Таежный гнус - Карасик Аркадий. Страница 10

— Извините, Сергей Дмитриевич, торопился.

Фамильярность в обращении всегда смягчает суровый нрав командира отряда и он превращается в обычного рождественского деда, готового одарить «внуков» подарками. Но на этот раз не получилось — не то настроение у подполковника, в голове сидит одна мысль: найти Королева.

— Нашли пропажу? — непримиримо буркнул он. Будто выругался.

— Все необходимые меры приняты, товарищ подполковник, — снова возвратившись к официальному тону, зачастил Сомов. — Мобилизовал писарей, поваров, дневальных. Обшариваем каждый куст, прочесываем распадок, ищем в речке…

— Думаешь, капитан в зайца превратился? Или — в сазана? Мелко пашешь, помощничек, зря солдат мучаешь, вонючий воспитатель!

Вообще-то, обкладывать своего помощника в присутствии подчиненных офицеров обидными сравнениями — не самый лучший способ воспитания. Категорически отвергнутый на всех уровнях воинской службы. Но Парамоновым сейчас владела одна мысль — найти исчезнувшего командира роты. Для этого все цели хороши, в том числе, взбадривание с помощью крепких выражений.

Лейтенанты, будто по команде, отвернулись от начальства, принялись с интересом разглядывать полузакрытые клочьями тумана вершины осточертевших сопок. Выслушивать оскорбительные замечания командира не только неудобно, но и опасно. Лучше на какое-то время ослепнуть и оглохнуть.

— Все меры приняты! — упрямо повторил старлей, мальчишеский хохолок на его голове подпрыгнул и упал на лоб. — Хочу выпросить у полковника Нефедова взвод ракетчиков. Думаю — найдем.

— Так и расщедрится твой Нефедов, держи карман шире… Да и начхать мне на твои мечты и надежды!… Поисками займется мой человек — прапорщик Толкунов. Не в пример всем нам, мужик с юридическим образованием и опытом работы в уголовке… А я пока похожу по казармам, проверю отхожие места, столовую… Серафим, вперед!

Повернулся спиной к офицерам и прапорщику, переваливаясь с боку на бок, направился к первой казарме. Точь в точь, как оголодавший таежный сладкоежка — медведь к пчелиной пасеке. Следом отстав от командира на два шага — Сомов, за ним — лейтенанты.

Выскочивший из кухни по малой нужде солдат в грязной, когда-то белой, куртке увидел грозного командира отряда и, позабыв о расстегнутой ширинке, метнулся обратно. Предупредить дежурного по столовой.

Парамонова солдаты не боялись, мало того, по своему уважали. А чего, спрашивается им кого-то бояться? Влепит пару суток отсидки на неуставной гауптвахте, не предусмотренной ни штатным расписанием, ни какими-то инструкциями? С удовольствием — хотя бы отоспятся, отдохнут от изнурительного труда на стройке…

Толкунов остался один. Если не считать дневального по штабу, который без опаски, с любопытством следил за действиями «сыщика». Копия отрядного посыльного — такой же невзрачный, тощий, в обвисшем обмундировании. Для командира отряда — беда, серьезная неприятность, для прапорщика — способ выдвинуться, а для дневального — развлечение.

— Сынок, подь сюда! — позвал Толкунов, проводив взглядом офицеров. — Не бойся, не загрызу, нынче я добрый.

Солдатик подбежал, как положено, вытянулся, втянув тощий живот, от чего пряжка ремня упала на его причинное место.

— По вашему приказанию, рядовой Ахметин…

— Цыц, курчонок! — остановил Толкунов излишне старательного паренька. — Как звать-то? Да не тянись ты так — штаны потеряешь!

— Денисом, — расслабился дневальный, надув живот, тем самым возвратив пряжку на положенное ей место. — Так нарекли родители…

— Хорошее имячко придумали тебе папаша с мамашей, — одобрил прапорщик и на лице дневального появилась неуверенная улыбка. Будто не родителей, а его похвалили. — Где квартирует ротный?

— Так, у травяной колдуньи, — снова вытянулся дневальный.

— У какой-такой колдуньи? — не понял Серафим Потапович. — Что ему заимки мало? Или лесничий — от ворот поворот.

Паренек недоуменно пожал узкими плечами. Дескать, я здесь не при чем, капитан сам решил поселиться не на заимке — у колдуньи, мое дело — сторона.

— Далеко ли проживает твоя «колдунья»?

