На крючке (ЛП) - Макинтайер Эмили. Страница 2

Но я не могу смириться с мыслью о том, что я не на расстоянии телефонного звонка, если я им понадоблюсь. Мой отец — трудоголик, еще больше после смерти матери, и без меня мой шестнадцатилетний брат Джонатан остался бы совсем один.

Я всегда была папиной дочкой, хотя он и делает это трудным. Я надеялась, что после переезда он сбавит обороты. Будет больше времени уделять семье, а не постоянно искать новое большое дело, в которое он вцепится зубами. Но Питер Майклз никогда не успокаивается. Его жажда новых начинаний преобладает над стремлением к семейным отношениям. Пятый год подряд его называют лучшим бизнесменом по версии Forbes, что означает, что у него есть большие возможности в этом отношении. А то, что он является владельцем крупнейшей авиакомпании на западном полушарии, означает, что у него есть много средств для реализации этих возможностей.

NevAirLand (созвучно с Neverland — Нетландия — страна в Питер Пэне). Если вы можете об этом мечтать, то мы сможем вас туда доставить.

— Мы должны пойти куда-нибудь сегодня вечером, — говорит моя подруга Энджи, вытирая прилавки в «Ванильном стручке» — кофейне, где мы обе работаем.

— И что делать? — спрашиваю я.

Честно говоря, я надеялась просто пойти домой и расслабиться. Я здесь всего чуть больше месяца, и я так много работаю, что у меня не было ни одной ночи, чтобы провести с Джонатаном. Хотя, он сейчас находится в подростковой стадии «мне никто и ничто не нужно», так что, возможно, он не хочет, чтобы я была рядом.

Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Пара девочек говорили о том, чтобы пойти в «Веселый Роджер»(пиратский чёрный флаг с черепом и костями).

Я морщу нос. И от того, что она сказала «девочки», и от названия места, о котором она говорит.

— Да ладно, Венди. Ты здесь уже почти два месяца, и ты ни разу не сходила со мной погулять.

Она выпячивает нижнюю губу, ее руки складываются в молитве.

Качая головой, я вздыхаю.

— Не думаю, что я нравлюсь твоим друзьям.

— Это неправда, — настаивает она. — Они просто еще не знают тебя. Для этого ты должна действительно пойти с нами.

— Я не знаю, Энджи, — мои зубы впиваются в нижнюю губу. — Мой папа уехал из города, и ему не нравится, когда я выхожу и привлекаю внимание.

Она закатывает глаза.

— Тебе двадцать, девочка. Обрежь пуповину.

Я нерешительно улыбаюсь ей. Она, как и большинство людей, не может понять, каково это — быть дочерью Питера Майклза. Даже если бы я захотела, пуповину не перерезать. Его власть и влияние достигают каждого уголка вселенной, и нет ничего и никого, что вышло бы из-под его контроля. А если и есть, то я их никогда не встречала.

Колокольчик над входной дверью звонит, и входит подруга Энджи Мария, ее длинные черные волосы сверкают в свете верхнего освещения, когда она идет к нам.

Мои брови поднимаются, когда я смотрю на нее, а затем снова на Энджи.

— Что это за место, куда пускают двадцатилетних?

— Разве у тебя нет поддельного удостоверения личности? — спрашивает Мария, подходя к стойке.

— У меня его точно нет, — я никогда в жизни не пробиралась в бар или клуб. — Мой день рождения через несколько недель, я просто пойду с вами в следующий раз.

Я отмахиваюсь от них.

Мария осматривает меня сверху донизу.

— Энджи, у тебя нет документов твоей сестры? Они выглядят… похожими, — она протягивает руку и прикасается к моим каштановым волосам. — Просто покажи немного этого тела, и они даже не посмотрят на лицо на удостоверении.

Я смеюсь, отмахиваясь от ее слов, но мои внутренности сжимаются, тепло разливается по венам и зажигает щеки. Я не нарушаю правил. И никогда не нарушала. Но мысль о том, чтобы пойти сегодня вечером, сделать что-то плохое, вызывает волнение в моем позвоночнике.

