Запоздавшее возмездие или Русская сага - Карасик Аркадий. Страница 35

Водочную бутылку не открыли — оставили на утро. Закусывать тоже не хотелось — ограничились несколькими конфетами.

— Все, — поднялся Видов и расстегнул портупею. — Где твоя койка?

Светлана, отвернувшись к окну, показала пальчиком на одну из кроватей. Погасила свет и скользнула под прикрытие открытой дверцы шкафа.

Оттуда доносился шелест сбрасываемого нарядного платья, взволнованное дыхание. Семен лежал под одеялом и нетерпеливо улыбался в темноту.

Ночь прошла незаметно. Кратковременные отдыхи сменялись бурными объятиями, разговаривать, обсуждать дальнейшую семейную жизнь не был ни сил, ни желания. Уже под утро Видов вдруг разговорился.

— Интересно, кто у нас появится: парень или девка? Хотелось бы — мужик. Я бы вывел его в люди, сделал настоящим командиром.

Теплая узкая ладошка легла на его губы. Светлана тихо засмеялась.

— Не надо торопиться, милый, сын или дочка — какая разница?

— Согласен — одинаково, — легко согласился Семен. — Через несколько дней мы с тобой уедем в часть. Распределили меня на Украину в стрелковый полк.

Несколько долгих минут смущенного молчания.

— Через несколько дней не получится… Семочка, сам подумай, мне осталось до диплома каких-то полтора года. Разве разумно бросать институт?

Видов высвободился из объятий жены, поднялся на локте, всмотрелся в ее бледное лицо.

— Ты хочешь сказать…

— Да, да, хочу! — нервно выкрикнула женщина. — Не могу я бросить учебу, как хочешь — не могу! Это все равно, что поставить крест на всю свою жизнь… Ну, кем я буду в твоей части? Обычной женой, такой же, как десятки жен твоих товарищей, да? Заниматься сплетнями, стирать белье и готовить обеды?… Нет, милый, согласиться на такое сверх моих сил…

Ладно, подумал Видов, успокаиваясь, впереди — почти неделя, Светка подумает, поймет и перерешит. Разве не глупость создать семью и тут же поставить ее на грань развала? Разве могут молодые супруги столько времени жить друг без друга?

Полуребенок, оказывается обладал недюжинной силой воли — Светлана не передумала. Внешне все было гладко — молодые проводили ночи без сна, часто прихватывали и послеобеденные часы. Когда они выходили на прогулки, встречные студенты понимающе подмигивали и завистливо вздыхали, девчонки перешептывались и хихикали.

Но что-то в молодой семье нарушилось, испортилась какая-то важная деталь. Занятие любовью не могло заполнить образовавшегося провала.

— Ладно, будь по твоему. Учись, — вынужденно согласился Видов.

Через неделю лейтенант уехал на Украину…

Городишко, носящий экзотическое название Ковыль, походил на большую деревню. Затененные разросшими деревьями широкие улицы, низкорослые хаты, крытые соломой. Только в центре — двухэтажное здание райкома партии и горсовета, напротив такое же — милиции.

Гарнизон стрелкового полка разместился на окраине. Длинные одноэтажные казармы, штаб осененный красным флагом, непременный плац для построений и строевых занятий. По другую сторону плаца — барак-лазарет. Чуть в стороне

— конюшни, парк для артиллерийской техники, мастерские, склады.

Три командира постояли на краю плаца, на котором сержант проводил занятия по строевой подготовке. Судя по неуклюжести красноармейцев и излишней строгости сержанта шло обучение новобранцев. В стороне покуривают два взводных — младщие лейтенанты. И это вместо того, чтобы самолично готовить из новобранцев солдат, про себя возмутился Видов. Ну, уж нет, такого в «своем» взводе он не допустит, в нитку вытянется, есть-спать не будет, а сделает будущее подразделение самым передовым…

Новое пополнение командного состава принимали, как говорится, на высшем уровне: командир полка, полный одышливый подполковник с припухшими глазами, комиссар, розовощекий, подтянутый, и начальник Особого отдела, сухопарый с узкими, недоверчивыми глазами.

— Семейные есть? — перебирая на столе личные дела командиров, спросил комполка. Будто семейное положение лейтенантов — главное их качество.

