Дороги Рагнара Ворона (СИ) - Ледащёв Александр. Страница 4

— Игреливый ты какой! — вдруг сказала бабка укоризненно и, целомудренно отвернувшись, закутала Ворона шкурой. — Что ж ты блуд-то свой старой бабке показываешь? Ожил, что ли?

Рагнар окончательно запутался. Может, по голове ему досталось все же сильнее, чем казалось? Он озадаченно посмотрел на бабку, которая к тому моменту отошла к его ногам, сбросила с них шкуру и твердыми, сухими руками, напоминавшими рукояти весел драккара на ощупь, растирала ему ступни.

Бабка оставила его ноги в покое, подошла к очагу и зачерпнула из булькавшего на огне котелка ложку снадобья, с которой и подошла к его изголовью.

— Испей, вояка, — уже нежным, тонким голосом сказала бабка и подмигнула. — Дохлой кошечкой, правда, пахнет. Да и как не пахнуть, я ж туда чего только не натолкала! А чего натолкала, уже и не упомню, — и жестким, ровным голосом сказала: «Старая я стала!»

— Бабушка, а коли не помнишь, может, и пить-то не стоит? — впервые подал голос Рагнар.

— Ты, касатик, жри и пей, что дают, пока концы не отдал. А будешь слушаться, так и оклемаешься скоренько. Поджимает ведь времечко-то, так? — на сей раз бабка говорила нормальным старушечьим голосом. — Чего натолкала, все к месту. Смотри, коль не веришь! — Бабка вперила свои синие глаза в глаза Ворона и через миг пропала ее бородавка, исчезли морщины и шрам, волосы из грязно-седых стали светло-русыми, а грудь налилась и расперла платье. Еще миг — и все исчезло, и на Рагнара снова смотрела старая бородатая старуха. Сомнения Рагнара исчезли, и он смело втянул в рот содержимое ложки, которую бабка поднесла к его губам. От омерзительного, тухлого пополам с прелым вкуса, Рагнара чуть не вывернуло, но он сумел удержать пойло в себе.

— Дрянь, правда? — подмигнула бабка, — погоди, такой ли еще пакостью напою! Потрепали тебя, как кобеля на свадьбе. В голову пустую досталось, в плечо, в лопатку, уж я кожу там штопала-штопала! А еще по морде твоей глупой дали, тролли тебя задери, охальника! Рагнар уже перестал удивляться переменам настроения старой бабки — финки, как он уже понял по некоторым деталям ее костюма. Финки исстари славились могучей волшбой. Ему снова повезло.

— Сильно жмет-то? — как-то непонятно спросила бабка, заматывая его плечо и грудь свежей холстиной.

— Что, бабушка?

— Не повязка же, дурак! Время! — и, выскочив на середину пола, обернулась несколько раз вокруг себя, высоко подбрасывая ноги и размахивая руками.

«Видать, бабка великая ведунья. А что безумная — не велика беда» — успел подумать Рагнар, когда бабка подскочила к нему и сухими, твердыми пальцами стала мять ему мочки ушей, бормоча что-то себе под нос на разные голоса. Боль волнами прокатилась по израненным местам, Рагнар сжал зубы, боль становилась все сильнее, пот крупными каплями катился по его лицу и по всем телу, голова уже ничего не соображала, а финка все мяла и мяла ему уши, как вдруг боль исчезла. Совсем.

— Спать! — гаркнула бабка и вдруг прибавила ему на ухо: «Здесь он тебя не нагонит». И прежде, чем Рагнар успел вскинуться, он крепко и без снов заснул.

Не успел он проснуться, бабка была уже возле него с ложкой какой-то очередной гадости. Он покорно выпил. Молот Тора! Предыдущая гадость показалась бы медом по сравнению с новой! Он не успел выругаться, как снова боль ударила его с удесятеренной силой, еще, еще и еще, приступы шли один за одним, не усиливаясь и не ослабевая, подобно волнам на море во время слабого ветра. Это длилось и длилось, бабка громко взывала к кому-то на неизвестном ему языке, огонь трещал поленьями в очаге, Рагнар уже разуверился в нормальности старой ведьмы, как вдруг боль прошла. Целиком. Вся. Осталось легкое головокружение и слабость, здоровая, самая настоящая усталость, словно после славной битвы.

— Тебя бы, бабка, ко мне на драккар! — сказал Ворон, уверенный, что говорит приятное. Но бабка внезапно вскрикнула и, выронив из рук какой-то горшочек, закрыла лицо руками и кинулась из дома. Рагнар понял, что сказал что-то такое, что точно нельзя было говорить, но сделанного не воротишь. Он вытянулся на постели и стал смотреть в очаг. Дверь скрипнула и бабка снова возникла посреди комнаты. Ворон ожидал чего угодно, но бабка залихватски ему подмигнула и снова вернулась к очагу.

