Смерть меня не найдёт (СИ) - Летова Ефимия. Страница 7
Мужчина снова оторвался от своей изумительной пищи, поднялся на ноги вместе с подносом, на котором одиноко лежал последний лакомый кусочек, подошёл вплотную к решётке.
— Вы… хотите мяса? Вы?!
Стало неудобно. Человек, может, тоже последние дни доживает, может, продукты тут любящие и скорбящие родственники оплачивают, а я лезу со своим неуместно раскапризничавшимся желудком и разыгравшимся в сторону чужой еды аппетитом.
— Извините, — повторила я, силясь отвести взгляд от его тарелки, и посмотреть хотя бы в глаза. — Сама не знаю, что со мной происходит в последнее время.
— Но вам не принесли мясо! И раньше тоже не приносили! — не успокаивался проникнувшейся проблемой субъект.
— Нет, но…
— Но вы его хотите.
— Да, но…
— Возьмите, — неожиданно предложил благодетель, протягивая мне через прутья решётки словно бы шкворчащий кусочек двумя палочками, чем-то напоминавшими китайские.
А он, больной и явно заразный, ими уже ел. Надо вежливо отказаться и… Ощущая себя дрессированной собачкой, я потянулась к куску и, вдохнув полной грудью чуть дымный аромат, схватила зубами.
Изумительно.
— Как вас зовут, лирта? И каков ваш донум?
— Ничего не знаю, — с набитым ртом, пытаясь растянуть удовольствие, мурлыкнула я. — Но спасибо вам огромное. Вы меня практически спасли. Надеюсь, хоть вас-то казнить не планируют?
— Отнюдь, через семь дней отправлюсь на встречу с Единой, — невесело хмыкнул товарищ по несчастью. — Разрешите представиться: лирт Мартен. Можно просто Март, без лишних церемоний.
— Камилла. Можно Милька, можно Камуся, можно хоть Чебурашка, — я наконец-то проглотила кусочек, ощущая нечто вроде гастрономического оргазма, с сожалением покосилась на пустой поднос. — Честно говоря, я уже ни в чём не уверена.
— Ка-мил-ла? Красивое имя. Необычное, — узник присел на пол прямо рядом с решётчатой разделяющей нас стеной, и я, чуть замешкавшись, повторила его движение.
— Март, послушайте… Возможно, это очень странная просьба, но… не могли бы вы со мной немного поговорить? Так, как если бы я была ребёнком. Или иностранкой. Или потеряла бы память.
— Не понимаю, — на его лице появилась настороженность, а я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Я потеряла память.
— Вижу, что не ребёнок и не иностранка, — он хмыкнул. — Ну, давайте поговорим.
Вопросы сразу выпали из головы. Но мужчина, несмотря ни на что, казался таким… нормальным.
Доброжелательным.
Очередной приступ кашля одолел его, давая мне время подумать.
— Вы так и спите, на голом каменном полу?!
— Под стасидией есть одеяло, — он кивнул на скамейку. — Как у всех.
— Вы больны. Вам не полагается никакая… помощь?
— Какой смысл помогать приговорённому к смерти? Но вообще-то, поговаривают, кашель начинается у многих узников Винзора. Только ни в какую болезнь не развивается.
— Почему? — глупо спросила я.
Март посмотрел на меня со снисходительным сочувствием.
— Не успевает. Люди тут сидят очень и очень недолго.
…Может, заключённых чем-то опаивают? Либо чтобы поверили во все эти бредни про казнь, либо — в том маразматическом случае, если всё это правда — чтобы воспринимали происходящее спокойно.
— Нас и правда собираются казнить? Это в порядке вещей? Тут, в Марге, я имею в виду?
— В Магре? Не только, но да. Это распространённая практика. У нас строгие законы, — мне показалось, или в его голосе промелькнула гордость? Патриот-камикадзэ, чтоб его.
— А вы какой именно закон нарушили, простите за нескромный вопрос?
— Ну-у, скажем так — некачественно выполнил свою работу. Очень ответственную работу, от которой зависело душевное состояние его высочества Тиверна. Просто-напросто завалил.
— Никого не убили, не ограбили, не устроили заговор? — меня передёрнуло. — Да уж. Жестоко.
— Я знал, на что шёл. В случае успеха мог бы получить прекрасную должность и безбедную жизнь, но…
— Не повезло, — закончила я.
— Именно.
