Злая Русь. Зима 1238 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 41
Скорое появление врага стало для меня самого крайне гадкой неожиданностью — прибыв в город, я рассчитывал дать людям отдых (да что там говорить, и сам хотел отдохнуть!). А кроме того, лелеял в душе надежду повидаться с Ростиславой в спокойной обстановке… Но не судьба. Княжну я увидел лишь мельком, когда ее спешно выводили из терема в сопровождении отряда телохранителей — мы и взглядами-то встретились всего на мгновение. Правда какое… В очах любимой промелькнули и счастье от того, что она видит меня живым, и радость внезапной встречи, и невыносимая, мучительная тоска от стремительного расставания, и вновь вспыхнувшая тревога за мою судьбу — а еще трогательная нежность, забота, ласка… Не знаю, что девушка успела прочесть в моих — я и сам с трудом могу понять, что я испытал в тот короткий и столь запомнившийся мне миг… Но пришел в себя лишь после того, как санный обоз с княжной покинул двор терема и выехал за его ворота.
А после были спешные приготовления, проверка броней, оружия, целостности тетив и стрел. Несколько возков уже готовых срезней я получил в заботливо наполненных Михаилом Всеволодовичем арсеналах, а с ними заметно меньшее количество «боезапаса» с гранеными и шиловидными наконечниками. Дав людям совсем короткий отдых, мне удалось организовать для них обед с горячей кашей — хоть что-то! И тут уж все равно, что драться с полным желудком — значит уменьшить шансы на выживание. Без горячей еды новый марш бы дался дружинникам очень тяжело — а те, кто начинает бой, УЖЕ шатаясь от усталости, рискует погибнуть гораздо быстрее, чем с ранением в набитое брюхо…
И вот, наконец, мы добрались до места будущей засады, окончательно упрев. Подгоняя людей и заставляя десятников и сотников как можно скорее распределять лучников между деревьями, я тут же командую:
— Срезни воткните в снег, так ловчее будет бить по ворогу! И помните — без команды не высовываемся, не стреляем! Ждем моего приказа!!!
Михаил Всеволодович в очередной раз яростно рубанул посеребренным кавалерийским чеканом, из бойка которого с тыльной стороны хищно торчит жало клевца. Враг перекрылся саблей, встретив княжеский удар плоскостью клинка — но молодой витязь бил щедро, не жалея сил! А, кроме того, у излюбленного русичами оружия центр тяжести смещен к бойку — и потому даже встретившись с вражеским блоком, топор провалил его, лишь немного изменив направление удара, и все же дотянулся до лица степняка! Татарин вскрикнул от резкой боли в разрубленной брови, инстинктивно отпрянул, пытаясь закрыть щитом неудобную для защиты правую сторону корпуса, но уже не увидел второго удара из-за щедро хлынувшей на лицо крови…
Добив врага, князь шумно выдохнул и заполошно огляделся в поисках нового противника… Тяжелый таранный удар дружины был страшен, он рассек толпу половцев едва ли не до середины, после чего клин русичей неминуемо увяз — но тогда же началась столь нелюбимая степняками ближняя схватка! Приободренные присутствием князя, свежие, еще полные сил и надежно бронированные гриди лихо рубили бездоспешных ворогов чеканами, крушили их булавами, кололи уцелевшими пиками… В то время как ошеломленные неожиданным, а главное, столь мощным натиском татары, не смогли дать достойного отпора. Не удалось им использовать и свое численное преимущество — прежде всего потому, что половцы не знали, какой силой их реально атаковал князь. Большинству татар казалось, что на поле боя явилась рать, вдвое превосходящая их численно…
И пусть задние ряды поганых отпрянули, желая обстрелять орусутов на расстояние — но они тут же угодили под град срезней воев младшей дружины, коих Володарь успел поднять на высокий берег! Спешенные лучники атаковали врага залпами, имея преимущество высоты, одного за одним выкашивая степняцких стрелков, все еще скученных на речном льду!
