Киммерийский аркан (СИ) - Боровых Михаил. Страница 16

Кони щипали сочную траву. Люди переводили дух, обменивались шутками, хвалились своими подвигами, совершенными в недавней стычке.

Дагдамм велел привести к нему пленного авахана. Он сел на плоский камень, вытянув ноги перед собой, огромный и мрачный, грива волос накрывала плечи и половину спины. Дагдамм знал, что боги наряду с огромной силой и могучим здоровьем даровали ему внешность грозную и величественную. На пленного его мощь и сквозившая в каждом жесте привычка повелевать, должны были произвести впечатление гнетущее. Царевичу не надо было прилагать усилий, чтобы казаться мрачным и свирепым. Думы его были чернее безлунной ночи, а из врага он готов был тянуть жилы.

Пленник был молод, но уже успел отрастить обычную для аваханов густую бороду, которую стриг острым клином. Волосы его были черными и вьющимися, глаза — светлыми, серо-голубыми, нос, как и обычно у аваханов, походил на клюв птицы, лицо — узкое. Высокий ростом, стройный и сильный, он старался держаться гордо и даже высокомерно, но страх чувствовался за этой бравадой. Оружие и доспехи его были богатыми.

— Как твое имя, какому роду ты принадлежишь и кому ты служишь? — спросил пленного Дагдамм. Старый раб, смотревший за охотничьими птицами Дагдамма, родом авахан, перевел его слова.

— Зовут меня Ториалай, сын Нангиалая. Отец мой глава каама, вы назвали бы его младшим ханом. — ответствовал пленный. — Служу я великому эмиру Сарбуланду.

— Эмир сам ведет ваше войско?

— Да, великий эмир сам возглавил поход.

— Почему ты так легко отвечаешь на мои вопросы?

— Потому что я не говорю ничего, что стоило было скрывать. Имя мое гордо, а слава эмира летит впереди его.

— Сколько вас идет под знаменем эмира?

— Больше, чем песчинок в пустыне. — сказал пленник, с вызовом глядя на царевича.

Тогда Дагдамм снял с пояса короткую плеть и принялся наносить легкие, почти невесомые удары по огромной своей ладони.

— Ты знаешь, что говорят про нас в Степи?

— Что таких жестоких людей как киммирай Небо не видело, и что вас не иначе изгнали из девятой преисподней за изуверство.

— Так зачем же ты злишь меня, Ториалай, сын Нангиалая? Я могу снять с тебя кожу, могу раздробить кости так, что на коже при том не останется и следа, могу заставить твое мясо сползать с костей. Для этого мне нужна лишь плеть и столько времени, сколько требуется, чтобы сгорела половина свечи. И плеть, и время у меня есть.

Ториалай побледнел и закусил губы. Мучения, несомненно, страшили его, но гордость заставляла держать себя вызывающе.

— Ты знаешь, кто я?

— Ты — сын варварского правителя.

— Моего отца прозвали Жестоким. Меня же кличут Свирепым. И это истинная правда. Ты хочешь, чтобы я снял с тебя кожу, или мне начать с костей?

Дагдамм кивнул своим названным, и те в мгновение ока раздели Ториалая донага. Дагдамм нарочно приказал им сделать это, потому что аваханы отличались редкой стыдливостью. Голый человек, привычный к одежде, без одежды всегда ощутит себя особенно беззащитным, хотя на самом деле одежда и не спасет его от уготованной участи.

От унижения и страха Ториалай чуть не плакал.

— Давай, пытая меня, сын варварского царя!!! — вскричал он. — Пусти в ход всю свою жестокость!!! Недолго вам, варварам с Запада осталось вольно гулять по Степи. Эмир всех вас повергнет под копыта своих коней!!!

Дагдамм размахнулся и нанес удар, от которого кожа на спине авахана лопнула и через мгновение открытая рана засочилась кровью. Авахан отчаянно рванулся в руках, державших его киммирай, но его попытки освободиться были тщетны.

— Сколько вас, аваханских псов пришло за своей погибелью на земли великого кагана? — спросил Дагдамм. — Кто ведет войско вместе с эмиром? Кто из степных народов помогает вам?

— Будь ты проклят, варвар!

