Запоздавшее возмездие или Русская сага - Карасик Аркадий. Страница 18

Странно, но на этот раз — ни потрескиваний, ни глухого шума. Несколько секунд молчания оборваны скрежетом плохо смазанного механизма. Похоже, Ванваныч тоже с трудом сдерживает распирающее его раздражение.

— Как успехи, сыскарь?

Романов постарался впрыснуть в ответную фразу максимум доброжелательности. Даже подобострастно улыбнулся, будто абонент мог увидеть эту улыбку. Все же — заказчик, а с заказчиками, если имеется желание пополнить оскудевший банковский счет, следует обращаться, как с дорогой вещью, бережно и даже нежно.

— Работаем, Иван Иванович, трудимся.

— И какие успехи этого вашего «труда»? — сквозь треск появившихся телефонных разрядов донеслась встречная насмешка.

— Сыск, насколько вам должно быть известно, дело тонкое, результаты появляются не сразу — со временем…

— У вас уже появились! — громыхнул абонент. С такой силой, что трубка в руке Романова сделалась горячей. — Кто вам велел похищать жену

Валуяна?

Все, представитель заказчика открыл главную карту — фамилию босса. Раздражение заставило его потерять самообладание? Или — понял, что сыщики и без его помощи уже вычислили заказчика?

— Кого вы имеете в виду? — с притворной наивностью спросил Романов.

— Какой-такой Валуян?

— Вот получишь паяльник в задницу — мигом узнаешь! Учти, лучше нас не дразнить. Зачем похитили Видову?

— Дело в том, Иван Иванович, что мы ее не похищали…

— Тогда — кто?

— А вот это уже придмет отдельного расследования. Подпишем второй договор, выплатите аванс — начнем работать…

— Я тебе, падло вонючее, такой аванс выдам — ни один лекарь не вылечит! Три дня сроку для того, чтобы возвратить похищенную! Понял или пояснить по фене?

Полномочный представитель Валуяна сбросил маску вежливости, начал изьясняться на привычном языке бандитских малин. Ну, что ж, тем лучше, из раздраженного человека легче выудить правдивую информацию. Но откровенный разговор не получился — не дожидаясь ответа, Иван Иванович бросил трубку. Раздались короткие гудки, похожие на ругательства.

Романов огорченно вздохнул, потер виски. Он окончательно запутался. Если верить представителю заказчика. те не похищали Видову. Да и глупо заказывать слежку за женой бизнесмена и похищать ее. Кто это сделал и, главное, — зачем?

Сыщик чувствовал, что он незащищенной рукой залез в осинное гнездо, в котором в него вонзятся десятки, если не сотни, ядовитых жал. Отказаться, вернуть аванс? Пожалуй, самое верное решение, но дедов архив не позволяет это сделать. Он интересует сыщика намного больше, нежели сексуальные игры супруги бизнесмена или причины ее похищения.

А после знакомства с внуком фронтового старшины стремление разобрться в давней истории превратилось в мучительную обязанность.

Глава сыскной фирмы аккуратно протер чистым, самолично выстиранным под краном, носовым платком фронтовую фотографию, прикрыл листками чистой бумаги мужчин и всмотрелся в миловидное лицо женщины. Словно спросил ее мнение. Показалось, что фельдшерица качнула головой и поощрительно улыбнулась…

Глава 6

«… Дорогой Коля, спасибо за память и внимание. Живу попрежнему. Работаю. Новость — одна, но такая болезненная, что передать трудно. Случайно я узнала кто застрелил Семена. Честно признаюсь, подозревала давно, но подозрение — не уверенность. Теперь знаю точно. Вернее — почти точно… Как жить дальше?…»

Подпись смазана. Будто на нее капнули и растерли.

Терещенко-Видова.

Раны, нанесенные гибелью близких людей, практически, заживают у всех. В противном случае, человечество кануло бы в темный провал горя и безысходности. Статистика говорит — мужчины забываются быстрей, женщины

— медленней. Ибо мужики переживают умом, бабы — сердцем.

Рана Клавдии кровоточила до самой ее смерти.

Держаться на плаву, не покончить с собой помогал сын — Карп, Карпуша. Забота о нем превратилась в некий спасательный круг. Выняньчить сына любимого мужчины, прокормить его, дать образование, помочь, наставить на честную, долгую жизнь — стало навязчивой идеей, воплощению которой Клавдия отдала все свои мысли и желания.

