Такой горячий, но сладкий кофе (СИ) - Делаверн Хельга. Страница 16

Но Саша не спешил вставать. Более того, Илья шёпотом сказал ему: «Придурок, ты забыл кольцо», и Саша тут же достал из кармана бархатную коробочку, которую открыл только со второго раза.

— Кто-нибудь уберёт этого сумасшедшего гнома с ковра? — возмутилась я.

Они молчали. И продолжали смотреть на меня в ожидании решения.

— Ребят, мне сегодня не до игр. Честно.

— Он не шутит, — Олеся хмыкнула.

Миша кивнул:

— Мы пытались его отговорить, но Саня был непреступен как пьяная гора. Так что теперь сама разбирайся со своим женишком.

Мы с Сашей встретились взглядами.

— Вставай, — сказала я.

— Не встану, пока ты не дашь свой ответ.

— Вставай, поговорим серьёзно и без свидетелей.

Слава Богу, это подействовало! И тогда я, взяв Сашу за руку, вывела его на крыльцо.

— Что ты творишь? — прошипела я, когда он закрыл дверь.

— Ничего не творю. Я всего лишь попросил руки у любимой девушки.

Я потёрла нос.

— О какой любви ты говоришь? Тебе всего восемнадцать лет! Ты только закончил школу… Так, стоп! Ты точно закончил школу?

— Точно.

— Хоть это радует!

— Когда речь шла об Артёме, возраст тебя не смущал, верно?

Я закатила глаза:

— Достаточно.

— Да я люблю тебя, господи, — он прижал мои руки ко лбу, — как же ты не поймёшь. И плевать я хотел на возраст, на мнения. На всё плевать хотел! Для меня только ты важна.

Слова «я не люблю тебя» застыли на моих губах, не сумев сорваться.

— Только что у меня был не самый приятный разговор с вашим дружком, поэтому мне не до шуток. Мне приятно осознавать, что между нашими ссорами, ты сумел увидеть во мне что-то такое, что тебя всерьёз зацепило. Но поверь, это скоро пройдёт. Это не любовь. Это влюблённость. Первая детская влюблённость. Она чиста и наивна, — я коснулась его щеки и улыбнулась, — как ты.

— Это любовь, — упёрся Саша, — и я докажу тебе, что мои намерения серьёзны!

Видимо, ничего лучше ему в голову не пришло, как привести меня к себе домой. Да ладно домой, к отцу!

Мы застали чету Герц, когда они обедали, сидя на веранде.

— Папа, есть разговор. Серьёзный. И подождать он не может!

Нарочито медленно Алексей Владимирович промокнул губы салфеткой и посмотрел на меня.

— Марина, кажется?

— Да.

— Очень приятно, Алексей Владимирович— мужчина протянул мне руку; и после того, как я её пожала, добавил, — говнюк.

Я растерялась.

— Простите?

— Алексей Владимирович Герц, говнюк. Вроде так вы меня однажды обозвали?

Я начала краснеть, синеть, и мне просто становилось дурно, а он делал вид, словно любезничал со мной.

— Моя жена Виктория, — мы кивнули друг другу. — Отобедаете с нами?

— Спасибо, но нет.

— Брезгуете?

Я не знала, как реагировать на подобные вопросы, и насколько они были приняты в их семье, я тоже не имела ни малейшего представления. С надеждой я посмотрела на Сашу, который напоминал статую: непрерывно смотрел на отца, который, похоже, был больше увлечён своим обедом, нежели чем беседой со мной.

— Просто не голодна.

— Может, хотя бы чаю с нами выпьете?

Понимая, что ещё один отказ приведёт к новой порции колкостей со стороны мужчины, я согласилась. И знаете, даже сидя за столом, Саша не отпускал мою руку. Это не могло не отразиться на отношении его отца к нам.

К нам? Я сказала «к нам»? Ну, всё. Это первый звоночек. Как бы ненароком ещё на этот брак не согласиться…

— Расскажите нам что-нибудь о себе, Марина.

— Что Вы хотите узнать?

— Мой сын в Вас так влюблён, что я готов слушать из Ваших прелестных уст всё, что угодно, лишь бы Саша был доволен. Вы работаете или учитесь?

— Закончила в этом году университет. По возвращению в Москву буду искать работу.

— А хобби есть?

— Как же без хобби.

— Саша сказал, что Вы пишете книги, это правда?

Я бросила недовольный взгляд на своего спутника.

— Скорее, пачкаю бумагу.

— Вас не издают?

