Рыжая на откуп (СИ) - Рууд Рин. Страница 30

— Любви еще не было…

— Не было…

— Как же так…

— А люди…

— Люди… Люди всегда стремятся к любви…

— Их сердца всегда поют о любви…

Лягушки ускоряются, круговорот сужается, и пузырьки забиваются в рот, нос, уши и другие щели, протискиваясь под трусики. Пытаюсь разогнать настырных инфернальных существ, но безуспешно. Они уворачиваются, исчезают и появляются из ниоткуда, чтобы проскользнуть туда, куда нормальные лягушки не заглядывают. Крепко сжимаю губы, закрываю промежность ладонями и вся съеживаюсь креветкой, но булькающие мерзавки лезут и лезут, наполняя меня вибрирующим светом.

Амулет перекручивается и стягивает шею шнурком, а лягушки заползают в ушные раковины — искры магии тянутся через воспаленный паникой мозг через позвоночник и конечности. Мне кажется, что я сейчас лопну воздушным шариком, и бурный поток выбрасывает меня на берег. И меня выворачивает на траву тремя лягушками, которые задорно скачут прочь:

— Любовь…

— Любовь…

— Любовь…

Кряхчу и падаю лицом в траву. И как печально, что никто не пришел ко мне на помощь. И мне очень не хватает сочувствия — Источник бескомпромиссно отлюбил меня во все щели. Несколько минут лежу в надежде, что явится Карн, но Божество где-то гуляет или занят другими более важными делами, чем мокрая до нитки Рыжая.

Встаю, выжимаю подол и шагаю по траве в лес. В который раз жизнь меня учит, что быть хорошей, неравнодушной и жалостливой чревато неприятными последствиями. А могла продать лягушку за большие деньги и уехать в отпуск на все каникулы, чтобы залечить сердце. Глупая Венди.

Выхожу из зачарованного леса в парковую чащу и замираю в тени платана, потому что замечаю впереди на беговой дорожке смеющегося Карна, который бессовестно подкатывает с симпатичной девице с обтягивающем топе и спортивных лосинах на аппетитной округлой заднице. Значит, пока я тону и дерусь с лягушками, это кудрявый олень очаровывает незнакомок, чтобы потом в кустах их гнусно отыметь.

Прячусь за массивным стволом и вынашиваю план мести. Могу подбежать и с криками разбить пустую банку о голову Карна, а осколками изрезать его морду. В ярости скребу ногтями шершавую кору, заметив в глазах девушки заинтересованность. Рогатый ей нравится. Да так нравится, что она уже фантазирует, как будет выглядеть в свадебном платье и какие милые кудрявые ангелочки у них родятся, но ее мечте не суждено сбыться, потому что Карн просто хочет разок присунуть и успокоить зуд в штанах.

Мне обидно за красавицу с тонкой талией, потому что ей не нужен случайный секс с незнакомцем. Она желает узнать его поближе, понять, что он за человек, но чары Карна медленно, но верно кружат ей мысли и извращают стремление к любви в животную похоть.

— Не слушай его, — зло шепчу я и кусаю губы, — он обманщик и кобель. Он не тот, кто тебе нужен.

Улыбка девушки слабеет, а в глазах вспыхивает сомнение. Карн берет ее за руку, и глухо рычу. Нет, милая, его слова лживые, а намерения — гнусные и отвратительные. Не в кустах тебя должны любить, как дикую енотиху, а как королеву на шелковых простынях. Девушка вздрагивает, дарит удивленному Карну пощечину и, вскинув голову, убегает прочь спортивной трусцой.

Карн ошарашенно трет щеку и оскорбленно шагает в противоположную от бегуньи сторону. Так тебе, кобелина. Нечего тут совращать красавиц и думать, что они не могут дать отпор твоим милым и обольстительным улыбкам. И вообще, Рогатый, если уж кого ты должен соблазнять, так это меня.

Божество притормаживает у молодого дуба, задумчиво кого-то высматривает в ветвях и вздыхает, протягивая ладонь, на которую прыгает рыжая белка. Божество что-то ей шепчет, аккуратно чешет крохотное ушко, и моя ревность обращается в топкую нежность — Карн такой поэтично одинокий, что я едва сдерживаю желание окликнуть его и уйти с ним в кусты.

Встряхиваю влажными волосами и торопливо убегаю окольными путями, чтобы не попасться на глаза Рогатому. Да, я жажду его объятий, поцелуев и ласк, но у меня есть принципы — бывшие остаются в прошлом и никаких с ними унизительных и отчаянных связей. У ворот парка оглядываюсь назад, чтобы убедиться в том, что меня не преследует Карн, и в печали ухожу.