Но все же, вынужденные держаться до последнего куманы, подчиненные монголам, не побежали, а упорно дрались. Пусть редко, но находили бреши в защите русичей их легкие, стремительно атакующие сабли или пущенные в упор срезни. Заметно хуже дело шло у лучников, ввязавшихся в перестрелку с воями Володаря — до тех пор, пока джагуны не разделили своих нукеров, и часть их также не поднялась на берег чуть в стороне. Покуда их соратники, кружа на льду, продолжали отправлять срезень за срезнем в сторону орусутов… Большинство их не находило цели в разреженном строю гридей, да и взлетев высоко вверх, стрелы не успевали набрать убойной мощи, падая вниз — так что даже кольчуги отлично защищали ратников. Другое дело, если угодит срезень в открытое лицо, пропорет незащищенную руку или ногу — такое тоже случалось…
А затем русичей обстреляли также поднявшиеся наверх спешенные татары, заставив дружинников отвлечься от схватки на льду. Но и Володарь не растерялся: приказав отложить луки, он спешно построил ратников «стеной щитов», тут же двинув сотню навстречу ворогу. Пусть и медленно двинулась «черепаха» русичей к татарам, зато неотвратимо, а когда добралась — вмиг распалась стенка из щитов, и вои разъяренными медведями кинулись на поганых!
Немало кипела схватка на льду Прони — но и не очень долго. Решив, что встретились с действительно крупным войском (или сочтя его таковым), джагуны отвели оставшихся нукеров после того, как пал в бою кюган-тысяцкий, а общее число уцелевших татар составило всего треть от общей численности головного отряда. И князь, сразив очередного ворога чеканом, вдруг понял, что рядом противников уже нет — кончились! И что уцелевшие поганые показали спину, спешно покидая поле боя…
Как же радостно забилось его сердце в сей миг!
— Княже, княже!
Михаил Всеволодович, еще толком не успевший насладиться вкусом добытой в тяжкой рубке победы, весь аж сжался, услышав откровенную тревогу в голосе подскакавшего со спины Володаря. А потому сумел выдавить из себя лишь одно слово:
— Что?!
Сотник младшей дружины, только-только покинувший высокий берег Прони вместе с уцелевшими после боя стрелками, да вновь забравшийся на коня, поспешил доложиться князю:
— Мы как только уцелевших поганых с берега сбросили, своих побитых к деревьям оттащили, я на самую высокую-то сосну и забрался — решил посмотреть на реку, есть ли еще поблизости враг. Так вот, княже — есть. Всего в полутора верстах к северу от нас следует по Прони огромная рать, я хвоста даже не разглядел — но по всему видать, тьма это.
У Михаила, только что вышедшего из сечи, в которой он уже и не надеялся уцелеть (а потому возрадовавшегося спасению как никогда сильно!), побелело лицо. Трудно дважды за день себя хоронить! Хриплым от волнения голосом он совершенно бесполезно уточнил:
— Не ошибся?
Сотник отрицательно качнул головой:
— Нет, не мог.
Еще раз посмотрев по сторонам словно бы невидящим взглядом, Михаил попытался принять самое правильное в сложившихся обстоятельствах решение — и, наконец, произнес:
— Время Ратибору мы уже выиграли, теперь отступим к засаде. А ежели ее подготовить пока не успели… Что же, тогда еще раз придется нам задержать поганых!
С этими словами князь развернул жеребца, поймав себя на мысли, что легенды о подвиге царя Леонида раскрывают далеко не все. Нет, был храбрый эллин наверняка героем и конец свой принял с безмерным мужеством… Вот только никто никогда не расскажет, как на самом деле Леониду было в душе страшно и тоскливо обречь себя на верную смерть. За сегодня один раз Михаилу Всеволодовичу это удалось, во второй раз уже не хватило решимости и воли — но тут не все так и однозначно. Может, и действительно нет нужды жертвовать собой и дружинниками прямо сейчас…
Но хватит ли душевных сил, коли все же придется пойти на жертву повторно? И каков будет результат внутренней борьбы в сердце князя в третий раз?!
Распределив людей вдоль удачно растущих едва ли не у самого берега деревьев, я позволил себе немного отдохнуть, пока лучники рассыпали поверху уже собственный, взятый еще из Рязани запасец «чеснока». Полезут сюда татары, когда мы им в спину ударим? А как же. Вот и будем им сюрпризец…