Мария — одна из «девочек», и она и близко не была приветлива. Но когда я смотрю, как она ухмыляется и проводит пальцами по волосам, я думаю, может быть, Энджи права. Может, это все в моей голове, и я просто не дала ей шанс. У меня никогда не было близких подруг, поэтому я не уверена, как все это должно работать.

— Мне все равно, если ты не хочешь идти, — Энджи дуется, бросая в меня свою влажную тряпку. — Я принимаю исполнительное решение.

Я смеюсь, качая головой, пока заканчиваю пополнять запасы чашек на утро.

— Хм… — Мария громко лопает свою жвачку, ее темные глаза смотрят мне в лицо. — Ты не хочешь идти?

Я пожимаю плечами.

— Дело не в этом, я просто…

— Наверное, это к лучшему, — прерывает она. — Я не думаю, что ВР — это твое место.

Я ощетиниваюсь и встаю прямее.

— И что это значит?

Она ухмыляется.

— Я имею в виду… это место не для детей.

— Мария, перестань. Не будь сукой, — вклинивается Энджи.

Мария смеется.

— Я не сука. Я просто говорю. Что, если он там? Ты можешь себе представить? У нее будет травма на всю жизнь от того, что она находится в одном здании с ним, и она побежит домой, чтобы рассказать папе.

Я поднимаю подбородок.

— Моего папы даже нет в городе.

Она качает головой, ее губы истончились.

— Значит, твоя няня.

Раздражение проникает в мое нутро, и необходимость доказать, что она не права, заставляет меня принять решение, срывая слова с языка. Я смотрю на Энджи.

— Я согласна.

— Да! — Энджи хлопает в ладоши.

Глаза Марии сверкают.

— Надеюсь, ты справишься.

— Дай мне передохнуть, Мария. С ней все будет в порядке. Это бар, а не секс-клуб, — насмехается Энджи, прежде чем повернуться ко мне. — Не слушай ее. Кроме того, мы идем туда только для того, чтобы она могла попытаться привлечь внимание своего таинственного мужчины.

— Я привлеку его внимание.

Энджи наклонила голову.

— Он даже не знает о твоем существовании, девочка.

— Моя удача должна измениться в какой-то момент.

Мария пожимает плечами.

Смущение заставляет меня вскинуть брови.

— О ком вы вообще говорите?

По лицу Марии ползет медленная ухмылка, а в глазах Энджи появляется тоскливый взгляд.

— О Крюке.

2. ДЖЕЙМС

— У нас есть новое предложение.

Я наливаю двойную порцию Basil Hayden (виски) в хрустальный стакан, добавляю один кубик льда и наслаждаюсь вкусом, прежде чем повернуться лицом к Ру.

— Я не знал, что мы принимаем новые предложения.

Он пожимает плечами, зажигает конец сигары и делает затяжку.

— Нет. Но я бизнесмен, а у этой компании огромный потенциал.

Его голос звучит приглушенно, когда он говорит, затягиваясь табаком, но годы впитывания его слов как Евангелия позволяют легко понять его.

Руфус — известный миру как Ру — единственный человек в моей жизни, достойный моего доверия. Он спас меня от ада, и я никогда не смогу отплатить ему за это. Но любезность распространяется только на него, что осложняет ситуацию, когда он решает ввести в нашу операцию новых людей.

С возрастом он стал безрассудным.

— Однажды твоя неспособность отказываться от потенциальных возможностей приведет к тому, что тебя убьют, — говорю я ему.

Его глаза сужаются.

— Я не намерен умирать и оставлять свое наследство британцу.

Я ухмыляюсь. Все это в любом случае мое, просто он не хочет говорить об этом вслух. Не хочет признавать, что ученик превзошел мастера; что он держит бразды правления только потому, что я ему это позволяю. Это было правдой с того момента, как восемь лет назад, в день, когда мне исполнилось восемнадцать, кровь моего дяди пролилась под моей рукой. Я выпотрошил его, как никчемную рыбу, а затем тем же лезвием разрезал стейк за ужином, не позволяя никому усомниться, почему мои пальцы окрашены в красный цвет.