Избавитель. Том 1 (СИ) - Соколов Макс. Страница 66

И все же, несмотря на свой неустанный труд, они покорно подчинялись мужчинам. Жены и незамужние дочери принадлежали мужчинам, и те могли сделать с ними что угодно, даже убить. Мужчины могли иметь много жен, но если женщина показывалась чужому мужчине без покрывала, ее могли лишить жизни и часто так и поступали. Красийские женщины считались разменной монетой. Мужчины ценились намного выше.

Арлен знал, что без своих женщин красийские мужчины пропадут, но местные женщины относились к мужчинам с превеликим уважением, а своих мужей попросту боготворили. По утрам они приходили в Лабиринт искать погибших в ночной алагай’шарак и оплакивали гибель мужчин, собирая драгоценные слезы в крошечные флакончики. Вода в Красии стоила дорого, и положение воина в жизни можно было оценить по количеству флакончиков, наполненных слезами после его смерти.

После гибели мужчины его жены переходили к его братьям или друзьям, чтобы женщины не остались без хозяина. Однажды в Лабиринте воин скончался на руках у Арлена и перед смертью предложил ему трех своих жен. «Пар’чин, они на редкость красивы, — заверил он, — и плодовиты. Они подарят тебе множество сыновей. Обещай, что заберешь их!»

Арлен пообещал позаботиться о его женах, но отыскал другого желающего их забрать. Ему было интересно, что скрывается под покрывалами красийских женщин, но не настолько, чтобы обменять свой переносной круг на глиняную мазанку, а свободу — на семью.

Почти за каждой женщиной бежали детишки в коричневой одежде. У девочек волосы были под платками, мальчики носили тряпичные шапочки. Уже с одиннадцати лет девочки выходили замуж и кутались в черные покрывала; мальчики начинали обучение еще раньше. Большинство затем надевало черные одеяния даль’шарумов. Некоторые выбирали белые одежды дама и посвящали жизнь служению Эвераму. Те, кому не давалось ни то ни другое, становились хаффитами и носили позорные коричневые одеяния до самой смерти.

Когда Арлен въехал на рынок, женщины заметили его и оживленно зашептались. Он весело наблюдал за ними — ни одна не осмелилась посмотреть ему в глаза или заговорить. Им не терпелось поискать в его седельных сумках тонкую райзонскую шерсть, милнские драгоценности, энджирскую бумагу и другие сокровища севера, но он был мужчиной — хуже того, чином, — и они не смели приблизиться. Дама не дремлют.

— Пар’чин! — окликнул знакомый голос.

Арлен обернулся и увидел своего друга Аббана. Тучный купец хромал и тяжело опирался на палку.

Хромой с детства, Аббан был хаффитом, поскольку не мог сражаться наравне с воинами и оказался недостоин звания праведника. И все же он неплохо устроился, торгуя с вестниками с севера. Он был чисто выбрит и носил коричневую шапочку и рубаху хаффита, а поверх них — роскошный платок, камзол и панталоны из яркого шелка с разноцветной вышивкой. Он уверял, что его жены красивы, как у любого даль’шарума.

— Хвала Эвераму, как я рад тебя видеть, сын Джефа! — воскликнул Аббан на безупречном тесийском и хлопнул Арлена по плечу. — Солнце светит ярче, когда ты удостаиваешь наш город своим посещением!

Арлен жалел, что назвал купцу имя своего отца. В Красии имя отца значило больше собственного. Что подумали бы красийцы, узнай они, что его родитель был трусом?

Однако он хлопнул Аббана по плечу и искренне улыбнулся:

— Я тоже рад тебя видеть, друг мой.

Без помощи хромого купца он ни за что бы не выучил красийский язык и не разобрался в их странных и зачастую опасных обычаях.

— Идем скорее! Дай отдых своим ногам в тени моего шатра и омочи свое горло моей водой!

Аббан отвел Арлена в яркий разноцветный шатер, который стоял за телегами. Купец ударил в ладоши, и его жены и дочери — Арлен ни за что не отличил бы одних от других — поспешили откинуть полог шатра и позаботиться об Утреннем Ветре. Арлен не шевельнул и пальцем, чтобы помочь, пока они носили тяжелые седельные сумки в шатер, поскольку знал, что мужчине, по мнению красийцев, не подобает трудиться. Одна из женщин потянулась к меченому копью, которое было завернуто в ткань и висело на луке седла, но Арлен отдернул оружие. Женщина низко поклонилась, опасаясь, что невольно оскорбила гостя.

