Дороги Рагнара Ворона (СИ) - Ледащёв Александр. Страница 30

— Стой, Ворон! Тебя ищут по всей Норвегии, а ты оказался настолько туп, что снова пришел сюда? — сказал старший. Двое остальных, помоложе, стали заходить с боков. Не хватаясь за меч, висевший у него на боку, человек в синем плаще поднял пустые руки и развел их в стороны:

— Именно потому, что я пришел сюда в то время, когда Ворона ищут по всей Норвегии, я не могу им оказаться. Не такой уж он дурак, чтобы лезть туда, где недавно был, судя по встрече.

— Ворон, ты и сам дурак, и нас держишь за дураков. Ты — Рагнар Ворон, убивший нашего ярла несколько дней назад! Или ты опять скажешь, что это не ты, муж женовидный, не брезгующий колдовством?!

— Серьезные слова. Много весят. Я отвечу, но в последний раз, — я не сам Рагнар Ворон, я его родня, очень близкая, кровная родня, но не Ворон. — Человек в синем плаще подобрался, глаза его стали совершенно зелеными, как июньские листочки ивы. Желваки пробежались по скулам, а губы сжались в старый шрам.

Викинг, говоривший с ним, усмехнулся и сказал своим людям:

— Берем его. Посмотрим, как он запоет потом, — шагнул к человеку в синем плаще. Двое его людей, в свою очередь, двинулись к человеку ближе.

Человек, по-прежнему не трогая свой меч, внезапно поднял руки к груди, ладонями к нападавшим и, приоткрыв рот, словно выплюнул несколько непонятных слов и дальше негромко завыл на одной ноте. Этот вой тянулся, как зимняя ночь, и со стороны было бы непонятно, чего ждут люди Свиноголового. Забавляются вытьем?

…Ужас, кинувшийся к ним от человека в синем плаще, был неодолим. Он был осязаем, словно черная стена туч, несомых ураганом. Это был ужас, бороться с которым нет смысла, можно только бежать, бежать, бежать… Но и бежать было невозможно, страх сковывал тела, говорил, что нет спасения. Страх льдом схватывал мускулы, мурашками дыбил шкуру, выжимал слезы из глаз. Он проникал в грудь, вился слепым ужом в животе, сжимал горло стальным обручем, он вытаскивал из души те страхи, которые человек старается схоронить, как можно глубже. Он говорил о смерти, говорил об исчезновении, говорил о безнадежности жизни, о бессмысленности ее. Тьма Великанской Зимы и распахнутая пасть Фенрира, который сожрет солнце, не так бы напугали этих людей, как тот вселенский ужас, который направил на них человек в синем плаще.

Один из молодых викингов, взвыв, все же смог оторвать ноги от земли и бросился бежать вниз по склону, не разбирая дороги, споткнулся, пролетел несколько шагов, упал, головой ткнувшись в землю, и замер со сломанной шеей. Второй упал на колени, потом упал ниц, стараясь свернуться в клубок, стараясь не быть, стараясь исчезнуть. Человек в синем плаще шагнул к старшему и повелительно крикнул:

— Ну?! Долго мне ждать, муж женовидный?

И старший, выхватив нож, воткнул его себе в сердце, не в силах больше быть на этой земле под взглядом человека в синем плаще. Тот плюнул на содрогающийся труп и зло бросил: «Тупые шавки! Этого ли я хотел?» Он зло пнул ногой скорчившегося у его ног молодого воина и тот замычал что-то нечленораздельное.

— Бабы с мечами. Просто бабы. Только еще хуже: с вами спать ни один мужчина не станет. Мышиная блевотина.

И человек в синем плаще зашагал в сторону Согнефьорда, оставив горд Свиноголового далеко в стороне. Делать ему там было больше нечего, Ворон уже ушел оттуда.

Человек шагал, не скрываясь, но не по дороге, а несколько обочь ее, не стремясь, видимо, сталкиваться с людьми. К вечеру он дошел до горда Гальфдана Черного и снова не пошел в горд, а влез на скалы и долго всматривался в него.

— Ты снова стараешься уйти от меня, Рагнар Ворон! Ты и впрямь надеешься дожить до конца своих дней без меня? Напрасно! — сожалеющее проговорил человек в синем плаще и углубился в скалы.

