Последняя версия - Карасик Аркадий. Страница 5

С идиотским смехом Богомол поставил на стол плоскую бутылку с коньяком и вышел из вестибюля. Послышался приглушенный гул автомобиля.

Зачесались руки швырнуть подношение в мусорную урну, с трудом удержался. Оставлю Феофанову, пусть отведет душу, не все же время жрать ему ядовитую водку, местного «подвального» розлива.

Из производственного зала торопливо вышел Тимофеич в сопровождении бородатого мужика. Разместились на стульях рядом с автоматом газированной воды, развернули каждый свой сверток. Понятно — перекус. В свертках — сало, соленые огурцы, толсто нарезанные ломти черного хлеба.

Тимофеич вытащил из прикрепленных к поясу ножен нож-финку, аккуратно порезал сало, ополовинил огурцы, очистил луковицы. Работяги с таким наслаждением заработались челюстями, что и мне захотелось поесть. Благо, Светлана каждое утро укладывает в рабочую мою сумку такой же сверток, правда, не с салом — с колбасой и сыром, плюс — бутылку с морсом.

Глядя на азартно жующих работяг, я незаметно уничтожил два бутерброда — с колбасой и превкусным сыром. Запил черносмородиновым морсом. Все, порядок, до утра вполне хватит, а утром появлюсь пораньше дома, разжарю картошку, разогрею котлеты и позавтракаю вместе со Светкой на теплой, ароматной постели. Жаль, завтра — будний день, Светлане приходится торопиться на работу, в выходные дни «постельные» завтраки заканчиваются, как правило, любовным «десертом».

Тимофеевичу тоже захотелось запить с»еденное — подставил банку под сосок автомата, нажал кнопку. Вместо струи — безнадежное шипение.

— Так их и перетак, — привычно выругался работяга. — Все пришло в разор…

— Експлуататоры, вдоль их и поперек, от Москвы до любимого Нью-Йорка, с пересадкой в аду, — поддержал Тимофеича бородатый напарник. — Сами, небось, ликеры жрут, а простому люду шипучку жалеют…

Видимо, после сала и, особенно, соленых огурцов, желание испить водички выросло в жажду путника, потерявшегося в безводной пустыне. Оба то и дело жали на кнопку, надеясь на то, что автомат в конце концов сжалится и нацедит хотя бы четверть банки газировки.

— Поднимитесь на третий этаж, там наверняка работает, — пожалел я страдальцев,

— Спасибо, Сергеич, за добрый совет… А там не дадут нам ногой под зад? — с опаской осведомился Тимофеич, нерешительно шагнув в сторону лифта.

Я пожал плечами. Сейчас опытные мастера в чести, ими не разбрасываются, ибо именно в них залог барышей компании, возьмешь новичка — хлебнешь с ним горя. Тем более, люди захотели попить — какой в этом криминал. К тому же, чиновничная братия давно разбежалась по домам, на всем этаже — один Вартаньян.

Возвратились напившиеся мужики, я отправил по тому же адресу жаждущую газировки мастера отдела технического контроля, полную, безцветную даму с пышно взбитой прической, прикрытой от цементной пыли прозрачной косынкой. Потом бесплодно пощелкал кнопкой автомата начальник вечерней смены. Как водится, выругался.

Постепенно я превратился в диспетчера по утолению жажды. Хоть маленькое, но — занятие, отвлекающее от мыслей по поводу непонятного исчезновения подружки и дурацких перчаток Листика.

В половине десятого в вестибюле появился генеральный директор.

— Как, Сутин, все нормально?

— Порядок, Вацлав Егорович! — бодро отрапортовал я, сопровождая Пантелеймонова к выходу. — И в сторожевом, и в пожарном отношении.

— В случае чего звони мне домой. Не стесняйся. Не отвечу — могу заснуть — поднимай Вартаньяна.

Что касается стеснений генеральный меня с кем-то спутал — никогда не страдал излишней стеснительностью, скорей — наоборот. Теперь я самый главный начальник в Росбетоне, выше меня разве только Сурен, но он сидит в своем кабинете и манипулирует цифрами.

Около десяти вечера повторил телефонный призыв. Знал — вызову приступ неудовольствия, Светлана не терпит, когда её будят, может высказаться на манер Тимофеича и его дружков. Ничего, потерплю, зато буду знать: невенчаная супруга — в целости и сохранности.

