Уничтожитель (СИ) - Косарев И. С.. Страница 4

Возможно, жизнелюбие Демида нашло бы лазейку, если бы не остальные члены “пятёрки”. Они постоянно общались в чате, комментируя поднявшийся после убийства информационный шторм. Они злорадствовали, когда официальное следствие делало очередной шаг по ложному следу, радостно обсуждали заплаканную Люсию, мелькавшую на новостных ресурсах, и остальных членов клана Салтыковых, распространявших через интервью скорбь пополам с гневом.

“Они думали, хитрые рейтинговые системы и цифровые сторожа позволят им бесконечно долго тянуть из народа соки, — писала Аглая фанатичные проповеди, — но народ пробуждается, и, отринув наведённый морок, он встанет на дорогу, что мы указали ему”.

“Полиция абсолютно некомпетентна, — отмечал Святослав с тëмным наслаждением, — Они всё ищут следы какого-то внешнего проникновения. Всё совершалось у них под носом, но они слишком ограничены, чтобы это понять”.

“А виновата в этом всё та же рейтинговая система, — вторила ему Карина, — это она воспитала слепоту к людям и внимание к рейтингам. В итоге полиция ищет убийц среди уголовников с красным рейтингом и даже не рассматривает другие версии”.

Чат “пятёрки” был второй проблемой Демида, потому что не позволял забыть и убедить себя в непричастности. Приходилось что-то писать им, его ровесникам, таким же, как он, отпрыскам богатых и не очень родителей с зелёными рейтингами, наследникам бизнес-империй и семейных предприятий поскромнее, которые теперь плясали на костях незнакомого им человека. Потому что, уйди Демид из чата или хотя бы прекрати писать, его сразу заподозрили бы в сочувствии тирании капитала или шпионаже. Морозов выдавливал из себя сентенции вроде: “Сила нашего движения в отрицании стереотипов и авторитетов”, и “Существующий порядок должен быть уничтожен, чтобы дать место новому, справедливому обществу”, — только чтобы избежать вопросов.

В “Знаменском-Райке” особняк окружал регулярный парк, переходивший в настоящий лес, даром, что без волков. Сад у Демида на вилле был гораздо скромнее, прямая липовая аллея уходила на сто шагов вперёд от порога и упиралась в бледно-голубую стену жилого модуля, как стрелка в край циферблата. Стена тянулась вокруг сада, вдоль неё за кустами смородины бежала тропинка. Напротив “чёрного хода” в дом она сворачивала и петляла между четырьмя ивами на пути к особняку. У самого “чёрного хода”, а также под большими окнами вокруг строения были разбиты цветники, за которыми ухаживал андроид.

Демид уходил в конец аллеи, там садился в плетёное кресло и смотрел на ровные ряды лип, на выполненный в современном дизайне особняк и проткнувшую его спицу шлюзового лифта, на шевеление андроида в саду, всегда точное и до бесчеловечности однообразное. Когда-то приобретение этой недвижимости радовало его, пусть родителям и пришлось помогать деньгами. Морозов, однако, не строил иллюзий относительно самостоятельной жизни, деньги родителей обеспечили ему доступ к образовательным программам, их связи в клане дали заработать необходимое количество этических баллов, всё вместе позволило получить в управление один из бизнес-департаментов клана. Люди без родителей, рождённые по контрактам корпораций, реального шанса на зелёный рейтинг не имели. Так что участие матери и отца в его достижениях нисколько не портило вкус побед, но что-то гораздо большее ставило под сомнение саму их, достижений, необходимость.

Наблюдая теперь за каждодневным движением андроидов, добросовестно исполнявших записанные в электронные мозги психограммы, штампуя свою подпись под рабочими документами, едва просмотрев их, Демид вдруг понял, что однажды мог передать верифицированный ключ одному из синтетических слуг и повеситься на втором этаже у панорамного окна, при этом никто не заметил бы разницы. Разве что “пятёрка” заподозрила бы его в шпионаже и удалила бы из чата. Может, так и следовало сделать, тогда вина перестала бы жечь душу. Под вечер он, однако, вспоминал: «Мама и папа будут переживать».

