Богатыри проснулись - Каратеев Михаил Дмитриевич. Страница 13
Когда этот острый приступ слабости миновал, он открыл глаза и увидел, что гиены снова топчутся совсем близко, но теперь их было уже не две, а три. Нащупав рукоять сабли, Карач-мурза вытащил ее из ножен и сделал слабый взмах в сторону животных. С противным воем они подались немного назад, но тут же уселись на траву, всем своим видом показывая распростертому на земле человеку, что они могут и подождать, но отнюдь не намерены отказаться от добычи.
Некоторое время Карач-мурза пролежал неподвижно, обдумывая свое положение. Несмотря на его беспомощность, трусливые звери едва ли отважатся напасть на него, пока он бодрствует. Но от большой потери крови его неудержимо клонило ко сну, а заснуть при таких обстоятельствах – значило погибнуть: если гиены, – а вот уже к ним подошла и четвертая, – набросятся на него во время сна и почувствуют вкус крови, все будет кончено. Значит, нужно, во что бы то ни стало, не спать всю ночь, – утром они уйдут. Но принять такое решение было несравненно легче, чем его исполнить.
В течение получаса Карач-мурза кое-как боролся со сном, поминутно двигаясь, щипля себя за ухо и временами поднимая саблю, чтобы отпугнуть гиен. Но с каждой минутой движения его становились все более вялыми, мысли путались, и, наконец, он крепко уснул. Но проспал недолго, ибо подсознание твердило ему, что спать нельзя.
Сразу открыв глаза, он увидел гиен совсем близко от себя, – их было уже около десятка, – и когда он, подкрепленный коротким сном, без особых усилий сел и, громко закричав, взмахнул саблей, они лишь чуть-чуть попятились и подняли такой вой и хохот, что у него под шлемом зашевелились волосы. Ему стало ясно, что заснет он или не заснет, – вскоре эти гнусные твари совершенно осмелеют, и он будет растерзан.
– Великий и милостивый Аллах! – громко сказал он. – Ты всемогущ. И если я должен умереть, отврати от меня этот позорный конец и пошли мне смерть, приличную воину!
Он посидел еще немного, как бы ожидая, что Аллах ответит на его мольбу, но, почувствовав новый приступ головокружения, лег на спину и, положив себе на грудь саблю, почти мгновенно погрузился в состояние полусна-полубеспамятства. Голова его при этом откинулась набок и ухо коснулось земли.
Когда чувства его начали выходить из оцепенения, он явственно уловил отдаленный, но ритмично нарастающий звук, смысл которого не сразу дошел до его сознания. Но уже минуту спустя сердце его затрепетало от радости: это был стук копыт быстро приближающейся лошади.
Собрав остатки сил, он сел и поглядел вокруг. Гиен возле него уже не было, топот слышался теперь совсем близко, а вскоре показался всадник, направляющийся прямо к нему. Друг это или враг? Но Карач-мурзе не пришлось над этим долго раздумывать: осадив коня в трех шагах от него, ночной ездок соскочил на землю и крикнул:
– Ичан! Благодарение Аллаху, я нашел тебя!
– Тохтамыш! Да вознесет тебя Аллах превыше всех владык земных! Ты искал меня, вместо того чтобы спасать свою собственную голову?
– Как я мог тебя оставить! Я видел, когда ты упал, и хорошо заметил место. А потом, когда воины МелиКа отстали, – повернул обратно, и вот я здесь!
– Но как тебе удалось избавиться от погони?
– Разве трудно обмануть таких баранов? Я нарочно стал сдерживать коня, давая ему отдых, а они из последних
сил мчались за мной, думая, что вот-вот догонят! Но, проскакав еще один фарсах, их лошади начали падать одна за другой. И тогда, видя, что никто из них уже не может возвратиться сюда, я снова понесся вперед как ветер и, объехав степью, нашел тебя.
– И нашел вовремя! Еще немного – и меня сожрали бы гиены. Ты спас меня от наихудшей из смертей, и отыне жизнь моя принадлежит тебе! Клянусь, – что бы ни случилось с тобой в будущем, я тебя не покину!
– Я никогда не сомневался в твоей дружбе и в твоей преданности, Ичан. Но сейчас скажи: куда ты ранен?
– В плечо. Рана не опасная, но я потерял очень много крови и теперь слаб, как новорожденный ребенок.