Дагдамм подряд нанес дюжину ударов, каждый из которых оставлял кровоточащую рану на спине Ториалая. Воин неистово бился в руках киммирай, но, кажется, уже начинал слабеть от переживаемых мучений. Молодой Коди сидел, прижав правую руку авахана к земле. Лицо его было мрачно. Дагдамм знал, что Коди сейчас жалеет пленника и осуждает его — Дагдамма за жестокость. Мягкосердечный дурак! Храбрый в бою, но никогда не сумеет стать по-настоящему большим человеком, слишком уж добр он к поверженному врагу.

— Скажи царевичу все, что ему нужно! Ты все равно заговоришь, но хотя бы кости твои останутся целы! — прошептал ему на ухо старый раб-авахан.

— Молчи, подлая собака, молчи, изменник! — закричал на него Ториалай.

— Оскопите его. — приказал Дагдамм. Раб перевел слова царевича для пленника. Глаза того округлились от ужаса.

— Нет! — только и смог выдавить он.

Авахана перевернули на спину, кто-то из воинов Дагдамма попробовал остроту короткого кривого ножа на покрывавших мощное предплечье волосках.

— Вы сущие варвары!!! Дикие звери в одежде из человеческой кожи!!! Эмир покарает вас за вашу жестокость!

— Возможно мы и варвары, но мы ценим верность. Ты верный слуга своего эмира. — сказал Дагдамм. — Но и мы верные слуги великого кагана, да правит он девяносто девять лет. Две верности столкнулись здесь. Назови имена прочих полководцев. Скажи, сколько вас пришло в Степь. Кто из степняков служит вам. И тогда твои ятра останутся при тебе.

— Но я все равно обречен. Вы все равно убьете меня.

— Ты можешь умереть быстро, а можешь дни напролет молить о смерти.

— Десять тысяч копий. Десять тысяч копий вышло из Гхора. Кроме эмира братья его Бахтияр и Шад, малики семи племен и прославленный как меч веры, полководец Абдулбаки! Я не знаю точно, кто из степных племен принял нашу сторону, но слышал имя хана Керея.

— Что? — рыкнул Дагдамм. — Хан Керей? Ты точно слышал это имя?

— Так говорят.

— Проклятье!!! — Дагдамм повернулся к своим людям. — шлите новых вестовых, вдогонку прежним. Пусть летят, обгоняя полет стрелы, пусть скачут к отцу и расскажут ему о предательстве Керея. Мы все тоже снимаемся с места. Отходим к отцу. Убивать каждого встреченного в степи, даже если это слепой осел или хромая коза.

Воины быстро затоптали кострище, быстро запрыгивали в седла.

— Что делать с пленным?

— Убейте! — Дагдамм смерил взглядом Коди. — Это сделаешь ты. И ты принесешь мне его шкуру!

Царевич вскочил в седло и шагом тронулся по тропинке, выводившей из балки. — Принеси мне его шкуру, Коди! — повторил он, и ударил Вихря по бокам.

Когда Дагдамм ускакал, Коди остался растерянно стоять рядом с пленным аваханом. Тот будто почувствовал сомнения юного киммирая и взмолился о пощаде. Быть может, ему удалось бы уговорить Коди, но последний из отъезжавших всадников заподозрил что-то такое, и повернул назад. Это был один из названных Дагдамма, командир полусотни. Его звали Кидерн, он был рослый, широкоплечий, отличался бешеным нравом. На воине был плащ из скальпов, за который Кидерна и прозвали Шкуродером. Второе его прозвище было Полуликий — правая половина лица у Кидерна была недвижима.

— Трус с сердцем холощеного барана. — презрительно сказал он, глядя на Коди.

Коди, который многое мог стерпеть, но не обвинения в трусости, потянулся, было за своим мечом.

Кидерн привстав на стременах, ударил авахана по темени палицей. Тот упал с пробитой головой.

Названный царевича спрыгнул с седла. В огромной темной ладони свернуло лезвие короткого кривого ножа. Кидерн в мгновение ока ободрал половину головы Нориалая. Он хмыкнул, сунул кровоточащий трофей за пояс.

Кидерн отрезал авахану большие пальцы на руках — чтобы тень его не смогла держать оружие, когда придет к Железным Вратам. Отрезанные пальцы Кидерн положил в поясной мешок — из них делали обереги.

Потом киммирай наклонился еще раз, одним движением оскопил несчастного, но теперь то, что осталось в его руке, бросил на корм степным лисицам.

— Вот и все. — коротко хохотнул Кидерн, снова взбираясь в седло. — Хочешь, я отдам его шкуру тебе? Отнесешь Дагдамму, он сменит гнев на милость.