Киммерийский аркан (СИ) - Боровых Михаил. Страница 25
Он прискакал к гирканцам.
— Ублюдки убили вашего хана! — крикнул он коренастым воинам, собравшимся под бунчуком Ханзат-хана.
Мерген выбежал из шатра, по пояс голый, косицы распущены, борода всклокочена.
— Мерген-хан, они убили твоего брата! — крикнул Кидерн и помчался дальше.
А вослед ему летел бой барабана.
Дагдамм ругаясь, на чем свет стоит, подбежал к коновязи. На нем не было доспехов, только короткую и узкую кольчугу он успел натянуть на себя. Грива черных волос рассыпалась по спине. Он вскочил на спину Вихря.
— Хан харрадх!!! — надрывая глотку кричал он.
Участь воина Орды — повиновение. Бой барабана — священен. Потому прежде, чем Каррас успел узнать о том, что случилось, его воинство уже оказалось на конях и полно воинственного духа.
Каган, как и многие, был разбужен боем барабана.
Выскочив из шатра, он поймал бегущего куда-то гирканского воина.
— Что случилось? — просипел Каррас сорванным голосом.
Он подозревал внезапное нападение врага, которое проспали часовые, но воин крикнул.
— Аваханы убили нашего господина! — и рванулся из руки Карраса.
В другой день такого непочтения хватило бы, чтобы Каррас приказал отрубить наглецу руку, но сейчас просто выпустил ворот засаленного халата.
Каррас тут же вспомнил, что послал Ханзат-хана договориться насчет будущих больших переговоров. Аваханы убили Ханзата?! Убийство посланника было страшным преступлением по законам Степи.
Каррас видел, что люди уже собрались для битвы, и понял, что сейчас его власть над ними истончилась. Сейчас ими повелевает не киммерийский каган, а древний обычай Степи. К тому же Мерген потерял брата, а гирканцы-баруласы своего законного господина.
И Каррас решил вверить судьбу Небу.
— Коня мне! — обернулся он к стражникам. — Коня и копье с головой проклятого эмира!
Коди врезался в группу всадников-аваханов в тот самый миг, когда Нангиалай убил Ханзат-хана. Он убил ближайшего огнепоклонника, разрубив ему горло, замахнулся мечом на седобородого воина, но тот отбросил смертоносный удар своей саблей. На Коди налетел другой авахан, их кони сшиблись, и молодой киммирай выпал из седла. Падая, он потерял меч и оказался распластан на земле. В воздух одновременно взметнулись три сабли, чтобы пасть на Коди, прервав его жизнь.
Но вместо удара стали, он ощутил лишь, что в лицо ему хлынул поток крови.
На миг ослепнув, Коди не сразу понял, что случилось. Быть может это моя кровь — пронеслась мысль. Но на самом деле это Кара-Буга своей страшной палицей разбил голову одному авахану, превратив макушку в кровавые брызги. Еще взмах березового ствола и второй авахан выпал из седла с перебитой шеей. Третий метнулся в сторону, уходя от удара, но Кара-Буга ударил по морде его лошадь. Разбить лошадиный череп барулас не смог, но оглушенное животное покачнулось на ослабевших ногах и тяжело рухнуло назад. Кара-Буга стоптал копытами своего коня авахана, который дергался под крупом бесчувственного животного.
На все это ему понадобилось лишь несколько мгновений.
Гирканец наклонился с седла, схватил Коди за ворот и поскакал прочь, волоча юного киммерийца за собой по траве. Через сотню шагов он остановился.
Потрясенный, но невредимый Коди встал на ноги.
Стычка продолжалась.
Воины Орды отчаянно дрались с аваханами, с обоих сторон погибло больше половины. Только Кидерна нигде не было видно, ни среди убитых, ни среди дерущихся. Где этот сумасшедший живодер?!
Коди был одним из немногих, кто понял, что в действительности произошло. Ни Кара-Буга, ни остальные гирканцы не знали языка аваханов. Они не поняли, что посланник аваханов напал на Кидерна потому, что тот глумился над памятью его сына, а Ханзат погиб случайно, встав на пути у ослепленного гневом отца.
Но, расслышав нарастающий гул большого барабана, Коди понял, что все это неважно.
