Любовь под прицелом - Карасик Аркадий. Страница 5

— Разве поймаешь, — раздосадовано развел руки в стороны Штопор. — Они, небось, доехали на автобусе до кольцевой, пешочком перемахнули ее и — в области. Садись на любой транспорт и жми в любую сторону… А мы, идиоты, проторчали на выездах…

— С поклажей далеко не ускачешь… Небось, груз у них тяжелый, на себе не потащишь…

— Да уж, тяжелый, — вздохнул Никита. — Из института, где работает Фимка, прихватили какой-то радиоактивный изотоп. Из-за него и разгорелся шум. Начальство твердит: пол-Москвы отравить можно… Налей полведерка салатовой краски, а? Фимка нынче в отгуле, ожидает. Вернусь пустой — раскричится, слезы — рекой… Больно она нервная…

Да— а, нелегкая судьбина у свояка! Сестренка при случае и приложить может так, что только часа через полтора очухаешься. Ручка у ней -дай Бог мужику…

Позвал я кладовщика, велел налить бидончик краски. Наспех придумал: Никита — представитель соседнего участка, нужно помочь. При случае и они ответят тем же.

Кладовщик, худой до прозрачности человек, хитро ухмыльнулся. Дескать, знаем мы эту «братскую» помощь, сам по вечерам переправляю к себе домой олифу, краски и другие строительные «деликатесы». Но возражать не стал, подхватил Фимкин бидончик и вышел из прорабки…

— А на кой ляд ворам изотоп? — продолжил я интересную беседу. — На рынке не продашь — желающих не найдется…

— Отправят в ту же Прибалтику. Или — в Германию… Да не в покраже дело. Тот изотоп в свинце хранился, так они, дуроломы, чтобы было полегче, вытащили его из футляра… Сами заработали дозы и встречным поперечным подарили…

Голова у меня закружилась, сначала медленно, потом с такой скоростью, что я ухватился за край стола. Страшно захотелось остаться одному и тщательно обдумать ситуацию.

Но Никита ни за что не уйдет без краски, а кладовщик почему-то задерживается.

— Самое паршивое, что следователь почему-то решил: без наводчика не обошлось. Вообще-то его можно понять. Откуда преступникам стало известно о наличии изотопа, откуда они узнали, где он спрятан? Понимаешь? Вот и шерстит всех подряд… Как бы не добрался до Фимки…

Я автоматически кивал, соглашаясь с услышанным. Значит, и на мою долю пришлась солидная доза радиации… Правда, сидел я за рулем, Тихон и Владик своими телами защищали меня и излучения, но разве это надежная преграда? Не свинец же…

— …свадьбы, как таковой, мы с Фимкой решили не устраивать… Обычный обед послезавтра. Соберется вся семья… Ты с Ольгой тоже обязательно приходи…

Сегодня же отправлюсь к врачу. Пусть проверит, положит в больницу. Есть же препараты и лекарства, «откачивающие» радиацию… Нет, об изотопе лучше не заикаться. Из поликлиники немедленно позвонят в милицию — так и так, обратился человек… И маховик начнет раскручиваться… Где был, с кем общался? Конечно, сошлюсь на незнание, но кто поверит?… Господи, когда же перестанет болтать настырный свояк?

Наконец появился кладовщик с полным бидоном краски. Никита распрощался и ушел…

4

На свадебный обед пришлось пойти.

Когда мы с Ольгой появились в обставленной новой мебелью квартире молодоженов, отец с матерью были уже там. Язвительно покашливая, батя, будто опытный сыщик, обследующий место преступления, бродил по комнатам, заглядывал во все углы. Даже туалет не обделил вниманием. И не просто разглядывал столы и стулья — интересовался их стоимостью, местом покупки, временем приобретения.

— Значит, диванчик в полмильена стал? — хмыкал он недоверчиво. — М-да, цены пошли аховые… Спальный гарнитур не в Доме мебели куплен? Сколько плачено?

— Тридцать тысяч, — гордо чеканила Фимка, косясь в сторону молчащей матери. — Да еще приплатили за доставку и сборку… Никитушка избегался…

— Так… Я вот подсчитал кое-что, — отец медленно листал записную книжку, отыскивая нужную запись. — Ежели не считать квартиры, остальное обошлось в мильен с гаком… Откуда взялись этакие деньжища? — гневно выкрикнул он, обличающе ткнув пальцем в Никитину грудь. Будто надумал покопаться в его нутре и вытащить добровольное признание. — На зарплаты и премии можешь не ссылаться — не приму!

