Игра на выживание - Карасик Аркадий. Страница 18
3
Правую сторону зала занимал цех по ремонту двигателей. Делая вид, что не замечает семенящего рядом Мамеда, Гремин начал обход ремонтного зала.
Двигатели ремонтировали механики, как правило, пожилого возраста. Увидев проходящего мимо Гремина, они равнодушно оглядывали его. При виде Мамеда хмурились и отворачивались.
— Придется менять прокладку, — ставит диагноз механик с седыми висками и грязными масляными потеками на лице. — Не знаешь, есть ли у нас?
— Я что тебе — мастер или кладовщик? — огрызнулся из-под капота «мерседеса» напарник. — Спроси у Генки Воронова, он всегда все знает…
— Генка сейчас ремонтирует машины апостолам, — ухмыляясь, проинформировал худющий мужик в порванной спецовке. — Уж лучше спросить нашего начальника производства…
— Мамедку? Из него механик, как из тебя академик! Крутится около начальства, недоносок!
Мамед высунулся из-за спины Гремина.
— Не болтай, язык вырэжу!
Механики испуганно замолкают.
Кузовной цех. Гремят кувалды, перестукиваются молотки, скрежещут наждачные круги, шипит электросварка.
Гремин в сопровождении прилипшего полукавказца движется по залу. Медленно, не торопясь. Вслушивается в обрывки разговоров, вглядывается в лица ремонтников. Вылавливает из малозначащих замечаний, ругани, жестов все, имеющее отношение к жизни автомастерской. Запоминает — словно записывает в некую книжицу. Дома, в офисе, аккуратно перенесет замеченное в общую тетрадь…
— Целую машину бутылок забросили…
— Снова ночью балдеть будут, нехристи…
— Тихо, Мамедка шныряет.
Беседующиеиспуганнозамолкают.Мамед окидывает их запоминающим взглядом. Что-то угрожающе бурчит…
Возле разобранной «вольво» возятся несколько парней. Разглядывают пулевые пробоины в корпусе машины.
— Из автомата прошили, — со знанием дела говорит один. — Еще одна разборка или…
— Какая там разборка! Еще одного «нового русского» отправили на тот свет.
Ни тени сожаления. Привычное выражение «нового русского» выдано с насмешкой.
— Дожили, — вздыхает пожилой ремонтник, вытирая ветошью руки. — Людей прихлопывают, будто комаров… Зачем только такую рухлядь притащили в ремонт? Ее место — на свалке…
— — Свои сдавали — свои принимали, — многозначительно подчеркивает парень.
И снова высовывается «острый» человечек.
— Пачэму гаварыш, а? Твой дэло рэмонт давать, а нэ гаварыть!
На греминском «жигуленке» уже красуется новый задний фонарь. Помятого капота еще нет — унесли править.
Кажется, единственный «жигуль» в мастерской… Нет, вот еще один с вдавленным в салон передком. Дверь вырезана автогеном. Сиденье, баранка руля, щиток приборов залиты кровью… Та самая машина, которая «поцеловалась» с деревом.
Рядом — высокий, стройный человек среднего возраста. Наверное, владелец машины. Разговаривает с лейтенантом-гаишником.
— Угонщика нашли?
— Мертвый — насмерть разбился. Скажите спасибо — вас отыскали…
— Спасибо, — покорно поблагодарил мужчина.
Ощупывает покореженный до неузнаваемости передок, горестно вздыхает. Видимо, вложил все сбережения в машину, а ее теперь только в утиль отправлять. И за ремонт столько заломят, что не раз охнешь…
Среди ремонтников, разбирающих «жигуленка», — своя тема.
— Без автогена не обойтись… Куда девался Васька? Заболел, что ли?
— Какая там болезнь? Господский бассейн прохудился — варит…
Значит, в скромной мастерской еще и бассейн имеется? И не простой — для работяг, а господский?
— Что-то все у них разваливается… Позавчера в какой-то лаборатории кран потек…
— Не трепись! Услышит Мамедка — яйца вырежет…
Мамед — тут как тут. Злой, ощетинившийся. Даже нос и тот еще больше заострился. Глаза — словно два шила.,
— Работа! Работа! Дэнги получаешь, малако хозаин дает? Вот и давай, давай! — Повернулся к Гремину. — Паслушай, дарагой, твой машин готов. Платы дэнги и уезжай, пожалуйста…
Пришлось подчиниться.
