Вторая жена доктора Айболита (СИ) - Халь Евгения. Страница 2

Едва ли не силой доктор вытолкал Амира из-за ширмы в кабинет, давая мне возможность одеться. Я быстро стащила новые белые носочки и попыталась натянуть колготки. Руки так дрожали, что одеться никак не получалось.

В сумочке зазвонил телефон. Я поспешно бросилась к нему. Это, наверняка, отец. Не отвечу – потом будет кричать, что не уважаю его.

– Ты еще в клинике? – отец, как обычно, не поздоровался.

– Да, я одеваюсь, папа.

– Хорошо. Уже подъезжаю. Всё в порядке?

– Нет, – очень хотелось сдержать слезы, но не получилось.

Голос прервался от рыданий.

–  Перестань! – немедленно разозлился отец. – Что ты сопли распускаешь, да?

– Как я могу перестать, папа, если уже неделю чувствую себя рабыней?

Это началось в прошлую субботу с обычного теткиного бурчания. Она разбудила меня в шесть утра.

– Сколько можно спать? – тетка Раиса стащила с меня одеяло и хлопнула по попе. – Кто тебя такую замуж возьмет, Соню-засоню? Всё проспишь! Мужа, детей, жизнь вообще проспишь. Ээээ… дедей тюри кином! – она встряхнула одеяло и выругалась.

– Маму не трогайте! – от ее любимого ругательства, которое затрагивало честь моей мамы, сон улетучился сам собой.

Я вскочила и набросила халат. Что за манера у нее? Чуть что – так сразу крыть по матери?

– Как не ругать тот проклятый живот, из которого ты вылезла? – Раиса вскинула ладони вверх. – Шабат сегодня. Отец приедет обедать в полдень. А ты еще даже не встала. У меня в твоем возрасте уже двое детей было. А ты что? Двадцать пять лет корове и всё валяешься. У меня в десять утра в шабат уже дом блестел, мясо зажарено было, чуду в духовке горячие стояли. И сама уже красавица: накрашена и одета. И чуду мои не такие, как твои деревянные, а мягкие и ароматные. Потому что у моей покойной свекровки – чтоб ей в аду  гореть– попробуй такие пироги, как твои, на стол поставь! За косу бы оттаскала!

Дались ей эти чуду! Терпеть не могу эти горские пироги. И есть, и готовить. Они так с ними носятся, как будто это золотая медаль на Олимпиаде или самая важная вещь на свете. А как по мне они практически не отличаются от осетинских мясных. Правда, говорить это в лицо горским нельзя. Закопают!

– А ты вся в мать! – тетка удалилась на кухню, но ее визгливый, как бензопила, голос, разносился по дому. – Та тоже с утра валялась, книжки читала. Тьфу!

– Ну извините, что моя мама была интеллигентным человекам и любила читать, – огрызнулась я, выдавливая зубную пасту на щетку.

– Ты мне тут носом не крути! – Раиса возникла на пороге ванной, ожесточенно натирая кухонным полотенцем дно кастрюли. – Книжки женщине читать можно, когда обед готов. Сначала еда, потом книжки. А не до или вместо еды. Твой муж бумагу жевать будет, да?

Папа приехал ровно полдень. Есть не стал. Окинул взглядом щедро накрытый стол, отломил кусок мясного пирога чуду и жестом остановил суетящуюся на кухне тетку:

– Потом, Раиса. Не до еды сейчас. Сядь. Разговор есть. И ты, Маша, сядь, – он указал на пустой стул напротив себя.

У меня сердце ухнуло в пятки, чуя беду. И неспроста.

– Ты уже взрослая, дочка. И должна помогать решать проблемы семьи. Поэтому станешь второй женой одного очень уважаемого человека и родишь ему ребенка.

С ума они все посходили, что ли? Это не может быть правдой! Это какой-то фильм про дикие народы.

– Что? Папа, прости за грубость, но это ерунда какая-то!– у меня даже воздух в легких закончился. – Я же не вещь! Какая вторая жена? Двадцать первый век на дворе!

– Это не бред, дочка, – терпеливо пояснил отец. – Ты не вещь, конечно, но часть семьи. А в семье все друг другу помогают. Ты ведь знаешь, что наши обычаи позволяют мужчине привести в дом вторую жену, если первая жена не может родить. Моя дочь не может. Ты родишь вместо нее. Иначе ее муж Амир с ней разведется и нашу семью ждут нищета и позор.

– Она не понимает, что такое семья, – возмутилась тетка. – Эти русские не такие, как мы. Они – перекати-поле. У них брат с сестрой могут всю жизнь не разговаривать. Нисим, что ты наделал? Зачем ты тогда упал на эту проститутку, ее мать? – Раиса стащила с головы платок, закрыла им лицо и горько зарыдала.

