Запоздавшее возмездие или Русская сага - Карасик Аркадий. Страница 10

По нахмуренной рожице девчонки Роман безошибочно определил — обиделась. Какой бы там не был, но все же отец. Мало того, что ему руки выкручивают, так еще нестраивают против него родную дочь. Как тут не обидеться?

— Не злись — не испугаюсь! Ключи даю на всякий пожарный случай, хочешь

— приходи, не хочешь — сиди дома. А сейчас — брысь, мне работать надо.

— Читать письма из прошлого? Или заместо преступников ловить тараканов?

— Кончай болтать! — незло прикрикнул Роман. — Отправляйся домой!

— Домой? Родители с ходу пошлют за водкой. Думаете, отец не пьяный по причине вашего внушения? Как бы не так — месячный запас выжрали, дома — ни капли спиртного.

— Пошлют — не ходи!

— Почему? Мне тоже попробовать охота! Пацаны говорят, что водка, наркота и секс — божий подарок! А я ни того, ни другого, ни третьего еще не пробовала!

Девчонка дерзко рассмеялась, вильнула округлым задком и убежала.

Романов вскипятил чайник, достал из шкафчика любимое овсяное печенье. И, забыв о намеченном чаепитии, задумался. Привычка размышлять крепко сидела в сыщике, но особенно укоренилась она после страшной гибели жены…

В тот памятный день оперативники ожидали зарплаты. Сидели по своим комнатам, травили баланду. Дружинин со вкусом рассказывал о знакомстве с бабой-конфеткой. Молодое поколение — двадцати трех лет от роду — подобострастно хихикало.

Романов с недовольным видом просматривал бумаги. В этой четверке он — единственный, если не считать Дружинина, семейный мужик, ему противно выслушивать похотливые всхлипывания сексуальных разбойников. Вернее, обычных мужиков, которые изо всех сил стараются показать себя этакими гигантами секса

— Понимаете, подхожу к ней, а у самого поджилки так и подрагивают. Словно на автобусной остановке стоит не примитивный бабец, каких в Москве тысячи, а самая настоящая принцесса. Неприступный видок, туфелька выбивает на асфальте замысловатый марш. Короче, не подходи, обрежешься. Но я не сдрейфил…

Что произошло на автобусной остановке и как сложились отношения сыщика с красавицей узнать не удалось. В комнату ворвался сержант-милиционер.

— Хлопцы, наш патруль порешили!

— Кого? — поднялся Романов. — Говори толком!

— Романову — насмерть, Никонова ранили. В живот. Ваша группа — на выезд. Срочно! — неожиданно встретился взглядом с побледневшим сыщиком и беспомощно залопотал. — Впрочем, по рации было плохо слышно… Может быть, увезли в больницу…

Но Романов знал — Тамары больше нет. Боже мой, только каких-нибудь два часа тому назад она ласкалась шаловливым котенком, гладила мужу выходную рубашку, выбирала носки… И вот — нет и не будет! Внешне он воспринял страшную весть спокойно — только на скулах вспухли желваки да изменился цвет лица: сделался каким-то землистым.

— Поехали.

— Ты преждевременно не хорони Томку, — шептал на ухо Дружинин. — Может быть, на самом деле, сейчас лежит на опрационном столе. Знаешь, какие в госпитале хирурги — мертвого из гроба поднимут!

— Не мельтеши, Петька, — каменно-спокойно оборвал друга Романов. — Все мы под Богом ходим.

Когда группа примчалась к месту происшествия тело убитой уже увезли. И слава Богу, что увезли, — никакой силы воли не хватило бы Роману при виде бездыханной жены.

Он о чем-то говорил, что-то советовал экспертам-криминалистам, с максимально деловым видом расспрашивал случайных свидетелей, записывал в блокнот. Но все это делалось не человеком — роботом. Будто гибель жены вытравила в душе все живое.

На следующий день после похорон сыщик пришел в уголовный розыск. Не глядя по сторонам, ни с кем не здороваясь, мерно прошагал по коридору, миновал дверь своего кабинета и свернул в приемную.

Секретарша начальника на первых порах не пускала его, что-то говорила бессвязное о совещании, которого не было, о вызове начальника к руководству. Романов не слышал ее — в голове назойливо грохотали автоматные очереди, перед мысленным взором — лежащая на окровавленном асфальте Тамара.

