Проблема выбора (СИ) - "shellina". Страница 8

Глава 4

– Что это? – я смотрел на раскатанный на столе чертеж и пытался понять, что здесь изображено. Точнее, я прекрасно понимал, что здесь изображено, все-таки чтение различных чертежей – это была моя работа. Вот только я никак не мог понять, как то, что я сейчас видел соотносилось с тем, что здесь по идее должно было быть начерчено.

– Кавалерийский корпус, как вы, ваше высочество, изволили выразиться, – Растрелли поджал губы, а я попытался абстрагироваться от происходящего, считая мысленно до десяти. Мне нужно срочно выписать из Индии какого-нибудь гуру йоги, который своими: «Оу-м-м», будет возвращать мне душевное равновесие, которое почти все пытаются так или иначе нарушить.

– Сеньор Растрелли, я просил вас построить кавалерийский корпус, – медленно произнес я, стараясь не сорваться на крик. – То есть: казармы, небольшой административный корпус, конюшни, и несколько вспомогательных зданий, таких как арсенал, склад и кузня, чтобы лошадей подковывать. Я не просил вас строить еще один дворец! Что из того, что я перечислил, здесь изображено? Может быть, конюшня?

– Но я строю дворцы, ваше высочество! – итальянец, много лет проживший в России, почему-то решил, что может повышать голос в моем присутствии. – Я строю великолепные здания, которые в веках останутся, чтобы вызывать восхищение! Я не строю казармы и… конюшни! Я…

– Вы строите то, что вам будет приказано построить! – ну вот, все же сорвался. Но я вообще в последние дни на взводе, еще и этот архитектор решил мне нерв поднять. – И если я приказываю вам строить казарму, то вы будете строить казарму! В противном случае, вы отправитесь в Сибирь, строить бараки для каторжников, я доступно объясняю перспективы, сеньор Растрелли? – произнося последние фразы я уже шипел.

– Да, ваше высочество, все предельно ясно, – он очень быстро снизил децибелы и скатал чертеж, убрав со стола. Ничего, кому-нибудь впарит. Петербург активно строится, может, кто-то захочет нечто подобное.

– Дворцы сейчас строят все, кому не лень, сеньор Растрелли, – я сверлил его взглядом, сложив руки на груди. – Кому лень, те тоже дворцы хотят. А вы попробуйте построить казарму, чтобы она была, прежде всего, функциональной, и радовала бы глаз, не без этого. А коли вы не знаете, как выглядят казармы, то начните изучать вон с казарм Ингерманландского полка. Подполковник Наумов вас проводит, все покажет и объяснит. Только, сеньор Растрелли, у меня есть несколько требований, включающих в себя водоснабжение, и канализационные сливы…

– Что? – он невольно нахмурился и потер лоб. – Я не понимаю, ваше высочество.

– Неважно, – я отмахнулся. – Просто учитывайте в будущих чертежах трубы, очень много труб. Через неделю я вас жду с новыми чертежами, – и я повернулся к Гагарину, показав таким образом Растрелли, что аудиенция закончена. Архитектор очень быстро и сноровисто убрался, я же внимательно смотрел на камергера, пытаясь понять, это он намеренно ввел Растрелли в заблуждение, или тоже не понял, что я хотел в итоге получить от этого строительства.

– Я говорил ему, и Федотов может подтвердить каждое мое слово, что приказано на выбранном месте возводить именно что корпус для размещения полка, – развел руками Гагарин. – Может быть, сеньор Растрелли рассчитывал произвести на вас впечатление, чтобы вы начертанный дворец утвердили вместо корпуса кавалеристского, ваше высочество?

– Я не знаю, о чем думал сеньор Растрелли, и мне это, если честно, не интересно, – я продолжал в упор смотреть на Гагарина. – Вот только, может так случиться, что очень скоро я вынужден буду ненадолго отлучиться. И тогда вся ответственность за строительство ляжет на вас, Сергей Васильевич и на Бецкого. И не дай Бог, вместо заявленной казармы я по возвращению обнаружу на выбранном месте очередной дворец. – В глазах Гагарина промелькнул вызов, вроде бы он спрашивал: «Ну и что ты тогда сделаешь?». И я решил ответить на этот невысказанный вопрос. – Думаю, что Андрею Ивановичу Ушакову будет интересно поработать с делом о возможной растрате казенных средств, выделенных на основание достойной резиденции нынешнего Великого князя, да и будущих Великих князей, вероятно.