Что сейчас киммирай и гирканцы пойдут в бой, пылая праведным гневом, потому что аваханы подло убили Ханзат-хана.
Аваханы, конечно же, выставили посты, и лагерь их был хорошо укреплен. Оставшиеся у них телеги они перевернули, превратив в подобие крепостных стен, натаскали от реки камней, чтобы завалить проходы, оставив только несколько нешироких проемов для того, чтобы выезжать самим.
Кроме того, само расположение лагеря на холме делало его труднодоступным.
Они знали все это, знали, что лагерь их невозможно взять с налета. Потому никто на самом деле не ждал битвы сегодня. И простые воины, и уцелевшая во вчерашней резне знать рассчитывала на долгие переговоры, возможно — на неспешную осаду, состоящую из мелких стычек и вылазок.
Для воинов, поивших коней из реки, или устроившихся на отдых под защитой опрокинутых телег, день только начинался. Они знали, что старый Нангиалай поедет утром договариваться с варварами, знали, что варвары на переговоры согласились.
Потому, когда со стороны лагеря степняков в их сторону покатилась, поднимая тучу пыли, конная лавина, все были изумлены.
Те, кто видели, как мирно начавшийся разговор между Нангиалаем и варварами, вдруг превратился в стычку, пришли в себя первыми. Они вскочили на коней и помчались на помощь соплеменникам, но к тому времени, когда добрались до места, на траве лежали только изрубленные тела, а вокруг растеряно бродили кони. Сам Нангиалай успел вырваться из когтей варваров и ускакал обратно.
И этот первый отряд, всего с полсотни человек, был смят, уничтожен до последнего, когда попал под удар.
Киммирай опрокинули аваханов, повыбивали из седел, стоптали. А тех, кто пробовал убежать, настигали и били в спину.
Левое крыло нападавших вел сам великий каган, скакавший во главе своих названных.
Правое возглавил его сын.
В середине скакали Мерген-хан и еще несколько родственников убитого на переговорах Ханзат-хана. Странно, но Кидерн почему-то оказался в рядах воинов Мергена.
— Отомстим за Ханзат-хана! — кричали они, а Кидерн, наверное, громче всех.
XVII. Битва на холме
Удар степняков был страшен.
Аваханы видели, как из равнины на них движется облако. Издали оно больше походило на бурю, чем на множество людей. Но вот оно приближалось, и сквозь пыль стало можно различить искаженные яростью лица, а грохот тысяч конских копыт не мог заглушить истошных криков, которые рвались из глоток.
— Хан харрадх!!!
— Ханзат!!!
Боевые кличи племен и кланов.
И просто нечленораздельный вой, и визг, от которого шарахались и приседали аваханские кони.
Степняки обрушились на врага всей мощью. Первые ряды аваханов были смяты, опрокинуты, вбиты в землю. Своих потерь обезумевшие от ярости варвары не замечали. Визжа и завывая, они рвались вперед, по трупам павших. Телами своих и чужих убитых мостили дорогу вперед. Опрокидывали колья, сминали наспех возведенные из телег крепостные стены.
И всюду рубили, кололи, дробили кости. Сминали и топтали конями. Встав на стременах, страшно рубили кривыми клинками сверху. Метали копья. Орудуя огромными палицами, сделанными из целых стволов молодых деревьев, сбрасывали с седла.
Аваханские сабли тоже сеяли смерть. Но удар варваров, забывших о страхе смерти, было, как будто не остановить.
В клубах пыли иногда можно было различить фигуры Карраса, Дагдамма, Кидерна или Мерген-хана, но потом они исчезали, растворялись в сплошной пылевой завесе.
А потом степняки так же внезапно, как атаковали, стали отходить. Разворачивали коней и обращались в бегство.
— Что случилось? — вопрошали чудом пережившие атаку аваханы, выбираясь из-под трупов товарищей и врагов, из своих случайных убежищ под опрокинутыми повозками и поверженными стенами. — Ормузд изгнал их?
Те, кто сражался в первых рядах, видели, что варвары повернули сами собой, что никто не наносил им поражения.
Но были и другие, те, кто пережил нападение за стенами лагеря, не успев скрестить меч с врагом.
Сейчас они спешно вскакивали на коней, и бросались в погоню. Им показалось, что враг подался назад, столкнувшись с отпором передовых отрядов аваханского войска.