— Нет, здесь близко… Вот по этой тропке до замшелого камня, после — направо две сотни шагов… Не заблудитесь, товарищ прапорщик…

Маршрут намечен до того точно, что, действительно, не заблудиться — слепой найдет. Оторвать дневального по штабу от исполнения его нетрудных обязанностей — навлечь на себя возможное недовольство отрядного. Поэтому, отпустив Дениса, Толкунов двинулся по извилистой тропинке, мысленно строил план беседы с «бабой-Ягой». В голове сталкивались друг с другом недоуменные мысли. кружился хоровод вопросов, на которые не находились ответы…

Пока не находятся, мысленно подбодрил он себя.

Главная странность — почему ротный поселился не в заимке, гле места, наверняка, предостаточно, чем привлекла его избушка-на-курьих ножках, в которой проживает злобная старуха с единственным зубом во рту? Во-первых, далеко от подразделения, во вторых, неудобно ходить, в третьих, опасно. Тайга — не парк на черноморском побережье, здесь и звери имеются, и бандиты разгуливают!

Но не только это мучило «опытного детектива» — он отлично сознавал, что успешное расследование исчезновения Королева ему явно не по зубам. Ни знаний, ни опыта, единственный «багаж» почерпнут из хвастливых разговоров сотрудников уголовного розыска. Узнает о неудаче своего избранника подполковник, разделает хвастуна, как разделывают мясо для изготовления бифштексов. Он на подобные штучки — великий мастер, прапорщику не раз и не два доводилось испытывать это мастерство на собственной шкуре.

Впрочем, не стоит зря утруждать мозги, на месте будет видней. После того, как он расколет старуху, выжмет все, что ей известно об исчезнувшем квартиранте. Не зря ведь говорил подвыпивший Рыжий: бабы всегда ворожат мужиками, от них все беды.

Вдруг подфартит и ему удастся отыскать беглеца!

Размышляя о предстоящем расследовании, «детектив» дошел до первого ориентира. Огромный, выше человеческого роста, поросший лишайником камень — типа железнодорожного тупика, в который уперлась тропа. Он будто срисован из русской сказки. Почистищь плоский бок великана — появится сказочное предупреждение: вперед пойдешь — смерть найдешь, налево — голову потеряешь, направо…

Толкунов чертыхнулся, боязливо обмахнул себя крестом. По траве обошел сказочный камень слева — ни малейшего намека на продолжение «дороги». Обследовал с другой стороны — ага, вот она, исчезнувшая тропинка. Выбралась из-под препятствия и снова завиляла между кустами. На подобии волшебного клубка, брошенного Бабой-Ягой перед полюбившимся ей путником.

Успокоившись, Серафим вволю посмеялся над сказочным своим настроением. По возвращению расскажет Евдокии, то-то она поудивляется. Все же с опаской огляделся — не выскочит ли из кустов какая-нибудь нечисть — и медленно, не торопясь, двинулся вперед.

Еще один плавный поворот, ещё один изгиб волшебной тропинки и впереди, под развесистыми деревьями Толкунов увидел добротный рубленный дом с мезонином и мансардой, нисколько не похожий на привидевшуюся «избушку-на-курьих-ножках».

Впереди дома — небольшой палисадник, по бокам — плодовые деревья, за домом просматривается большой огород. Участок огорожен покрашенным в салатовый цвет штахетником, огород обнесен колючей проволокой, наверняка, купленной у солдат-ворюг.

Тропинка упирается в дощатую, с выпиленными кокетливыми окошечками в форме сердечек, калитку. Ворота заперты на здоровенный замок.

На вежливый стук никто не ответил. Других приспособлений для вызова хозяев Серафим не нашел: ни пуговки электрического звонка, ни бечевки, за которую можно подергать, ни деревянного молотка.

Несильно толкнул кокетливую калитку. Если она тоже заперта — придется либо стучать погромче, либо лезть через штахет. Отступать — не только обидно, но и оскорбительно! Ведь прапорщик пришел не чаи гонять и не покупать куриные яйца — по важному делу.

Калитка неожиданно легко открылась. Одновременно, на веранде появилась хозяйка. Увидел её Толкунов и про себя ахнул. Вот это красавица! По виду — не старше двадцати пяти — тридцати лет, курчавые, с золотистым отливом, волосы рассыпаны по белоснежным плечам, огромные, черные «колдовские» глазища так и прожигают, высокая грудь, точенная фигурка. А он-то представил про себя травяную колдунью однозубой, согнувшейся от старости бабкой!