– Сейчас я перевяжу твою рану, и поспим до полуночи, – и нам и коню моему нужен отдых. А потом сядем на него вдвоем, и поедем. Наше войско стало на ночевку не очень далеко отсюда, – по пути я поднялся на холм и видел с той стороны огни костров. К восходу солнца мы будем там.
Тимур и на этот раз не отвернулся от Тохтамыша. Он уже поставил на него так много, что явно было выгоднее довести начатое дело до конца, чем затевать что-то новое. «К тому же, – думал Тимур, – все потерянное сейчас после окупится и принесет свои плоды: чем больше Тохтамыш будет мне обязан, тем послушнее он станет, сделавшись великим ханом Белой Орды».
В Самарканде, не теряя времени, начали готовиться к новому походу и через верных людей зорко наблюдали за всем происходившим в Сыгнаке. А там было явно неблагополучно: хан Мелик вел разгульную жизнь, ссорился с улусными князьями и наживал себе все больше врагов. В войске его не любили и вскоре начали поговаривать, что Тохтамыш был бы куда лучшим ханом.
Учитывая эти настроения, Тимур, осенью того же года, снова отправил Тохтамыша на завоевание ак-ордынского престола.
Этот четвертый поход увенчался полным успехом. Тохта-мышу без боя сдалась сильнейшая белоордынская крепость Сауран, а после недолгого сопротивления пал и Сыгнак. Хан Мелик был захвачен в плен и казнен, вместе с эмиром Балтык-чи, – единственным до конца не пожелавшим изменить ему
военачальником. И то, чего так настойчиво добивался Тимур, наконец совершилось: великим ханом Белой Орды был провозглашен Тохтамыш. Но вожделения последнего простирались гораздо дальше, чем думал Железный Хромец.
Зиму 1378 года Тохтамыш провел в Сыгнаке, занимаясь делами государства. Он показал себя способным правителем и быстро упрочнил свое положение. Осыпав милостями и подарками улусных ханов и эмиров, он обеспечил себе их преданность и поддержку, произвел необходимые перемены в делах управления и на все руководящие должности поставил верных и подходящих людей. Одновременно он собрал и отлично снарядил большое войско, во главе которого весною 1379 года выступил в поход на Волгу.
Ему легко удалось подчинить себе всех левобережных ханов и занять Сарай, которым, после ухода Урус-хана, в третий раз овладел Араб-шах. К осени того же года все Заволжье и Приуралье были покорны Тохтамышу и его власть прочно утвердилась на всем огромном пространстве между реками Сырдарьей и Волгой.
Для того чтобы стать единым повелителем всего улуса Джучи, ему предстояло теперь скрестить оружие с Мамаем, который владел правобережьем Волги, распространяя свою власть и на русские земли. Но момент для этого был явно неподходящий: готовясь к решительной схватке с князем Дмитрием Московским, Мамай собрал громадную орду и был силен, как никогда. Это обстоятельство заставило его совершить пагубную ошибку: он не обратил должного внимания на усиление Тохтамыша, самонадеянно полагая, что с ним нетрудно будет справиться после победного похода на Русь.
Тохтамыш поступил умнее: он решил пока крепить свои собственные силы и не мешать столкновению Мамая с Дмитрием, справедливо рассудив, что чем бы оно ни закончилось, – больше всего выгадает на этом именно он, Тохтамыш, ибо оба противника понесут огромные потери, после чего справиться с Мамаем, а в случае непокорности и с Дмитрием, будет уже не трудно.
Дальнейшее показало, что его расчет был вполне правильным.
Эмир Балтыкчи был отцом Эдигея, в будущем сыгравшего роковую роль в судьбе Тохтамыша.
ГЛАВА 8
И поможе Бог великому князю Дмитрею Ивановичю, и победи врагы своя: татары повергоша копия свои и мечи и побегоша за реку за Вожю, а наши за ними, бьючи их и секучи и колючи, и убиша их множество, а инии в реце утопиша, и посрамлены быше окааннии бе-сермены.
Троицкая летопись
Через год после сражения на реке Пьяне, окрыленный легким успехом Араб-шаха, Мамай послал на Москву большое войско, под начальством князя Бегича. Это был лучший из золотоордынских полководцев того, времени, старый и опытный воин, за всю свою долгую боевую жизнь не знавший ни одного поражения и глубоко преданный Мамаю.