Я видел, как медленно бледнел свояк, как сжимались в кулаки толстые его пальцы. Врежет сейчас тестю… Нет, не врежет — слаб в коленках. Батя — каменщик, тысячи кирпичей в смену пропускает, не руки — кувалды.

Назревал скандал. Словно нарыв, который вот-вот лопнет и из него польется гной взаимных обид и оскорблений.

Фимка собирала в носовой платок обильные слезы. Ольга намертво вцепилась в меня, удерживая от участия в ссоре. Мать сжалась в углу, со страхом глядя на разбушевавшегося мужа.

А я, между прочим, и не думал ввязываться. Голова занята Тихоном и Владькой. Если они не заболели — Бог миловал и меня. Заболели — сразу помчусь к врачам, сдамся на их милость…

— Ну что ты, Иван, раскочегарился, — из своего угла молила мать. — Значит, накопил Никита денег, готовился к семейной жизни… Его хвалить нужно, не ругать…

— Накопил? — еще пуще разъярился отец. — С каких таких прибытков? Пусть ответит: где взял?… Не зря придуман анекдот: может ли осел кормиться на асфальте? Уж не зятька ли имел в виду придумщик?

Общими усилиями уговорили отца успокоиться. Ворча и угрожая докопаться до источников доходов рядового инспектора ГАИ, он позволил осмелевшей матери усадить себя за стол.

— Когда расписались? — обратилась мать к зятю. — На венчание подали?

— А это еще зачем? — угрюмо, не до конца остыв после выступления настырного тестя, спросил Никита. — Расписываться, венчаться… Древность! Ежели мы с Фимкой рассоримся, никакие записи-прописи не помогут…

— Как же так, — недоумевала мать. — Грех-то какой жить невенчанными, нерасписанными…

— Мода пошла нынче такая, — снова закипятился отец. — Обошли вокруг ракитова куста и — все дела. Нам, старая, не понять молодых. У них своя религия… подзаборная…

— Так-то оно, может, так, — не унималась мать, не до конца поняв реплику мужа. — С распиской да венчанием вроде спокойней… Пойдут дети, как их называть по отчеству?

— Конечно, на меня, — гордо выпятил широченную грудь Никита, словно заранее хвастаясь своим отцовством. — Не откажусь… Не подумайте, ради Бога, чего плохого. Я ведь от оформления не отказываюсь, готов хоть сегодня, хоть завтра… Даже уговаривал Фимку. Разве ее переспоришь! Такую власть забрала — аж страшно делается…

— А ты не лезь бабе под каблук — не зажмет, — посоветовал притихший отец. — Нынче они, ох какие умные. С единого взгляда засекают: кто — мужик, а кто — полосканное бельишко. Соответственно и ведут политику.

Фимка засмущалась… Гляди-ка, бедовая моя сеструха, от которой в детстве дворовые пацаны ревмя ревели, научилась краснеть… Я мельком оглядел изменившуюся после замужества Фимку, поудивлялся ее смущению и снова углубился в безрадостные мысли.

Застольная беседа доходила до меня, как сигналы из другой галактики. Вот уже третий день я сам себя обследовал: нет ли усталости, не кружится ли голова, не слабеют ли ноги? По-моему убеждению, именно эти симптомы свидетельствуют о радиоактивном облучении.

Слышал — нужно больше пить молока и ни в коем случае не потреблять спиртное. Забил молочными пакетами холодильник и убрал подальше бутылку водки…

Вот и сейчас подливал в свою рюмку нарзан. Никита и Фимка, занятые хозяйственными делами, этого не заметили, но отец подозрительно поглядывал в мою сторону. С каких это пор сын стал трезвенником?

Часов в восемь вечера, когда уставшие родители хотели оставить молодежь одну, в дверь позвонили. Никита и Фимка, недоумевая, переглянулись — неужто гости? — и дружно побежали открывать, следом за ними — родители, мы с Ольгой.

Лейтенант милиции и два милиционера… А им-то что нужно? Может быть, сослуживцы новобрачного?

— Серафима Ивановна Чернова?

— Я самая, — тихо призналась Фимка.

— Разрешите ваш паспорт…

Новобрачная осторожно всхлипнула, принесла паспорт и подала лейтенанту. Никита стоял — столб столбом, глядя расширенными глазами на происходящее.