Когда Демид открыл для себя симы канала «Чëрная меланхолия», счëт дням его амëбной жизни окончательно потерялся. Мрачная симуляция депрессивных пространств и состояний даже чат «пятëрки» задвинула на второй план. Однажды утром Морозов подумал, яркий свет приносил слишком сильный дискомфорт, и перевëл лампы дневного света в постоянный ночной режиме, отключив смену времени суток. Заполнившая жилой модуль вечная тьма скрыла границы, принесла с собой иллюзию бесконечного «ничто», одинаково чëрного и на околоземной орбите, и в недрах планеты, и в сердце далëкой пустоты Волопаса. Это стало компромиссом между желанием наказать себя и страхом причинить боль родителям. Демид в любое время мог позвонить им, а после разговора выйти на крыльцо и представить, что попал в ад без света и движения. Стало возможным опять вернуться в особняк.

В часах Морозов тоже перестал нуждаться, поэтому не посмотрел время, когда звонок Карины разбудил его. Она пыталась связаться с ним минут пять, но сигнал вызова причудливым образом вплëлся в сюжет сна, что смотрел Демид, и молодой человек не сразу догадался, как следовало избавиться от раздражителя.

Он открыл глаза в заполненной мраком спальне и заплетавшимся со сна языком пробормотал:

— Привет, Карина.

— Морозов, чтоб тебя черти забрали, — прорыдала девушка, — Почему так долго?

— Я спал. Что случилось?

— Кто же спит в два часа дня?

Карина всхлипнула, Демид различил какой-то грохот.

— Что там у тебя происходит? — спросил он.

Карина опять всхлипнула.

— Демид, мне осталось совсем немного времени, мне страшно, я не хочу умирать.

— Что происходит, где ты? — задав вопрос, Демид зажëг свет и поднялся с кровати. — Я сейчас прилечу.

— Нет, ты не успеешь, и не сможешь мне помочь, даже если бы успел.

Грохот повторился громче. Девушка заплакала и запричитала:

— Мамочка, прости меня, мамочка, я не хочу умирать…

— Карина, где ты? — крикнул, одеваясь, Демид.

А сам думал в это время: «Нет-нет-нет, только не мне, второй смерти я не вынесу, я не хочу это наблюдать».

— Это неважно, — ответила девушка, — это уже не важно. Послушай, ни в коем случае…

Грохот раздался особенно трескучий, Карина завизжала. Слушая еë, Демид остановился у входа в лифт. Визг длился минуту, потом сменился на хрип, тот самый, какой издавал умиравший на сцене Евграф Салтыков. Демид прислонился к стене, он понял, необходимость куда-то лететь отпала. За хрипом наступила тишина, абонент отключился.

Опираясь о стену, Демид спустился на кухню, где над его головой зажглись лампочки. Подумал, тьма за окном оказалась как нельзя кстати, в траур полагалось носить чëрный.

Морозов достал из своей памяти запись разговора, выложил в чат и прокомментировал: «Карина звонила мне. Вот наш разговор. Не знаю, что с ней».

Первым отреагировал Святослав, через семь минут (Демид считал) он написал:

— Мне нужны подробности, Морозов.

— Я спал у себя дома, — Демид решил ответить устно, — Звонок Карины меня разбудил. Дальше всë на записи. Сейчас я тоже дома.

Ему показалось, Святослав сказал совсем не то, что следовало.

— Пришли свою цифровую локацию, — включился в разговор Фëдор.

И он говорил что-то не то, но Демид, всë-таки, ответил ему:

— Это будет нарушением первого правила конспирации. Сам же знаешь.

— Ты уже его нарушил, — возразил Фëдор, — сообщив, что ты дома. Теперь от тебя просят лишь подтвердить свои же слова.

— Хорошо, вот мои пространственные координаты. Доволен?

— Доволен. Координаты подтверждают, что ты дома.

— Почему она позвонила тебе, а не, допустим, в чат? — спросил Святослав.

— Как-то не успел спросить, — ответил Морозов.

— Демид, — обратился к нему Фëдор успокаивающим тоном, — я понимаю, ты взвинчен, у тебя стресс. Я бы, наверное, чувствовал то же самое, позвони она мне. Так что к твоему состоянию у меня нет претензий. Но оно мешает конструктивной беседе.

Демида бесконечно удивляло поведение Святослава и Фëдора, никто из них ещë ни слова не сказал о Карине, зато очень много — о собственной безопасности. Озвучивать эту мысль он не стал, решил, если они сами этого не заметили, то и его не поймут.