4
Отремонтированный «жигуленок» удовлетворенно пережевывал свежее масло. Двигатель урчал ровно, без перебоев. Гремин выкатился на оживленную улицу, развернулся на перекрестке и поехал в офис. Как всегда, избегая перегруженных магистралей, где пробки — на каждом шагу.
Отстояв положенные минуты возле очередного светофора, неожиданно вспомнил: в офисе кончился растворимый кофе! Вдруг Симочка забудет купить — что тогда делать? Они с Сергеем могут легко обойтись без еды и выпивки, даже без сигарет, а вот без чашечки кофе — никогда!
Пришлось остановиться возле универсама. Благо, только что отчалила «вольво» и удалось припарковаться на освободившееся место.
Закрыв машину, подергав все четыре двери, Григорий не торопясь, направился к входу в магазин.
Впереди, гордо вскинув плешивую голову, шествовал небольшого роста толстячок в летнем костюме. Не будь этого костюма, Гремин не обратил бы на него внимания. Мало ли толстячков разгуливает по московским магазинам? Но все мужчины вокруг — либо в футболках, либо в рубашках с открытым воротом и засученными рукавами. А этот — в костюме и при галстуке.
Гремин машинально пригляделся.
До чего же знаком ему этот человек! Где он мог его видеть?
Профессиональная, натренированная память неслышно пощелкала невидимыми переключателями и реле, покопалась в событиях последних лет. И — докопалась.
По делу банды Матвеева и грибного бизнесмена Дугова должна была проходить Клавдия Сергеевна. Та самая, которая сейчас домогалась Соломина. Толстяк — ее муж, депутат Думы… Как же его звать? Кажется, Федор Федорович Иванов…
Ничего не говорящая встреча. Гремину пройти бы мимо к прилавку, где выставлены аппетитные банки с кофе, но будто черт толкнул под руку.
— Извините, — остановил он толстяка. — Кажется, Федор Федорович?
— Вы не ошиблись, — наклонил голову Иванов. Словно подставил ее под гирлянду цветов. — Депутат Госдумы, — подчеркнул он свое высокое положение. — Чем обязан?
— Гремин Григорий Ефремович, частный детектив, — в свою очередь, представился Гремин. — Не могли бы вы ответить на несколько вопросов? Добродушное выражение мигом покинуло лицо депутата. Вместо него — злая настороженность.
— Что потребовалось от меня милиции? Как известно, я пользуюсь депутатской неприкосновенностью.
— Во-первых, никакая я не милиция, — улыбнулся Григорий. — Во-вторых, не собираюсь ни допрашивать, ни, тем более, арестовывать. Просто прошу побеседовать…
— О чем? — по-прежнему щетинился Иванов. — Я тороплюсь…
— Наш разговор не займет много времени… Года полтора-два тому назад мне довелось познакомиться с вашей супругой…
— Супруга депутата Думы — не объект для изучения. Тем более для сыщиков. Прошу запомнить. Желаю успеха.
И пошел по торговому залу, горделиво выпятив и без того солидный животик. Но так легко избавиться от Гремина не удалось. Григорий догнал депутата и преградил ему дорогу.
— Всего два вопроса. Скажите, не было ли подозрительных телефонных звонков? Или — посетителей? Прошу учесть, что спрашиваю это для вашего же блага. Боюсь, что Клавдия Сергеевна находится в большой опасности.
Озабоченности как не бывало, она сменилась явным испугом. Нет, не за попавшую в историю жену — за себя, свое место, свое будущее. Гремин, конечно, не знал подоплеку трусости Иванова — он только отметил его готовность ответить на все вопросы.
— Что вы имеете в виду?
— Нежелательные знакомства, — коротко пояснил Григорий. — Поэтому очень важно знать — были ли за это время необычные контакты у вашей супруги?
Иванов задумался. Откровение сыщика подкупало. К тому же не было ни бланка допроса, ни хитрых ходов, ни магнитофона, спрятанного в кармане. Если провокация, то всегда можно отказаться — ничего подобного, дескать, я не говорил и вообще этого господина вижу впервые.
— Однажды я заболел и, как обычно, не пошел в Думу. Жена с домработницей возилась на кухне. Вдруг — телефонный звонок. Подхожу, беру трубку. Какой-то человек с гортанным голосом требует позвать Клавдию Сергеевну. Именно требует, а не просит. Я после выразил Клаве свое неудовольствие этим фактом. Пусть она передаст своим знакомым. В конце концов, они имеют дело с депутатом Думы, а не со слесарем-водопроводчиком…