— Нет.

Он хмыкнул:

— В наше время издают всё, что умеет стучать по клавиатуре. Посыл и стиль написания не так важны. Так почему же среди всего этого хлама не мелькают и Ваши книги? Вы настолько бездарны, что Вас обходят стороной?

Я сочла эту фразу за личное оскорбление, хотя спорить не решилась. В конце концов, может, мужчина и прав. Я же не могу объективно оценивать текст, который сама же и создала.

— Полагаю, что владею способностью к русскому языку ничуть не хуже, чем Вы к остроумию.

Взгляд Алексея Владимировича, который до этого блуждал по всей комнате, застыл на мне.

— Язык-то у Вас, я смотрю, тоже длинный?

Я улыбнулась:

— Вы так проницательны.

Он издал странный звук. Не то хрюкнул, не то крякнул.

— Саша, — Алексей Владимирович вновь вытер рот салфеткой, — выйдем на пару минут, есть разговор.

Когда они удалились, я поняла, что самое худшее, что со мной могло сегодня случиться — это Виктория. Женщина, которой на вид было не больше тридцати пяти (лет на пятнадцать она была точно младше своего супруга), смотрела на меня и мило улыбалась. Ах, да. Ещё она без конца предлагала мне какие-то засохшие розовые пирожные.

— А вы с Сашей давно встречаетесь?

— Нет.

Господи, женщина, ты о чём вообще? Этот школьник сразу перешёл к решительным действиям!

— А у вас с ним всё серьезно?

И как я должна ответить на этот вопрос?

— Ну, я не знаю, наверное.

Не говорить же ей прямым текстом, что её пасынок бестолковый эгоист, которому я чисто из жалости не могу сказать, что мы не пара. Приходится играть! С одним уже поиграла, почему бы и с другим так не поразвлекаться?

— Между нами говоря, Марина, — Виктория перешла на шёпот, — Саша отличный парень. Заносчивый, правда, и порой чересчур упрямый, но у всех есть недостатки, Вы же понимаете?

К чему ты клонишь, старая ведьма?

— И хоть он мне не родной сын, но я волнуюсь и переживаю за него как за своего собственного. Поверьте мне на слово, вам рано ещё жениться: встречайтесь, ходите вместе в кино, но не расписывайтесь. Сами же потом об этом пожалеете.

О, да. Вот именно эту фразу я и ждала. Чтобы унестись в закат, перекинув ответственность на другого человека. И только я собралась изображать скандал, как Саша с отцом присоединились к нам.

— А мы тут с Маришкой немного посекретничали, — улыбнулась Виктория.

Маришка. Слово-то какое страшное. Словно морошка, покрытая плесенью.

— Мы не закончили говорить о Вашем хобби, нашу беседу пришлось прервать. Вы отправляли роман в наше издательство? Саша мой единственный наследник. Рано или поздно издательство достанется ему. Так отправляли или нет?

Что за глупый вопрос? Я отправляла свой опус во все существующие и уже даже несуществующие издательские дома нашей необъятной родины. А в ответ, либо отказ, либо тишина.

Я закусила губу. Солгать или признаться честно?

— Да, отправляла.

— Отказ?

— Разумеется.

Алексей Владимирович медленно (он вообще хоть что-то делает быстро?) помешивал в кружке сахар, и ложка, ударяясь об одно, издавала мерзкий звук. Мужчина о чём-то очень усердно думал.

— Попробуйте отправить его ещё раз, — наконец, сказал он, — думаю, в издательстве были какие-то сбои в работе. Такое иногда случается, если предприятие крупное. Только постарайтесь это сделать до зимы. После Нового года у Вас уже будут другие заботы.

— Какие же?

— Подготовка к свадьбе, я так полагаю.

Я встала из-за стола.

— Так Вы решили меня купить? — он пил чай, не поворачивая головы в мою сторону. — Думаете, раз Ваш сын сделал мне предложение, то я обязана согласиться, потому что Вы готовы взять мой роман, который Вы даже в глаза не видели?

— А Вы разве не хотите стать известной писательницей?

— Не такой ценой.

Мужчина хмыкнул:

— У жизни свой прайс. За всё приходится платить, хотите Вы того или нет. Я не покупаю Вас, а предоставляю выбор. А знаете, что я сказал Саше, пока вы тут беседовали с Викторией? — я выпрямилась. — Я сказал ему, что ваш брак не продержится и недели. Не потому что он молод, а потому что Вы корыстны. Вы сами только что обозначили цену вашему союзу.