Я не хотел никому угрожать, но только времени на уговоры у меня не было, поэтому приходилось действовать максимально жестко, тщательно следя за тем, чтобы палку не перегнуть. Гагарин первым отвел взгляд, что я посчитал за маленькую, но весьма важную победу. Я уже хотел отпустить его, пускай идет делами займется, тем более, что запрошенных инженеров я так и не получил, как дверь приоткрылась и зычный голос произнес.

– Иван Данилович Шумахер, Федор Иванович Миллер и Михаил Васильевич Ломоносов, просят принять их, ваше императорское высочество, – надо же, вот что пиз… тумаки животворящие и нанесенные вовремя делают. Похоже, Игнат Наумов действительно принялся наводить порядок во вверенном ему полку. А вот что здесь делают академики? И почему они притащились именно ко мне?

– Можете идти, Сергей Васильевич, и попросите господ академиков зайти, сделайте милость, – по виду Гагарина было видно, что вот сейчас он бы с большим удовольствием остался. Вот только именно сейчас мне свидетели были не нужны, потому что я просто задницей чую, что они пришли с очень серьезной темой для разговора. – Да, и пусть позовут Штелина, может быть, он, как приближенная к этому кругу персона скажет мне, что происходит.

Гагарин колебался еще секунд десять, пока медленно шел к двери, видимо, лихорадочно придумывая причину, по которой он мог остаться, но, так и не придумав ничего, вышел из комнаты, которую Криббе перед самым отъездом сделал максимально похожей на кабинет.

Как только он вышел, двери снова распахнулись и вошли ученые мужи во главе с Шумахером. Я имел несчастье познакомиться со скандальным немцем, еще до поездки в Москву, но, к счастью, дальше знакомства дело не зашло. Теперь же он почему-то решил, что в отсутствии других представителей власти, которые почитай всем составом ломанулись за Елизаветой в Москву, можно прийти к Великому князю с какой-то проблемой. Это, конечно, было лестно, вот только, не совсем понятно, потому что в Петербург вернулся вместе со мной человек, действительно могущий принять решение, и у вице-канцлера было право некоторые вопросы решать полностью автономно. Но, вместо Бестужева, Шумахер пришел ко мне, и это очень интересный момент на самом деле. В глаза бросилась немного помятая морда лица шедшего за Шумахером господина, которого я не знал, и который, методом исключения, мог являться только Миллером. За Миллером шел Ломоносов. Вид у Михайло Васильевича был, мягко говоря, недовольный, и он с мрачным видом рассматривал кулаки, которые, скорее всего, и являлись причиной некоторой помятости лицо господина Миллера. Очень интересно и опять-таки не понятно, при чем здесь я. Войдя, все трое поклонились, приветствуя меня. Ну что же, скоро выясним, зачем вы сюда пришли.

В кабинет незаметно проскользнул Штелин, глядящий заинтересованно, по всей видимости пребывающий в неведении относительно причин появления здесь непрошенных гостей.

– Здравствуйте, господа, – я не приглашал их садиться, и сам продолжал стоять, разглядывая каждого их них. – Что привело вас ко мне?

– Ваше высочество, я хочу подать жалобу от лица Академии наук, и от лица господина Миллера на господина Ломоносова. Его выходки давно уже стоят у нас как кость в горле, но сегодняшнее происшествие перечеркнуло все предыдущие.

– Я так понимаю, причиной стал личный конфликт господина Ломоносова и господина Миллера, – Шумахер ответил согласием, я же только пожал плечами. – Ну так подавайте жалобу на высочайшее лицо, коим является ее величество Елизавета Петровна, в надлежащем порядке, я-то здесь при чем?

– Нам с господином Миллером хотелось бы, чтобы вы, ваше высочество, были в курсе причин конфликта, – быстро добавил Шумахер. – И смогли дать кое-какие пояснения ее величеству, когда жалоба дойдет до ее пресветлых очей. – Ого, ну, теперь хотя бы понятно, почему Шумахер все еще держится на плаву и имеет достаточно власти, чтобы кошмарить Академию наук. Лизоблюд он реально знатный.