Вскоре он вышел на место засады, устроенной Вороном, подобрал лук с порванной тетивой и рассмеялся. Несмотря на то, что ливень Эйлы смыл все запахи, он принюхался, как матерый волк, непонятно к чему, потом оборвал смех, и лицо его посерьезнело:

— Эйла? Умершая от старости юная Эйла, убежавшая на днях от меня? — Он прошелся по следу, зашел в лес и остановился прямо под той сосной, откуда юная Эйла порвала тетиву Рагнару Ворону. Тут он потерял след и поцокал языком, сказав: «Проклятая финка!» Он не остановился на ночлег, а пошел дальше по скалам, словно Ворон оставил за собой четкий, ясный след. Он понимал, что Ворон пойдет в Норангенфьорд, он чувствовал это. И понимал также, что Ворон вынужден будет делать большой крюк, избегая дорог и усадеб. Ворон пойдет лесом.

К этому лесу он и вышел под утро. Следов после ливня не осталось, он вошел в лес и пошел почти наугад. Вскоре нашлась полянка с остывшими углями костра. Он радостно потер руки, сел у пепелища и закрыл глаза. Потер ладони и поднял их над собой, поворачивая в разные стороны, потом положил ладони на колени и снова принюхался, потом открыл глаза.

Нежный розовый свет восходящего солнца лег на лицо человека в синем плаще. Он резко вскочил и шагнул к деревьям. Неистовая ярость исказила его лицо, он в бешенстве несколько раз ударил кулаком по старой сосне, разбив костяшки и содрав кору на дереве. Он оскалился, как зверь и прорычал с глубокой ненавистью в голосе: «Хюльдра! Кто сможет преследовать хюльдру в лесу?!». Человек закрыл глаза, его трясло крупной дрожью, он скрежетал зубами, но потом взял себя в руки, последняя волна ярости прокатилась по его телу, и человек в синем плаще с видом покорности судьбе пожал плечами, вышел из леса и пошел своей дорогой. Вскоре он вышел к одинокой усадьбе, купил там двух лошадей и, загоняя их, поскакал к Норангенфьорду.

А Ворон, хюльдра и Дворовый шли весь день, без единой остановки, но на ночлег хюльдра остановилась раньше обычного. Она ничем не объяснила своего желания, она просто встала и сказала:

— Все, на сегодня хватит.

— Хватит, так хватит, — согласился Рагнар, уже привыкший к тому, что в этом походе предводительствует не он. Дворовый фыркнул на его плече и спрыгнул на траву.

Этой ночью хюльдра была ненасытна. Она снова и снова набрасывалась на Ворона и позволила уснуть ему только под утро. А сама, не одеваясь, сидела над ним, пока солнце не встало над лесом. Она с тоской смотрела на викинга. Из ее левого глаза стекла одинокая слезинка и упала в траву. Хюльдра стиснула зубы и совладала с собой, стала прежней, исчезла складка между ее бровей.

— Мне пора, — ласково разбудила хюльдра Рагнара. Тот сел, потом встал и потянулся, искоса глядя на нее.

— Значит, ты получила то, что хотела? — спокойно спросил он.

— Да. Мы договорились, что я сразу скажу тебе, когда это случится.

— Мне жаль, что ты уйдешь, но было бы нечестно и дальше пользоваться твоей помощью, заранее зная, что ничего большего я тебя дать не смогу. Я очень благодарен тебе, хюльдра. Благодарен… За все, — сказал Ворон.

— Я все сказала тебе, Ворон. Если ты решишь иначе, ты найдешь меня. Спасибо тебе, Ворон. И будь осторожен. За тобой идет не только Черный. Норангенфьорд там — она указала рукой. — До свидания, Дворовый. Вот ты и отделался от меня и остался с Вороном один на один. Нежить смутился:

— Ну, не то, что бы уж я так хотел отделаться от тебя, хюльдра… Спасибо тебе за все, хюльдра.

Они поели вместе в последний раз, потом Ворон быстро и молча собрался; Дворовый, помахав хюльдре лапой, прыгнул к нему на плечо, и они быстро пропали среди деревьев.

А хюльдра осталась сидеть у догорающего костра, не утирая слез, катившихся по лицу и чувствуя, как в глубине ее тела рассылает во все стороны волны золотого света, новая жизнь.

Ворон и Дворовый долго шагали в полном молчании. Дворовый вертелся на плече Ворона, как веретено, и викинг не выдержал:

— Что опять не так, Дворовый? Что тебя беспокоит?

— Я все жду, что хюльдра передумает или разозлится, — честно признался Дворовый. — Я не могу до конца верить брошенной бабе. И тебе бы не советовал!

— Толку плакать по убежавшему молоку? — равнодушно спросил Рагнар. И они снова замолчали.