Почти десятиминутное ожидание разрешилось злым шипением.

— Ты почему не даешь спать? Нервы и без того вот-вот лопнут, а тут их лишают отдыха… Безжалостный ты человек, Константин, не знаю даже стоит ли нам продолжать семейную жизнь.

Испугала, называается! Та же Соломина с удовольствием переселит меня к себе, так кормить станет — через неделю превращусь в упитанного барашка. Не знаю, что меня удерживает от переезда к ней…

— Перестань злиться — желчь выльется, — тоже прошипел я. — Где была?

— В постели, — промяукала Светка, поняв, что змеинным шипением меня не испугать. — С трудом без тебя уснула, а ты… Теперь не знаю удастся ли снова отбиться…

— Желаю успеха, — я тоже сменил шипение на более доброжелательный тон. — Уверен — уснешь. Утром появлюсь — проверю: отдохнули ли нервы либо все ещё натянуты.

В ответ — ехидный смешок, дескать, после твоей «проверки» вообще не уснуть.

Положил я трубку и снова ощутил возвратившийся покой. Конечно, никуда от Светки мне не уйти, никакая соломина либо травина её не заменит — не тот настрой, не тот уровень. Блещущая остроумием, не показной добротой и заботой, изящная и модная главный технолог крепко повязала меня по рукам и ногам. Что в постели, что за столом или во время редких прогулок я ощущал Светлану частью себя — моей печенью, собственным сердцем, желудком, сосудами.

Единственно, что портило наши с ней отношения — ревность к Вартаньяну. Идиотская, ровным счетом ни на чем не основанная, она постоянно жила во мне этаким клубком змей, жалящих друг друга, ну, и, конечно, своего «хозяина».

Не успел я до конца проанализировать наши со Светкой отношения, заработал городской телефон. Неужели, очередная неприятность? Половина одинадцатого, все добрые люди изволят почивать, недобрые только собираются на ночной промысел… Кто может в такой час беспокоить дежурного по Росбетону?

В трубке — знакомый сочный беритон. Генеральный?

— Сутин, Сурен Иванович ушел?

По обыкноверию, без «здравствуй-досвиданья», не теряя дорогое время на разного рода вежливости. Мужик практичный и деловой до одури, до омерзения. Казалось, в детстве сделали ему операцию по удалению всех эмоций, не связанных с бизнесом.

— Нет, у себя… Что-нибудь случилось?

— Это я и хочу выяснить. Несколько раз звонил — молчание, либо в туалете сидит, либо с красоткой балуется. Поднимись, скажи Сурену: пусть срочно перезвонит мне домой. Идея одна появилась — хочу посоветоваться…

Пантелеймонов всегда со всеми советуется. Так принято думать. На самом деле, под видом «советов» навязывает свою волю, свой взгляд на решение той или иной проблемы. Он и главный экономист — одинаково заряженные частицы, которые сталкиваются и разлетаются в разные стороны, вызывая целые снопы искр… Скорей всего, под понятием «хочу посоветоваться» прячется: не терпится приказать. С соответствующим коротким замыканием в сети Росбетона.

Я положил трубку и в нерешительности оглядел просторный вестибюль. Как известно, приказы не обсуждаются — их нужно выполнять, но как оставить без охраны вход в здание? Воспользуйся какой-нибудь бандюга моим отсутствием, такого понаделает, что моей пятилетней зарплаты не хватит рассчитаться. Из вестибюля проникнет в полуподвальное помещение медпункта, поднимется на любой из пяти этажей, особенно, на четвертый, в бухгалтерию и кассу… Правда оружия дежурным не положено, вся надежда — на телефон, связанный с милицией…

Черт с ними, с бухгалтерией и кассой, авось, за несколько минут ничего не произойдет. Обозлить генерального значительно опасней, нежели противостоять целой банде грабителей… И все же во мне заработал червячок сомнений — тычется в душу мокрой мордой, поддает под дых.

Решившись, я заглянул в цех. Направо от входа яростно сопел, пытаясь втиснуть в форму явно увеличенный сантиметров на пятнадцать каркас, потный работяга.

— Слышь, Тимофеич, — негромко окликнул я его. — Будь добр, подежурь за меня пяток минут — начальство зовет.