Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей. Страница 10

Голос капитана, удивительно мощный при его худобе, донёсся до каждого.

— Вы любите войну?!

Строй отозвался звуком, более напомнившим рокот катящихся на скалы волн, чем голоса людей.

Игги не разобрал, что Шеймус говорил дальше. Показалось, будто многоголосый строй заглушил слова командира, но нет: этот гул звучал только в ушах. Перед боем Игги захлёстывали эмоции. Он разом ощущал буквально всё, что можно — ни от чего из этой горячей смеси не отказался бы. Барабанный ритм и собственный пульс, тяжесть доспеха и приятное ощущение оружия в руках. Отблески рассвета и огни на стене, которую предстоит брать. Боязнь за свою жизнь и готовность отбирать чужие.

Да, Игги любил войну. Как и все под этими знамёнами. Не так уж важно, о чём ещё говорил перед строем капитан — про богатства Фадла? Про вкусное вино и женщин, которые останутся без мужей? Про щедрую плату из казны халифа и славу? Может, обо всём этом: но главное он сказал сразу.

Ангус передал командиру шлем, тоже воронёный и с пышными перьями. Водрузив его на голову, Шеймус обнажил меч.

— Ржавеет железное!

На этот раз строй отозвался слаженно и чётко:

— РЖАВЕЕТ ЖЕЛЕЗНОЕ!!!

Клинок описал дугу, отразив рассветные лучи, и указал на стену Фадла. Барабанщики завели всем знакомый ритм: это команда наступать.

— Шагом марш!

За барабанами вступили и трубы. Заскрипели колёса мантелетов, раздались пушечные выстрелы с насыпи, а требушеты тяжело взмахнули плечами. Ополченцы тоже двинулись в атаку, завывая по-мураддински: этот звук показался Игги жутким подобием молитвы.

Наёмники наступали молча.

Глава 7

Когда всё шло слишком гладко, Ангус начинал нервничать. Проведя на войне четверть века, за легко доставшимся успехом он всегда подозревал дурной поворот событий: тем более дурной, чем меньше трудностей встретилось прежде.

В этом штурме подобного ощущения не возникало. Шеймус оказался прав: едва Ржавый Отряд приблизился к стенам, как стало понятно, что лёгкой победы не будет.

Наверху засело множество арбалетчиков, которых вовсе не напугал обстрел из осадных орудий. Со стены сыпалось столько болтов, что даже отказавшись от избитого сравнения с дождём или градом, нельзя было не вспомнить тучи мошкары в муангских болотах. Пожалуй, мошкара-то и вспоминалась прежде всего: поганая вышла войнушка. Много где Ангусу довелось воевать, но Муанг со своими гадкими джунглями точно был хуже прочих мест.

«Ржавые» не экономили на броне — а потому даже мощные арбалеты, взводимые воротом, не слишком повредили им на подходе. Аркебузиры били по стене плотно — благодаря мантелетам, за которыми могли спокойно перезаряжаться. Однако у ополченцев визиря не было ни кирас, на приличных шлемов, ни передвижных укрытий: их фадлские арбалетчики покосили порядочно, едва не вынудив отступить.

Впрочем, на ополчение никто особо и не рассчитывал. Пёс с ними…

Ангуса сильнее беспокоили установленные на стене кулеврины. К счастью, их было не слишком много, а некоторые из лёгких орудий стреляли по самим рядам наступающих — вместо того, чтобы сконцентрировать огонь на мантелетах. Так себе тактика. Возможно, войско Камаль-бея не в полной мере осознало силу порохового оружия, которым успело завладеть.

С горем пополам мураддинские ополченцы всё же подтащили к стене лестницы и полезли наверх. Особого успеха не случилось, как и следовало ожидать. На головы штурмующих летели камни, из-за парапета торчали копья. Смельчаки, забравшиеся по лестницам первыми, быстро посыпались вниз — и не сказать, что многие охотно спешили им на смену. Командиры ополчения верещали громче раненых и умирающих, стараясь заставить мужичьё продолжить атаку. Люди сгрудились под стеной, образовалась давка — отличная мишень.

Однако это вполне укладывалось в планы наёмников. Чем сильнее защитников Фадла отвлекут ополченцы — тем проще окажется пробиться через брешь.

