Отравленный отпуск - Карасик Аркадий. Страница 14

— Почему ты молчишь? Считаешь меня бессердечной, да? Поедем?

— Поедем?

— Будь по твоему.

А что ещё можно сказать? С тех самых пор, когда Ленка стала моей любовницей, убедился — Господь-Бог по ошибке вложив в сооблазнительное женское тело мужские качества. Теперяшняя её реакция на смерть мужа — лишнее тому доказательство.

— Когда поедем?

— Похороним Веньку и — в дорогу… Нужно узнать, кстати, во сколько здесь обходятся похороны.

— Отвернись, пожалуйста…

Сейчас Крымова расстегнет платье, достанет надетый на голое тело пояс с кармашками. Там хранятся деньги. Как в остросюжетных романах.

— Не надо, — сморщился я. Терпеть не могу пользоваться чужими деньгами, к тому же, взятыми у женщин. — Расплачусь своими. Думаю — хватит.

— Сыщицких, — презрительно усмехнулась Лена. — Знаешь сколько слупят за один гроб?

Не знаю, но догадываюсь. В Москве или даже в Козырьково похороны влетели бы нам в солидную сумму. Тысяч пять, если не больше.

В Майском, то ли народ сохранил доброту и порядочность, то ли цены пониже, но, по заявлению медицинской бабули, мы обойдемся суммой в два раза меньшей. Включая расходы на не избежные поминки.

Добрая волшебница оказалась права.

За символическую по нынешним временам плату больничный плотник сколотил приличный гроб. Даже оббил его старенькой тканью. Сестры и санитарки принесли цветы. Бабуля за наши деньги спроворила где-то венок.

Васин проявлял необычайную заботу: договаривался с плотником, ободряюще подшлепывал хлопочущих сестер, пытался успокоить и без того спокойную супругу умершего. Короче, изо всех сил старался «отработать» невесть какую вину.

— Надо бы послать телеграммы родственникам, — нерешительно предложил я. — Вдруг захотят перевезти тело умершего на родину…

Лена промолчала, но я знал — она против этого. Почему? Впрочем, мое дело предложить, я всего лишь друг, человек без права решающего голоса.

Неожиданно воспротивился главврач

— Ожидать приезда родственников нельзя… Лето, жарища.

Я вынужден согласиться…

На кладбище отправились все ходячие больные, сестры, санитарки, врачи.

— Успокаивать не стану, — тихо говорил Дмитрий, вышагивая рядом со мной за гробом. — Понимаю, словеса только усилят горе. Вот что хочу сказать. На небесах — своя «бухгалтерия» — приход, расход. Там записано кому когда ложиться в землю, кому нарождаться, кому жить-поживать. Ничего не переиначишь… Поэтому ты не особо переживай…

А я, между прочим, уже и не переживал. Тошно, не без этого, обидно за нескладную судьбу Веньки. Но не больше. Кажется, Ленка заразила меня цинизмом.

Медицинская добрая волшебница принесла для вдовы черный платок и Крымова шла в нем, глядя поверх голов куда-то вдаль. Губы поджаты, глаза пересушены. То ли демонстрирует окружающим свое горе, то ли сдерживает ироническую улыбку…

А по какой причине ей улыбаться? Избавилась от опротивевшего мужа? Что-то я не замечал этой «противности». Вечно супруги перешептывались — нежно, дер ась за руки. А однажды, не заметив моего присутствия, целовались.

Впрочем, далеко не всегда поцелуи — свмдетельства горячей любви. Я знал пару, которая на людях облизывалась, а наедине так зубатиись, что летели пух и перья. Сам при семейных разборках, конечно, не присутствовал — соседи посвятили.

И все же, смерть и веселье несовместимы…

Похоронили Крымова в два часа дня. Пригородный поезд отправляется от Майского вечером и прибывает на узловую станцию, на которой останавливается наш экспресс, в десять. Даже с учетом всевозможны задержек и опозданий мы успеваем.

Наконец, тягостный для меня и Ленки ритуал завершен. Могила засыпана, украшена цветами, в изголовьи поставлен крест.

— А теперь немного посидим в моем кабинете, — пригласил Васин. — Шикарного стола не обещаю — время нынче нищенское. Выпьем медицинский спиртик, закусим малохольными огурчиками. Проводим в последний путь-дорожку умершего… Не обессудьте за скромное угощение, бедно, зато — от души…

Разговорился Станислав Платонович — не остановишь.