Внутри шатра было множество разноцветных шелковых подушек и искусно сотканных ковров. Арлен оставил пыльные сапоги рядом с пологом и с удовольствием вдохнул прохладный ароматный воздух. Он опустился на подушки на полу, и женщины Аббана на коленях поднесли ему воду и фрукты.

Когда Арлен перекусил, Аббан хлопнул в ладоши, и женщины подали чай и пахлаву.

— Прошло ли благополучно твое путешествие через пустыню? — осведомился Аббан.

— О да, — улыбнулся Арлен. — Просто замечательно.

Они еще немного поболтали о пустяках. Аббан никогда не уклонялся от светской беседы, но то и дело поглядывал на седельные сумки Арлена и машинально потирал руки.

— Ну что, к делу? — спросил Арлен, когда счел, что с формальностями покончено.

— Конечно, ведь у Пар’чина много дел, — согласился Аббан и щелкнул пальцами.

Женщины быстро разложили перед Арленом пряности, духи, шелка, украшения, ковры и прочие изделия красийских мастеров. Аббан осмотрел товары северных клиентов Арлена, а Арлен изучил предметы, предложенные на обмен. Купец нашел изъяны буквально во всем и нахмурился.

— Это все, ради чего ты пересек пустыню? — спросил он недовольно. — Стоило ли утруждаться?

Арлен спрятал улыбку. Они сели и пригубили свежезаваренный чай. Торговля всегда начиналась подобным образом.

— Чепуха! Слепому ясно, что я привез отборные сокровища Тесы. Они стократ превосходят жалкие товары, которые принесли твои женщины. Надеюсь, у тебя припрятано что-нибудь еще. — Арлен пощупал ковер, настоящее произведение искусства. — Гнилые ковры, которые я видел в развалинах, и те лучше этого.

— Я уязвлен в самое сердце! — воскликнул Аббан. — Я, давший тебе воду и тень! Горе мне, несчастному, если гость в моем шатре так жесток! Мои жены трудились за станком день и ночь и соткали этот ковер из самой тонкой шерсти! Лучшего ковра не найти на всем белом свете!

Началась торговля. Арлен прекрасно выучил урок, который много лет назад ему преподали старый Хряк и Раген. Как обычно, мужчины ударили по рукам, изображая из себя ограбленных, но в душе каждый считал, что взял верх.

— Мои дочери соберут твои товары и принесут перед отъездом, — наконец сказал Аббан. — Не желаешь отужинать с нами? Мои жены закатят пир, о каком на вашем Севере и не слыхивали!

Арлен с сожалением отказался:

— Сегодня ночью я иду в бой.

Аббан поцокал языком:

— Пар’чин, боюсь, ты слишком хорошо изучил наши обычаи. Ты ищешь той же смерти.

Арлен покачал головой:

— Я не собираюсь умирать и не мечтаю о рае.

— Друг мой, никто не рвется в лоно Эверама в расцвете юности, но это судьба всех, кто ведет алагай’шарак. Я помню времена, когда нас было больше, чем песчинок в пустыне, но они давно прошли… — произнес он печально. — Город практически опустел. Мы старательно набиваем животы своих жен, и все же ночь уносит больше, чем приносит день. Если мы не изменим обычаи, через десять лет Красию поглотит песок.

— А если я скажу, что намерен это изменить? — спросил Арлен.

— У сына Джефа доброе сердце, но Дамаджи не станет его слушать. Эверам желает войны, скажет он, и чину не заставить его передумать.

Городской совет — Дамаджи — состоял из наиболее высокопоставленных дама из всех двенадцати красийских племен. Они служили Андраху, любимому дама Эверама, чье слово было законом.

Арлен улыбнулся.

— Я не могу отвратить сердца красийцев от алагай’шарак, — согласился он, — но могу помочь выиграть войну.

Он развернул копье и протянул его Аббану.

Аббан слегка удивился при виде великолепного оружия, но поднял ладонь и покачал головой.

— Пар’чин, я хаффит. Мне запрещено прикасаться к оружию моими нечистыми руками.

Арлен отвел копье и низко поклонился в знак извинения:

— Я не хотел тебя обидеть.