Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей. Страница 19

— Да он охренел! Короче, ты этой жопоголовой обезьяне скажи…

— Погодь, Кеннет. — Арджи рассудил, что переводить слова Кеннета не стоит, и Игги думал так же. — Карл, растолкуй ему: офицеров тут нету, а он нам не командир. Вот коли наши прикажут, уйдём. А так…

— …а так нехай катится, пока цел! Эй, борода: скачи в пустыню, и пусть тебя там ебут верблюды!

Хорошо, что воины понимали слова «ржавых» не лучше, чем Игги с Кеннетом — мураддинский. То есть совсем не понимали. Юноша пихнул белобрысого в бок.

— Может, заткнёшься?..

Кеннету стоило давать слово, когда разговор вёлся на языке огня и свинца. О да, тут он высказался бы лучше всех. Но не теперь. Арджи продолжил:

— …а так город наш, этот дом стоит в городе, так что нечего мураддину командовать. Коли что не так, пускай к Бенедикту идёт, али к самому капитану. И решает с ними. Давай, Карл: растолкуй.

Карл говорил по-мураддински сбивчиво, медленно, самыми простыми выражениями — но того было достаточно, не высокие материи обсуждают. Визитёр тоже отвечал коротко. Пока они обменивались репликами, Кеннет наклонился к уху Игги.

— Зря мы, братишка, хозяев-то без присмотра оставили. Ну как спустятся сюда? Поди-ка ты к ним: пригляди, шоб чего не вышло.

— Сам иди. — шепнул Игги. — Тут от тебя проку ноль.

Как ни странно, Кеннет не обиделся и даже не стал возражать.

— Ну и пойду. А вы уж постарайтесь этих макак спровадить.

Кеннет начал поднимать по лестнице, и мураддины мгновенно обратили на это внимание. Переглянулись, зашептались. Возможно, Карл понял, о чём они говорят. Но не факт. Пока что единственный в доме переводчик объяснял своим иное:

— Он не согласен. Хозяина видеть хочет. Абдульхади, мол. Во, как его зовут.

— Этого-то? Главного? — Арджи не понял, о чём речь.

— Да не этого. Хозяина.

— Ну а ты объясни: нету тут никакого Абдуль-дудуля. Убежал, хвост поджав, с родными своими. Пусть уважаемый ищет его по городу, коли такая нужда.

Можно было даже не переводить ответ — наёмникам мураддин не поверил. Конечно, раз этот господин столь озаботился судьбой хозяина дома, то в итоге всё узнает. Но это будет потом. С такими претензиями уже ни к Шеймусу, ни даже к визирю особо не пойдёшь. Мятежники есть мятежники. Трёхдневный грабёж есть трёхдневный грабёж. Даже если визирь заинтересуется — ищи ветра в поле!

Главное — спровадить гостей прямо сейчас.

Мураддин не дослушал Карла. Он сделал знак своим людям — и явно вознамерился подняться по лестнице вслед за Кеннетом. Игги как раз стоял на его пути. Арджи тоже перегородил дорогу.

— Сказал ещё, что он Мансур ар-Наджиб. А мы пожалеем, ежели не дадим ему с дудулем этим поговорить.

Имя Мансура ничего не говорило наёмникам. Зато лицо мураддина говорило, что он и правда полон решимости заставить их пожалеть о препятствии. Хотя Игги трудно было представить, как мураддин собирается исполнять подобную угрозу. Не драку же устроит? Было бы глупо с его стороны.

Если честно, то лучшее, что могли сейчас сделать «ржавые» — действительно уйти, наплевав на гордость. Игги это понимал, а вот Кеннет — определённо нет, и приказать сейчас некому. Густав, конечно, в два счёта разрешил бы ситуацию; но Густава среди живых уже не водилось.

Даже опытные солдаты, которыми никто не руководит, редко поступают правильно. Вот и стихийно принятое решение — не пропускать мураддина на второй этаж, одновременно не пуская хозяев вниз… не самое удачное. Однако менять его уже было и некому, и поздно.

Даже незачем, потому что сбоку послышались причитания. Тучная фигура выплыла в прихожую, и Игги захотелось хлопнуть себя по лбу.

Конечно, про жену Абдульхади все давным-давно позабыли. Хозяйка не представляла ни угрозы, ни какого-либо интереса: старая, толстая, с усиками на губе и противным дребезжащим голосом. Её прогнали со второго этажа как раз затем, чтобы не голосила над ухом почём зря.