Что ж, понятно, что Март не хотел откровенничать с первой встречной — хотя ему должно быть всё равно.
— Как здесь организуют… казни?
— Откуда ж мне знать? Я буду там первый раз, — он удивился почти так же, как до этого — женщина, всадившая мужу нож в шею за плевок в суп. Какие здесь… нелюбопытные люди. Спокойные и нелюбопытные. А казни, можно сделать вывод, не публичные, и то хорошо. Не хотелось бы выступать на потеху публике.
Хотя хорошего, конечно, ничего нет.
Сосед широко зевнул и снова закашлялся, так, что побледнел ещё больше.
— Прошу прощения, лирта Камилла, продолжим разговор завтра?
— Конечно, — на автомате кивнула я. Неловко поднялась, обернулась — и застыла, глядя на жалко поднявшую лапки кверху слегка уже окоченевшую на вид крысу.
Тут не убирают.
Даже с учётом оставшихся пяти суток скоро подарочек от следователя, его внешний вид и запах доведут меня до психоза лучше любых пыток. Точнее, я-то не эти смирные психи, надеюсь, что черноволосый появится для разговора снова, и я сумею донести до него мысль о своей непричастности к тому, в чём меня обвиняют — что бы это ни было, но…
Как попытаться уснуть по соседству вот… с этим?!
— Что такое, лирта?
— Крыса, — пожаловалась я. — Мёртвая. Вон там.
— Ну и что? — Март вроде бы действительно не понял.
— Страшно. И противно, — буркнула я. Хоть и псих, а мужик до кончиков пальцев. Что поделаешь.
— Выбросите её в уборную.
— Чтобы её выбросить, надо её поднять. А я не могу взять её голыми руками! — зашипела я. — Не могу!
— О, Тирата! — Март прислонился лицом к решётке. — Отойдите в сторону, лирта.
Я послушно шагнула к стене, не понимая, что он задумал, постояла пару минут, разглядывая каменный полоток, испещрённый трещинами, пережила секундный приступ удушливой клаустрофобии, а потом опять посмотрела на безвольно лежащего грызуна.
Грызун дёрнул лапкой, я дёрнулась всеми нервными окончаниями. Померещилось?!
Нет, не померещилось. Безвольное тельце содрогнулось раз, другой, третий, потом с усилием закачалось, перевернулось на живот и боком, неестественно подергиваясь, поползло в нашу с Мартом сторону.
Я подавила крик и стремительно метнулась в угол, а крыса, не обратив на меня никакого внимания, всё ползла и ползла, стараясь приподняться, и чем ближе она подбиралась к клетке Марта, тем увереннее становились её движения.
Так она была не мёртвая, просто… в обмороке, что ли?
Заклинатели крыс, твою ж дивизию. Один уронил в обморок, другой вывел оттуда, даже не прикасаясь. Не хватает только волшебной флейты.
Тем временем грызун дополз до клетки, с явным трудом и не с первой попытки просунулся между прутьями, Март безо всякого страха или отвращения поднял не сопротивляющуюся крысу за хвост — и та обмякла в его руках.
— Вы…? — "гипнотизёр" — хотела я сказать, но сказать снова не получилось. — Это дрессированная крыса? Ваша личная? Домашняя?
— Что? — рассеянно произнёс Март, небрежно помахивая своим трофеем, словно ребёнок машинкой на верёвочке. — А, нет, конечно. Обычная крыса. Кому надо их дрессировать, а тем более держать дома?! В подвалах, на складах, амбарах такого добра навалом.
— Но… — я отчего-то упорно продолжала безумный диалог, подходя ближе к прутьям. — Она же несколько часов пролежала, как мёртвая! А вы…
— Ну так она и была мёртвая, — Март сунул крысу чуть ли не мне в нос, на грязно-коричневом боку запеклась полоска бурой крови, остекленевшие глаза были совершенно неподвижны, и меня чуть не вырвало.
— Она не могла быть мёртвая, потому что она доползла до вас!
— Лирта Камилла, я, конечно, помню, про потерю памяти, но как-то это уже…
— Да как такое может быть?! — заорала я, испытывая непреодолимое желание выхватить несчастного зверька из рук очередного психа и судорожно ощупать со всех сторон в попытках обнаружить невидимые нити, механизмы, что угодно, что могло бы дать разумный ответ на вопрос о том, как мёртвое может двигаться, словно живое.