— Сколько дней я тут валялся? — спросил Рагнар. Раз бабка сделала вид, что все в порядке, нет нужды мотать из бабки душу новыми вопросами, не зная, куда ткнешь грубыми пальцами.

— Прилив принес твой драккар четыре дня назад, — спокойно сказала бабка, помешивая в котелке длинной ложкой.

— Я почти все помню, только не помню, как оказался на берегу.

— Брякнулся с борта, как мешок с луком и всех дел.

— Я что-то говорил? — это необходимо было уточнить.

— Да, ты спросил, далеко ли до Норангенфьорда и просил, чтобы кто-нибудь туда сходил, к Хрольфу, сказать, что ты изгадил какую-то порученную тебе работу.

— Огни Муспелля! — негромко взвыл ты, — кто-нибудь пошел?

— Старый Бю пошел. Точно перед тем, как ты очнулся. Не бойся, он одинок и у тебя не будет кровников.

Бабка соображала так быстро, словно сама знала все, что происходило с Рагнаром последний месяц. А ее упоминание о том, кто его не найдет… Неужели она говорила про…

— Когда я смогу встать? — спросил ты.

— Встать хоть сейчас. Правда, упадешь. Не спеши. Пока старый Бю доковыляет до Норангенфьорда, пока там сообразят, что делать, я поставлю тебя на ноги, Рагнар Ворон — сказала бабка и визгливо прибавила: «И пинка в зад дам, в напутствие, чтобы до самого дома не останавливался!» И, молодо соскочив с постели, где сидела, снова сдернула шкуру с Ворона и внимательно осмотрела его.

— Как тебя звать, ведунья? — спросил он бабку.

— Зови меня «юная Эйла», только свой срам держи на привязи! — сказала бабка, щелкнув суставчатыми пальцами.

Так Рагнар Ворон познакомился с юной Эйлой и узнал, что Старый Бю ушел в Норангенфьорд.

Глава четвертая,

в которой Старый Бю встречает незнакомца в синем плаще

Старый Бю, как и сказала Рагнару юная Эйла, вышел из дома и двинулся к Норангенфьорду незадолго перед тем, как Ворон пришел в себя. Старику нравилось, что он, Старый Бю, оказался полезен Рагнару Ворону и при этом, видимо, оказывал услугу самому Хрольфу Пешеходу. Одинокому старику очень нравилось ощущать себя важным и кому-то очень нужным. Даже походка его изменилась, он шел мерно и величаво, как ходил когда-то в молодости. Старый Бю первым вызвался сходить в Норангенфьорд, да больше никто особо и не рвался, дел было невпроворот, а кроме того, никто не хотел встревать в большие дела больших людей, в результате которых, судя по всему, драккар Рагнара Ворона был прибит приливной волной к их берегу, где-то растеряв весь хирд, да и сам Рагнар, мягко говоря, выглядел незавидно.

Старик долго не думал. Первые дни он хлопотал возле Рагнара, помогая или мешая Эйле, а потом, когда ведунья заявила, что Ворон пошел на поправку, Бю ночью собрался и утром вышел из дома.

Признаться, в начале пути Бю хотел было попробовать идти быстрым шагом, при котором дорога становится короткой, но годы взяли свое и, отдышавшись, Старый Бю решил не дурачиться больше, а пошел дальше размеренно и степенно. В первый день Старому Бю пришлось ночевать в лесу, он ошибся в своих расчетах и не вышел к хутору своих знакомых засветло. До них Старый Бю добрался лишь к полудню, похлебал горячего и двинулся дальше, отказавшись погостить еще денек. Ближе к закату он почувствовал, что страшно устал и что пора озаботиться приготовлением к ночлегу. Сойдя с дороги в лес, Бю выбрал старую, сухую лесину, одиноко торчавшую на прогалине, повалил ее и развел у ее макушки костерок, выложив вдоль нее толстую подстилку из лапника. Вскоре лесина занялась пламенем и Старый Бю, удовлетворенно крякнув, постелил на лапник толстое, шерстяное одеяло. Лесина будет гореть всю ночь, пламя будет есть ее от макушки до комеля, остается только двигаться вслед за огнем, повернувшись к нему грудью, а спину закутав в плащ. Будет не холоднее, чем в доме. Топор, с которым он подошел к драккару Рагнара Ворона, старик пристроил под правую руку.