Первый приступ окончился ничем. Аркебузы заставили мятежников попрятаться, не дали прицельно стрелять в упор — но когда дошло до подъёма по обломкам стены, копейщики Камаль-бея встретили «ржавых» жёстко. Шеймус вскоре приказал отступать: подхватив раненных, первая «коробка» отошла назад.

Не страшно: оборону удалось потрепать, а резервы у Ржавого Отряда имелись. Капитан остался позади, чтобы перегруппировать своих и отдать приказы мураддинам. Ангуса он послал руководить новой атакой — со свежим отрядом.

— Ну, братишки, закончим дело! Ржавеет железное!

Ангус потряс над головой двуручником и решительно полез на гряду.

Успех ему сопутствовал ничуть не больше прежнего. Пролом защищали значительные силы, и воины Камаль-бея оказались отлично снаряжены.

Ангус, раздвигая двуручным мечом выставленные навстречу копья, пробрался дальше остальных и зарубил местного офицера. Тот слишком поздно начал поднимать щит — рука легко отделилась от туловища, а второй удар принёс милосердие. Латно-кольчужный доспех был красивым, но не помог владельцу.

Однако уже спустя миг лейтенант имел сомнительное удовольствие наблюдать наконечник копья, проскользнувший между полями его шлема и шейным щитком. Копейщик ковырялся оружием, настойчиво пытаясь проткнуть Ангусу лицо. Гвендл едва не свалился с баррикады самым нелепым образом: уж очень не хотелось стать похожим на Игги. К счастью, мечник Ржавого Отряда вовремя подскочил на помощь и разрубил древко.

Лейтенант отступил без потери лица — в прямом и переносном смысле. Отдыхая в безопасном месте под стеной, Ангус подначивал начинающего очередную атаку Регедорфа.

— Не бойтесь, храбрый сир! Вас-то им и ткнуть вовсе некуда!

Лицо щекотала тонкая струйка крови: похоже, добавился новый шрам. Но это не беда. Ангус не кривил душой, говоря об отношении к своему лицу: вот сохранить на месте глаза очень хотелось бы.

Бой продолжался. Передышки врагу наёмники не давали: стоило схлынуть одной волне, как за ней накатывала следующая. Перестраиваться перед стеной выходило без проблем — лезущие по лестницам ополченцы всё же были проблемой для врага. Пусть не умением, но числом они добивались успеха.

Перед Ангусом мелькали одуревшие лица халифатских солдат, которых командиры гнали к стене. Падающие давно имели мало шансов коснуться земли: повсюду лежали, да не одним слоем, убитые и раненые. Им никто из ополченцев даже не пытался помочь.

— Вот бы мятежники так воевали, мать-перемать…

Иные мураддины вполне храбро сражались, чтобы вдруг получить копьём под ребро — потому что товарищ со страху перестал соображать. Других толкали под летящие камни — и вчерашний крестьянин становился очередной подпоркой для осадной лестницы. Кто-то почти достигал парапета, когда видел перед лицом взведённый арбалет и получал миг для воспоминаний об убогом жизненном пути.

Руководство Шеймуса не сотворило чуда.

Возможно, Ржавый Капитан заставил бы нормально драться и этот сброд, будь у него хоть пара недель времени, а у ополчения — приличные офицеры. Но времени на подготовку не нашлось, а командиры халифатских солдат, видать, сами с полгода назад пасли верблюдов.

Так что захват стен откровенно буксовал.

Зато брешь оказалась обречена: её защитники теряли силы с каждой атакой, а подпитывать их было нечем. На очередной приступ Ангус пошёл уже под руководством капитана, и в этот раз мятежники дрогнули, пусть не сразу. Поначалу казалось, что наёмникам снова придётся отойти — когда скрестились, застучали друг об друга, затрещали древки копий и алебард, отпор ещё был сильным.

Но затем — как запруду прорвало: ряды мятежников дрогнули, оранжево-красное с лязгом и рёвом хлынуло за стену. Врагов быстро охватила паника, многие бросились бежать.

Высокий человек в роскошном доспехе пытался остановить бегство, перестроить ещё не безнадёжно утративших дух. Ангус, полуглухой от подшлемника и грохота боя, не услышал выстрела — но он видел, как пуля пробила броню мятежного командира. Тот рухнул, и тело было затоптано бегущими.