Старая женщина, разбрызгивая слюни и размахивая руками, бросилась к Мансуру. Хотя Арджи ловко встал между ними, вопли хозяйки остановить он не мог.

— А эта дура орёт, что… — Карл не забыл про обязанности переводчика.

— Я догадываюсь.

Мансур ар-Наджиб действовал решительно. Терять времени на ревущую хозяйку он не стал: прозвучал короткий приказ, и мураддины ломанулись к лестнице.

Игги слишком долго выбирал: пытаться остановить Мансура или всё-таки отойти в сторону. Он был солдатом и принимать решения не привык — привык исполнять приказы. Мансур отпихнул Игги. Осталось только следовать за мураддинами наверх, морально готовясь ко всему.

Абдульхади с дочкой вели себя смирно. Кеннет, рассевшийся за столом напротив входа, определённо нагнал на них страху. Неудивительно. Удивило Игги другое: то, как хозяин дома и девушка отреагировали на появление Мансура. Солдат ожидал если не истовой мольбы о помощи, то хотя бы выражения явного облегчения.

Однако Мансур напугал обоих сильнее, чем солдаты Ржавого Отряда.

Да и мураддины повели себя странно. Мансур по-хозяйски расположился возле Абдульхади, который попытался отодвинуться. Воины визиря обступили стол. Лишь одного Кеннет остановил понятным любому жестом: мол, не приближайся.

Не сказать, будто Игги до сих пор жалел о незнании мураддинского языка. Но вот теперь ему очень хотелось бы понять разговор. Хоть то и не столько разговор, сколько монолог Мансура: говорил он долго. Даже без перевода стало ясно — это далеко не дружеская беседа. Уж больно ядовито звучал голос Мансура, уж слишком побледнело лицо Абдульхади — и прежде не радостное.

— Карл, чего они говорят?..

— А внизу слабо было меня послушать?

Знатный воин наполнил чашу вином, но выпил совсем немного. Потом кивнул своему человеку за спиной Абдульхади. Хозяин дома как раз порывался встать, но только вцепился в подлокотники: почувствовал кривой кинжал у шеи.

Мансур выпил ещё, затем широким жестом обвёл наёмников и что-то сказал Карлу. Улыбался он недобро. Подручные аристократа и прежде держали руки на оружии, но теперь по-настоящему напряглись.

— Карл, что за хрень? Чегось он сказал?

— Да, объясни уже.

— Чего объяснять? Ни хера не слушали меня раньше… Не друг ему этот Абдуль-дудуль. Старуха обосралась из-за Мансура больше, чем когда мы пришли: вот и голосила.

— Дружище, я не тупой. — Кеннет лицом изображал беззаботность, пользуясь языковым барьером. — Хренли ему надо сейчас?

— Говорит, чтобы мы проваливали. Мол, дело касается только его и дудуля этого. А нам тут ловить нечего. Говорит: добро внизу берите, а остальное вас не касается, во.

— Передай обезьяне, что так не пойдёт. Я в этом доме по праву, в отличие от него: никуда не уйду. И вообще. Чего он с дураком этим собрался делать? А ну как Бенедикт потом нас спросит? Или сам капитан?..

Как ни странно, Кеннет высказался вполне логично. Сослуживцы с ним молчаливо согласились: никто с места не сдвинулся.

Сросшиеся брови Мансура угрожающе изогнулись. Мураддин повторил требование, глядя Кеннету в лицо. Перевод уж точно не требовался: холодный гнев ощущался и так. Ну-ну… пуганого аристократ пугал, конечно.

— Хрен. На этот спектакль у меня билет в лучшую ложу. Карл, переведи.

Ситуация не нравилась Игги с самого начала, но чем дальше — тем хуже становилась.

По всему было видно: визитёры отступать не намерены. Столь же понятно и другое: каковы бы ни были счёты между Мансуром и Абдульхади, каким бы образом воин визиря ни собирался теперь расплатиться по ним — наёмников это не касалось.

Вот только с гордостью Кеннета такое рациональное мышление категорически шло вразрез. Ему, конечно, плевать было на хозяев дома: солдат просто не собирался подчиняться.

Зато Игги было не всё равно, как ни глупо. Он смотрел на девушку и снова видел на её лице страх — теперь, выходит, уже только за жизнь… или за то, какой именно окажется смерть. Мансур и его люди должны были вот-вот что-то предпринять, но для Игги время будто остановилось. В голове бушевал поток самых разных мыслей, заставляющий чувствовать себя идиотом — но что поделать? Сдержать эти мысли — не легче, чем полноводную реку.