероятно, вспомнить не смогу, окончательно упокоит ненужную чужую душу в теле ненужной наследницы..?
В дверь снова постучали. Я чертыхнулась и опять схватилась за одеяло.
— Ещё не домыла! — на пороге стояла Ильяна с каким-то свёртком руках. Снова смерила меня презрительным взглядом от голых ступней до вздыбленной макушки. Вот чисто женский талант — ни слова не сказать, а так выбесить, что я сейчас и её телепортирую куда-нибудь.
— Переодеться тебе, — процедила сестрица, и, чуть поколебавшись, добавила. — С Мартом всё в порядке?
— Надеюсь, — я забрала скрученную в узел одежду. Ещё один узел, только на этот раз нервенный, свернулся где-то под рёбрами. Вот почему физической боли я не чувствую, а душа болит? А можно наоборот, а, Единая?
Ильяна фыркнула и захлопнула дверь, ещё резче и громче, чем Милко. Вот ведь противная баба, а при брате сущий ангел, глазками хлопает и губки бантиком скручивает. Не удивлюсь, если тот самый способ, благодаря которому она проникла в Винзор и собиралась вызволять несчастного арестанта, знаком ей давно и вполне привычен, зря Март совестью маялся. И вообще, такую к крокодилам, пардон, к голодным кваркам без магического сопровождения кидать можно — ваши кварки, вы их и спасайте!
Я сердито отшвырнула одеяло и взялась за совок и швабру. В дверь снова постучали, и я угрожающе тряхнула орудиями труда пролетариата всех миров: кто бы это ни был, сестрица или чудо в перьях, сейчас мало не покажется.
На пороге стоял взъерепененный Март и смотрел на меня, полуголую, синюю в пятнышко, лохматую и страшную, во все глаза.
…Тирата, хмыра и все прочие сакрали, вот почему оно всегда со мной так?
* * *
Справедливости ради надо сказать, что и Март выглядел не самым лучшим образом — растрёпанный и помятый, и одежда как будто с чужого плеча, однозначно не та, что была на нём утром. Но зато живой, невредимый и явно не из другого мира вернувшийся — и то хорошо. В полном молчании он сделал шаг ко мне, я отступила, а он прикрыл дверь за собой, тихо и осторожно, прислонился к ней спиной и продолжал меня рассматривать.
— Привет, — пискнула я и, на всякий случай, прикрылась шваброй. Ещё несколько дней — и я реально смогу за нею спрятаться.
Март продолжал молчать.
— Ну, это… рада тебя видеть. А я… гм… в общем, в храме была.
— Да что ты говоришь?! — язвительно, нараспев произнёс Март. — Ну и как тебе экскурсия?
— Да так, — почему-то говорить ему о произошедшем, особенно о Лигране, не хотелось. — Малоинформативно, на самом деле.
— А-а-а, именно поэтому Милко сказал мне, что у тебя платье в крови.
— Ну и кровь, и что с того, что кровь, не моя же, и я никого не… — тут я дёрнулась и вздохнула. — На самом деле, я кое-что вспомнила. Служительницу, которая охраняла реликвию, похоже, действительно убила Агнесса.
— То есть, ты.
— Не я. Агнесса!
Мы посмотрели друг на друга.
— Если хочешь, если ты мне не веришь, можешь меня сдать, — говорю я, медленно опуская швабру, направляясь к одеялу и снова в него закутываясь. — Это ведь шанс для тебя получить помилование и начать нов…
Март подходит ко мне и обнимает, порывисто и крепко.
— Ну, убила и убила, в души из другого мира я не верю, но все-таки считаю, что та девушка, которую я не знал, и та, которую увидел в стенах Винзора — это две разные Агнессы. Ты, конечно, немножечко умерла, но и как будто начала новую жизнь? — он утыкается носом мне в волосы. — Только, пожалуйста, никогда так больше не делай, а? Не надо меня никуда отсылать. Я чуть с ума не сошёл от ужаса, что ты пошла туда одна, тебя схватят, а я ничего не смогу с этим поделать.
Напряжённый, подрагивающий комок нервов в моём животе постепенно расслабляется, словно теплеет, и вдруг мне становится хорошо-хорошо. Очень неуверенно — потому что мне кажется, что ему будет неприятно, противно — я тоже обнимаю Марта своими исхудавшими жуткими руками.
И не чувствую у него никакого отторжения, ни малейшего.
— Где ты был? — шепчу я. — Я хотела отправить тебя к колодцу, только и всего. А куда отправила на самом деле?
— Видимо, туда, где, по твоему мнению, мне самое место, — с какой-то обидой в голосе говорит Март.
— Неужели на кладбище?!
— Хуже! В дом утех лирты Клариссы!
От неожиданности я прыскаю смехом, а потом в голову приходит другая мысль:
— Так, погоди-ка. И ты только сейчас оттуда пришёл?!
Мысленно прикидываю прошедшее с момента телепортации время до настоящего момента. Да за эти часы можно было отдельный бордель по соседству построить!
— Сгинь с глаз моих! — угрожающе говорю я, нашариваю на полу швабру и наставляю её на растерявшегося Мартена. — Пошёл к хмыре, извращенец!
— Да ты чего, Агнесса! — вышеупомянутый извращенец пятится к двери. — Я просто головой ударился, когда переместился, потому что… а как в себя пришёл, сразу к храму побежал, искал тебя, а потом сюда! Честно!
— Лучше бы ты другим местом ударился, — злобно говорю я, а потом, уже оставшись в одиночестве, обессиленно прислоняюсь головой к двери, а Ксамурр муркает под ногами, то ли утешает, то ли возмущается моей глупостью по-котовьи.
До праздника Венуты остается пять дней, не считая сегодняшнего.
Глава 56.
Пять дней до Венуты. Четыре дня. Три.
А я так ничего толком и не сделала.
Не вспомнила. Не решилась на побег из столицы, да и без новых документов, а достать их второй раз было проблематично, побег становился почти нереальным мероприятием.
Не ожила.
Тело практически потеряло чувствительность, каким-то чудом лицо ещё сохранило свой природный цвет, но всё остальное… Все эти дни я не пила, не ела и боялась засыпать, периодически всё же не засыпая, а будто теряя сознание, проваливаясь в какие-то омуты. Казалось, сон только приближает к окончательному разложению, а ещё мне снились кошмары. Иногда — вполне понятные, с учётом нынешнего состояния, о личинках мух и червей, облюбовавших нутро, прогрызающих моё несчастное тело, застывшее на пороге бытия и небытия. Иногда — смазанные, словно растушёванные сны, чьё авторство я уже не могла определить однозначно. Может быть, Агнессы, а может — мои?