— Разрешите внести и нам свою лепту в немалую стоимость поминок, — предложил я, вытаскивая из кармана похудевшую стопку купюр.

Главврач не стал отказываться, не изобразил интеллигентного смущения. Поправил спрыгивающие с носа очки и деловито пересчитал деньги.

Персонал больницы продемонтрировал удивительную активность. Впечатление — не готовили поминальный стол, а спасали погибающего от сердечного приступа пациента.

Через час все было готово.

Больные разошлись по палатам и курилкам, а мы уселись за стол в кабинете главврача. Мы — это главврач, трое его коллег и почти все медсестры во главе с опечаленной медицинской бабулей. Мне показалось, что она печалится не столько по поводу неожиданной смерти Крымова, сколько из-за подрыва авторитета легендарного «Стасика». Бормочет что-то себе под нос, недоуменно разводит руками.

Васин поднялся с кружкой в руке.

Сидящие за столом повторили его жест. Кардиолог прекратил долгий спор с лысым хирургом. Медбабка перестала сокрушаться и удивляться. Сестры, будто по команде, принялись вытирать слезы.

Сейчас прозвучит стандартное — пусть земля будет пухом страдальцу, пусть защитят его перед Престолом Всевышнего все его добрые дела на Земле… И так далее. Жуликоватый бизнесмен, пьянчуга и бабник, каких даже в наш распутный не так уж много, предстанет новым святым с незапятнанной репутацией и ореолом мученика.

Не предстал. Ибо Васин даже не успел открыть губастый рот.

В коридоре прогремела автоматная очередь. Послышались крики: выйти из палат! Всем лечь на пол! Быстро, быстро! В ответ — плач женщин, недоумевающий вопросы мужчин, ругань.

— Что там происходит?

Главврач застыл с кружкой в одной руке и со свалившимися с носа очками — в другой. Медбабка бросилась к двери, чтобы занять свой пост в вестибюле и навести там революционный порядок.

Не успела.

От сильного удара ногой дверь распахнулась. На пороге — двое в напяленных на голову колпаках, с настороженными автоматами. Знакомая униформа, оставляющая открытыми только глаза и рот. Милицейско-бандитская.

— Лицом к стене! Быстро! Малейшее движение — стреляем!

Пришлось подчиниться. Автоматные стволы намного убедительней самых резких приказаний — плюнут свицом и — здравствуй, друг Веня, приготовил ли рядом с собой удобные места для жены и приятеля? С голыми руками против автоматов не попрешь.

Басаевские боевики? Не похоже. Те, как правило морд не маскируют, наоборот, выпячивают. С зелеными полосами на лбах, с кавказским акцентом. А эти из»ясняются на чисто русском языке, прячут волчьи морды под овечьими масками. Не исключено — белобрысые и курносые. Рязанско-тамбовского образца.

Из коридора непрерывным потоком — женские истерические крики. Мужчины помалкивают, успели врубиться в ситуацию, не дразнят бандитов.

— Кому сказано? Все — из палат! Сесть возле стены на пол! Стреляем! Стреляем!

Бешенные выкрики, автоматные очереди поверх голов. Все ясно. Террористы боятся, как бы заложники не выпрыгнули из окон палат. Оставляют на своих местах только нетранспортабельных, которые не поднимаются с постели. Если даже умудрятся удрать — черт с ними, ходячих хватает…

Врачи, медсестры и мы с Крымовой распялись на стене на подобии насмерть перепуганных мух, приклеенных к масляной панели. Два террориста смахнули тарелки и бутылки со стола. Будто приготовили место для составления протоколов. Даже на спирт не польстились…

Неужели, идейные борцы за свободу родного Кавказа? С одной стороны, хорошо, с другой — плохо. Идейные не ограничат своих требований обязательным выкупом, потребуют журналистов, телеоператоров, организуют прессконференции… А это — время. И не малое. Бандиты тоже не ограничатся выкупом — примутся шарить по шкафам и чемоданам, перепьются. Бандитское веселье зачастую заканчивается кровью…

— Главврач, быстро набери номер телефона главы администрации! Быстро!