Двое отрицательно помотали головами. Семен промолчал.

Подполковник перелистал личные дела.

— Почему не признаешься, Видов? Стесняешься? Ну, ладно, — обреченно вздохнул он. — Твоя благоверная пока поживет у папы с мамой, освободится место в семейном общежитии — вызовешь… Так говорю, комиссар, или не согласен?

— Все правильно. Пусть лейтенант покажет себя, а мы поглядим: дать ему отдельную комнату или повременить.

Видов еще выше задрал голову, самолюбиво проговорил.

— Разрешите доложить, жена кончает институт, раньше, чем через год не образуется.

Подполковник облегченно вздохнул. Комиссар рассмеялся. Особист достал из кармана крохотный блокнотик и что-то черкнул в нем таким же маленьким карандашиком. Взял на заметку? Почему, что заинтересовло его в коротком докладе лейтенанта?

Со времени конфликта с комиссаром училища осталась у Видова этакая настороженность, ожидание продолжения училищных неприятостей. Нет, он ни о чем не жалел, вопросы комиссару тогда задавал не по простоте душевной — осознанно. Но как бы эта самая идиотская «осознанность» не аукнулась для него в полку?

— Ну, и слава Богу. А то не успеют принять подразделения — рапорт на стол: прощу разрешения вызвать горячо любимую женушку… Итак, молодежь, пойдете взводными. Чтобы никого не обидеть по одному в батальон… Другие мнения имеются?

Комиссар одобрил, особист равнодушно пожал плечами. И снова что-то черкнул в дамском блокнотике.

Вот и все знакомство. Если, конечно, не считать пространной лекции, прочитанной комиссаром и инструктажа в комнате Особого отдела. По поводу всепроникающей вражеской агентуры и, в связи с этим, необходимости постоянного контроля за разговорами среди личного состава.

— Это как понимать? — не выдержал Семен. — Стукачами обзаводиться?

Особист смерил дерзкого лейтенанта предупреждающим взглядом.

— Люди, помогающие органам в борьбе с вражескими разведками, именуются не «стукачами», а сексотами. Расшифровывается — секретный сотрудник.

Все равно стукач, подумал Видов, но высказать свое мнение вслух не решился. В памяти еще жил бывший ученик родителей, следователь НКВД. Не зря он угрожающе покачивал перед лицом навиного курсанта толстым указательным пальцем. Дескать, еще раз попадешься — не помилуем…

Потекла однообразная гарнизонная жизнь. Однообразная и поэтому скучная для других командиров. Видов вписался в службу с первых же дней после приема подразделения. С удовольствием проводил занятия по строевой, боевой и политической подготовке. Сержанты вслух роптали, но в душе были радехоньки — новый взводный освободил их от необходимости возиться с красноармейцами. Радость поуменьшилась, когда дотошный лейтенант их тоже поставил в строй обучающихся.

«Хороший командир», «неплохой мужик», «так себе — ни рыба, ни мясо», «хуже не бывает» — красноармейская масса оценивала своих командиров по многоступенчатой шкале. В большинстве случаев безошибочно. Видов «прошагал» по всем ступеням, начиная от «хуже не бывает» и кончая «хороший мужик». Не чурался играть с подчиненными в волейбол, на занятиях по физической подготовке самолично крутил на турнике «солнышко», прыгал через «коня». Во время учебных стрельб гонял подчиненных до седьмого пота, заставляя не просто стрелять по мишеням — делать это лежа, с колена, стоя, после утомительного марш-броска.

Командир батальона несколько раз побывал на взводных занятиях. Удовлетворенно качал головой. Точно так же был удовлетворен проверкой занятий по политподготовке и дотошный комиссар полка.

Больше проверок не было — командование, похоже, уверилось в способностях нового взводного.

Видов не просто командовал взводом — он с под"ема до отбоя жил в казарме, питался из солдатского котла. В общежитии только спал или изредка заглядывал за письмами.

— И зачем ты так выкладываешься? — недоуменно пожимал узкими плечами сосед по комнате, интеллигентный очкарик. — Думаешь досрочно еще один кубарь подвесят? Зря надеешься, сколько служу — такого не упомню. Лучше после обеда пойдем к одной моей знакомой. Библиотекаршей работает, видная девка. Она спроворит подружку — отлично время проведем.