Она родила сына в родной деревне, через три месяца после гибели мужа. Оклемалась и уехала в Москву. Глухая глубинка, по ее мнению, не будет способствовать нормальному развитию ребенка. Остановилась у дальней родственницы по материнской линии и сразу же отправилась в ЗАГС.

— Кто отец, почему не пришли вместе с ним? — строго спросила регистраторша, раскрывая пухлый журнал и вчитываясь в паспорт матери ребенка. — Обычно приходят вдвоем… Вернее — втроем, — усмехнулась она.

— Погиб на фронте, — коротко ответила Клавдия, с трудом сдерживая слезы. Рана все еще кровоточила и когда она заживет и заживет ли вообще — один Бог знает.

— А почему брак не зарегистрирован?

Будто в батальоне или в полку имелся свой «походный» ЗАГС, в котором регистрируются замужества-женитьбы, рождения и смерти? Но объяснять не было сил и желания.

— Понятно… Значит, гражданский брак? — сама себя спросила регистраторша. — И вы, конечно, желаете дать ребенку фамилию отца? Терещенко вас не устраивает?

— Нет, не устраивает.

Только и не хватает, чтобы сын капитана, командира батальона носил фамилию владельца сельской лавки, который по недоразумению стал отцом дочки продавщицы! Ни за что!

Конечно, Клавдия не высказала все это — подумала про себя.

В конце концов, регистраторша согласилась. Так сын незаконной любви вечного комбата и батальонной фельдшерицы стал именоваться Карпом Семеновичем Видовым.

Следующий этап хождения по мукам — получение квартиры. Пусть не квартиры — хотя бы комнатушки в коммуналке или в рабочем общежитии. Исписав горы бумаг, заручившись поддержкой военкомата, Клавдия добилась своего. Однокомнатной берлоги на окраине города.

Устройство на работу прошло намного легче — недавнего военфельдшера охотно оформили операционной медсестрой в ближайшую больницу. Зарплата невесть какая, но в совокупности с платными уколами и такими же платными уходами за лежачими дома больными обеспечивала сносное существование.

Месяцы текли незаметно, зима сменялась весной, та — летом, потом плакалась осень, кудрявилась снегом зима.

Когда Карп защищал инженерный диплом, его матери исполнилось сорок шесть лет, когда он обзавелся семьей — сорок восемь. Можно сказать, жизнь прожита, хорошо или плохо, но она уже — позади

Симпатичная медсестра с задумчивым взглядом и изящной фигуркой не могла не привлекать мужское внимание. Холостые и семейные врачи провожали ее заинтересованными взглядами, некоторые больные, заканчивающие послеоперационное лежание в больничной палате, прямо предлагали «содружество». Некоторые — с загсовской регистрацией.

Однажды немолодой хирург, отмываясь после операции, тихо предложил ей руку и сердце.

— Мы с вами — обломки прошлого, вы потеряли мужа, я — жену. Но жизнь ведь продолжается? Почему бы нам не составить одно целое? Поверьте мне, жить станет намного легче.

Стоит, отвернувшись к раковине, моет сильные, поросшие седыми волосками, руки. От волнения шепелявит, глотает окончания слов. И это волнение подсказало женщине искренность чувства пятидесятилетнего вдовца. А что, неожиданно подумала она, отличный вариант выхода из затянувшегося одиночества! У хирурга, наверняка, приличная квартира, можно одну комнату отвести Карпуше. Да и не придется законной супруге известного врача бегать по квартирам богатых пациентов, выносить утки из-под немощных паралитиков.

Подумала с необычной для нее веселостью и… отказалась.

— Люди засмеют двух старичков-молодоженов. Спасибо за добрые слова, но к повторному замужеству я еще не готова…

— Еще не готовы? Значит, я могу надеяться?

Медсестра ответила ясным взглядом и задумчивой улыбкой. Хирург понял — желанного согласия он не дождется, ибо женщина все еще любит погибшего на фронте мужа.

После хирурга предложения посыпались один за другим. Будто он открыл кран и забыл его завернуть. Долго добивался положительного ответа заместитель главврача больницы. Не достигнув желаемого, махнул рукой и женился на женщине, которую прооперировал. Долго и нудно признавался в любви райкомовский работник, лежащий в отдельной палате. Обещал развестись с женой и уехать с Клавдией в другой город. Желательно подальше от столицы.