– Не смейте оскорблять мою маму! – я вскочила с места.

– Сядь! – прикрикнул отец. – А ты, Раиса, прикрой рот с той стороны! А еще лучше пойти и вымой его с мылом.

– Видел, как у этой бандитки глаза загорелись? – жалобно заскулила тетка. – Она бы меня сейчас ударила бы, если бы не ты.

– Ерунду несешь, – процедил отец сквозь зубы. – Я объясню, и Маша поймет. Она моя дочь, в ней течет горская кровь. Неважно, что только наполовину. Наша кровь сильная. Так что Марья должна понимать, что мы так жили веками. Так же будут жить наши дети и внуки.

– В ней прежде всего течет русская кровь ее матери, – прошипела тетка.

Отец бросил на нее гневный взгляд, побледнел и тихо продолжил:

– Твоя мать рано умерла, Маша. Тебе тогда и восьми лет не было. Я мог сдать тебя в интернат. Никто бы и не узнал, кто я для твоей мамы. Мы ведь с ней скрывались. Никому ничего не рассказывали. Но я привёл тебя в дом своей сестры. И мы вместе с Раисой вырастили тебя.

– И твоя сестра, папа, меня каждый день попрекает куском хлеба, – я схватила  кусочек хлеба с блюда, отщипнула мякоть и принялась нервно катать из нее шарики.

Раиса, которая не терпела непочтительного отношения к еде, немедленно отняла  хлеб и шлепнула меня по рукам. Потом поцеловала хлеб и положила на блюдо.

– Раиса тебя любит, Маша. Но пойми: моя жена много лет живет с камнем в сердце. Потому что знает, что ты живешь у моей сестры. И твоя тетя это знает и понимает. Поэтому ей обидно, что ты не хочешь помочь семье. А ты ведь можешь. Настало время отблагодарить за всё то добро, что мы для тебя сделали.

– Да не могу так, папа! Как ты не понимаешь? – я не выдержала и расплакалась. – Ну это же дикость какая-то!

– Тогда убирайся на вокзал, где тебе и место, раз не можешь! – заорала тетка. – Слышал, Нисим, как она заговорила? Дикие мы для нее. Тоже мне принцесса Диана!

– Замолчи, Раиса! – заорал отец. – Ни на какой вокзал она не пойдет! Она моя дочь. Точно такая же, как и все остальные.

Ой ли? У отца три дочери и единственный сын. Была еще одна, самая старшая дочь Диана. С послушанием у нее было так же плохо, как и у меня, хоть в ее жилах и текла стопроцентная горская кровь. Она сначала вышла замуж за русского, своего однокурсника из мединститута, а потом погибла.

Но сводные сестры, встречаясь со мной на семейных торжествах, в лучшем случае цедили сквозь зубы: "Привет!" И быстро разбегались кто куда. Чтобы их мать, законная жена моего отца, не увидела, что они со мной общаются. Сама она даже не здоровалась со мной. Лишь злобно щурила глаза и поджимала и без того узкие губы. Единственный и самый младший папин сын Рафаэль меня ненавидел и даже не считал нужным это скрывать. Он как раз со мной активно общался, считая себя главным, после отца, конечно,  мужчиной в семье. Но за столько лет я и двух добрых слов от него не услышала. Рафик всё время проверял, где я бываю, что делаю. И использовал малейшую возможность меня упрекнуть. А так же напомнить, как повезло такой дворняжке, как я, что ее взяли в уважаемую семью.

Теперь главной головной болью папы была вторая по порядку дочь Анжела, которая стала самой старшей, так как ее сестра умерла. Именно за ее мужа и пытался сосватать меня отец.

Этим браком гордился не только папа, но и вся семья. Еще бы! Амир Абрамов был членом одного из двух самых могущественных и богатых горских кланов. Его отец был владельцем многочисленных бизнесов и щедрым спонсором многих, менее удачливых соплеменников. Таких, как мой отец. Амир был единственным сыном, что сразу увеличивало его значимость в глазах отца и всего клана. Потому что несмотря на заверения, что горские всех детей любят одинаково, но сыновья всегда получали больше, чем дочери. И вот этот сын вместо того, чтобы осчастливить весь клан многочисленными наследниками, желательно мужского рода, не мог заделать даже одного ребенка. И обвинял Анжелу в бесплодии. Эти разговоры периодически доносились до меня, но я как-то особо не прислушивалась. До сегодняшнего дня. Пока это не коснулось меня лично.