Божество обязательно найдет новую наивную жертву, а что делать мне? Велик соблазн броситься на первого встречного и забыться в его объятиях, но где гарантия, что я вновь не воспылаю любовью? А я могу. Могу! Ведь даже при просмотре фильмов для взрослых верю, что участники группового соития любят друг друга, и проникаюсь не только возбуждением, но и симпатией. Господи, мне, наверное, стоит заглянуть к психотерапевту, чтобы разобраться с личными загонами и тараканами.

Иду по улице и выхватываю взглядом из прочих прохожих парочки. Они воркуют, смеются, обнимаются, и я улыбаюсь, потому что мне становится хорошо и тепло на душе от чужой влюбленности. Мне даже кажется, что пожилые супруги, которые сидят на лавочке и жмутся друг к дружке, светятся изнутри. Любовь у них — тихая, спокойная и согревает не бушующим пламенем страсти, а теплом крепкой привязанности, уважения и умиротворения. Они пережили много трудностей, трагедий и хороших моментов, и… Удивленно останавливаюсь моргаю. Да, вот, не супруги они, а любовники. Уже лет как тридцать.

Смахиваю со лба влажную прядь, и продолжаю путь, позабыв о стариках, ведь мое внимание привлекает тощий мужчина, который третирует цветочницу и спрашивает совета, какой букет лучше купить. Выглядит он взволнованным, испуганным и в то же время счастливым. На свидание спешит, сердцеед. Я бы не отказалась от пышных красных пионов, которые не только выглядят в золотой оберточной бумаге роскошными, но и намекают на горячую страсть.

— Возьму пионы, — мужчина раскрывает портмоне.

Цветочница скучающе обрезает черенки массивным секатором, расправляет золотую бумагу с приятным шуршанием и вручает букет покупателю.

— Хороший выбор, — говорю и прохожу мимо. — Она оценит.

Мужчина в изумлении оглядывается, и я ему заговорщически подмигиваю. Расплывается в улыбке, и я с веселым смехом ускоряю шаг. Мир удивителен, если подмечать те детали, которые обычно ускользают от нашего внимания.

Глава 28. Загадочные фокусы

В пустом закоулке в одном квартале от моего дома, поджидает подозрительный мужчина — лицо злое и какое-то кривое, одежда неопрятная, а голова выбрита под ноль. Он насмешливо щелкает складным ножиком, и я молча разворачиваюсь на носочках, чтобы уйти, но мне путь преграждает второй — морда широкая, нос приплюснутый и раздвоенный на кончике.

— Привет.

— Так, — отступаю на шаг, — в чем дело?

— Висельник просил повеселиться с тобой

Улавливаю в голосе Широкомордого желание доказать Бритоголовому, что он настоящий самец, но это бессмысленно, потому что его товарищ и так видит в нем идеал мужественности. И его злит, что придется веселится со мной по указу Висельника, когда у него тесно в штанах от хриплого и прокуренного голоса его неприятного дружка.

Оглядываюсь на Бритоголового, и тот кривится в оскале. Он, конечно, выполнит приказ Висельника, но лишь для того, чтобы убедить Широкомордого, что предпочитает женщин и вагины, а то вдруг он подозревает всякое.

— Мальчики, — мило улыбаюсь. — Признайтесь уже друг другу. Будьте смелее.

В стрессовой ситуации плавятся мозги. У меня нет даже мизерного шанса противостоять двум агрессивным мужчинам, поэтому моя тактика — говорить глупости и хлопать ресничками. Шавки Висельника смотрят друг другу в глаза. Настороженно, изучающе, и я проникновенно шепчу:

— Смелее.

Кто тянет меня за язык и с чего я решила, что два урода симпатизируют друг другу?

— Я не педик, — говорит Бритоголовый и крепко сжимает нож.

— Я тоже, братан.

И опять молчат, не в силах отвести взгляды. Какой накал! Я тихонько и бочком иду по стеночке и через несколько шагов пускаюсь в бег. Выскочив из подворотни, выглядываю из-за угла и охаю. Целуются! Так страстно, отчаянно и грубо! Широкомордый стискивает лицо бритоголового, который роняет складной нож, и буквально пожирает его рот. И как давно они оба мечтали об этом — отринуть предрассудки и слиться воедино в непристойных ласках.