В конце концов немолодая женщина сдалась — обреченно взмахнула рукой и, вытирая слезы, отвернулась.

Седоголовый, всегда чем-то недовольный полковник встретил подчиненного на удивление радушно. Колобком выкатился из-за старомодного письменного стола, отодвинул полумягкий стул, усадил, сам устроился напротив.

— Думаю, соболезнования неуместны?

— Точно, неуместны, — автоматически подтвердил сыщик, глядя в сторону.

— Прошу уволить…

На стол лег лист бумаги с несколькими строчками. Просьба уволить по семейным обстоятельствам. Будто у Романова все еще имеется семья, в которой возникли какие-то серьезные обстоятельства.

«Колобку» не хотелось терять знающего, опытного сотрудника. Ероша пышную шевелюру, он долго и нудно говорил о разгуле преступности, о мщении, о задачах, стоящих перед уголовкой. В основном напирал на мщение

— осиротевший сыщик просто обязан отыскать и покарать убийц. Это его долг перед погибшей супругой.

Романов согласно кивал, но ничего не слышал — в мозгу все еще гремели автоматные очереди. Никакая кара не вернет к жизни Тамару. Кровь за кровь, око за око — седая древность. Если бы поимка убийц могла оживить их жертву, он ни за что не покинул бы уголовный розыск.

— Чем собираешься заняться? — вздохнул «Колобок», поняв бесполезность дальнейших уговоров. — В телохранители подашься или — в торгаши?

— Не знаю, — пожал крутыми плечами отставной сыщик, уловив последний вопрос начальника. — Пока — ничем. Подремонтирую квартиру, почитаю.

Роман лукавил. Когда писал свой рапорт с просьбой об отставке, решил: ни в торгаши, ни в телохранители не пойдет.

Кстати, аналогичный вопрос задал ему и друг — Петька Дружинин. Как и все остальные, он не одобрил решение Романова завязать с местом работы, считал это идиотским поступком. Не может понять, шалопай, что по коридорам и комнатам уголовки совсем недавно ходила Тамара, перед этим зеркалом она подкрашивала и без того яркие губки, работала вот с этим компьютером, писала, может быть, этой ручкой.

— Ты обязан меня понять, Петька, — с трудом ворочая языком, Романов пытался «перекричать» грохочущие в сознании выстрелы. — Уголовка накрепко связана с воспоминаниями о Томке. Здесь мне недолго свихнуться. Или — спиться, — потянулся он к ополовиненной бутылке «столичной». — Вот и порешил заняться частным сыском.

Он ни словом не обмолвился, что занятие частным сыском поможет ему отыскать убийц жены. Нет, не для того, чтобы сволочь их в суд или порешить на месте — хотелось просто заглянуть в наполненные смертным страхом глаза нелюдей. Нередко наказание предсмертным страхом пострашней смертной казни.

— Тоже мне — решеньице, — разочарованно покривился Дружиин. — Я думал

— телохранителем к президенту или к премьеру, а ты… Впрочем, идея знатная, — привычно переметнулся он. — Готов составить компанию.

— Неужели уволишься? Ну, я — понятное дело, а ты?

— Солидарность! К тому же, осточертело заниматься не тем, чем хочешь, а тем, что прикажут. Хочу — на вольные хлеба!

Врешь, все так же равнодушно решил Романов, показное желание уволиться — обычное фанфаронство.

Каково же было его удивление, когда на следующий день рано утром заявился Петька с согласительной пометкой на рапорте.

— Заяц трепаться не любит! — торжественно провозгласил он. — Итак, потомок императора, с чего начнем?

— Конечно, с рекламы, — вымученно улыбнулся невыспавшийся «потомок». — Садись, рисуй. Обсудим — перенесешь на компьютер, после размножим на ксероксе…

Так и возникла фирма двух отставных сотрудников уголовки. Сняли помещение, получили лицензию, появились первые заказчики. Дышать стало легче, одиночество не так давило на осиротевшего сыщика.

Потом появилась Манька. Однажды Романов увидел перед витриной магазина канцелярских товаров перекрашенную девицу в максимально укороченной юбчонке, из под которой — толстые, слонообразные ноги. Грудь распирает кофтенку, бедра походят на дальневосточные сопки. Поглощая пирожок с ливером, девчонка задумчиво оглядывает пачки писчей бумаги, наборы ручек и карандашей. Будто эти канцелярские принадлежности — женские наряды.