Пепел прошлого (СИ) - Медведева Евсения. Страница 35

… Я села, оперев голову на ладони. От воспоминаний стало только хуже. Рука ныла от капельницы успокоительного, которую я почему-то не помнила. За окном стемнело, отчего светлая палата превратилась в синеватую коробку теней. Проезжающие машины разрезали темноту резкими вспышками фар, а постоянно прибывающие кареты скорой помощи раскрашивали скучный мрачный потолок яркими огоньками.

Наверное, каждый проживает горе по-разному: можно рыдать, обнимая сына, можно проклинать врачей, рассыпаясь обвинениями в бестолковом непрофессионализме, а можно тихо принимать решение, от которого зависит вся его жизнь.

Я вышла в коридор и проскользнула в палату. Ванька до сих пор лежал с закрытыми глазами. Я села у кровати, сжав его крошечную ладошку. Мой малыш еще ничего не видел, он ничего не знает. Не ведал любви, страсти, боли и неприятных разочарований, без которых просто невозможно ощутить головокружительный прилив счастья. Он еще ничего не видел….

— Дочь! — родной голос проник сквозь плотный занавес мыслей и страхов.

— Мама! — я бросилась к двери, где застыли мои родители. Мама вытирала слезы рукавом больничного халата, а папа нервно сжимал папку с историей болезни. — Папа!

Мы обнимались, пытаясь прогнать страх и упорное чувство неизвестности. Вкрадчивый голос Були заставил нас вздрогнуть:

— Давайте успокоимся, — она потрепала сына по голове и приобняла маму. — Нам нужно собраться и решить, что делать дальше….

*****Максим*****

Я наблюдал через прозрачную перегородку, как люди в белых халатах, перебирая какие-то бумажки, пытаются договориться. В приоткрытую дверь слышал обрывки фраз, но от слова, что стало чаще всплывать в их разговорах, становилось плохо даже мне.

— Трансплантация, — прошептала бабушка Лизы. Она сидела рядом, нервно сжимая трескучий пластиковый стаканчик кофе из автомата. От неё так ярко пахло смесью валерьянки и корвалола, что кружилась голова. Дэн то входил в кабинет главврача, то выходил оттуда, истерично сжимая голову обеими руками. Мне было его жаль. Наверное, нет ничего страшнее, чем узнать, что твой ребенок болен не обыкновенным гриппом, подхваченном на детской площадке, а чем-то серьезным, настоящим и внушающим страх даже бывалым медицинским работником.

— Это еще не решено, — я не знал, как мне вести себя. Не знал, как утешить старушку, что раскачивалась, в отчаянье сжимая кулаки.

— На это сложно решиться, потому что врачи играют со временем, пытаясь определить правильное решение. Встречалось огромное количество случаев, когда пересадка, а так же послеоперационный период, приносили обратный эффект. Да и давит статистика. Знаешь, с чем врачи постоянно борются?

— Со смертью?

— Нет, Максим, со статистикой. И с подобным диагнозом, статистика не оставляет шансов на позитивный настрой. Это ребенок. От их правильного решения может зависеть не только его жизнь, но и жизнь его родителей.

— То есть трансплантация — не панацея?

— Нет. Да и кусок печени, подходящий по всем параметром, сложно найти. Они не продаются в магазинах.

— А как?

— Нужно искать донора, — она встала и вплотную подошла к окну. Старчески искривленные пальцы провели по стеклу, будто давая сил своим родным. — Порой донор может оказаться на другой стороне земного шара.

— А родственники? Вас же много! Дэн, Лиззи?

— Да, точно, — она опустила голову, отводя от меня взгляд. — Я поеду к Миле. Ей там очень страшно. Присмотришь за Лизаветой?

— Да, конечно.

Она ушла, остановившись только на миг. Старушка, казавшаяся эталоном достойной старости, превратилась в скрюченную тонкую фигурку. Он шла, опираясь на металлический поручень вдоль стены больничного коридора. У лифта она обернулась, растянув посиневшие губы в улыбке.

— Вы справитесь, — прошептала она. — Ты справишься.

Я не мог понять, что делать дальше. Просто сидел в пустом коридоре, быстрые шаги медсестер в котором, превращались в раздражающую и весьма нервирующую музыку. Дэн тоже не мог найти себе места. В кабинет, где шел консилиум, постоянно входили новые врачи, и все начиналось сначала. Это было похоже на детскую карусель: менялись лица, цвета медицинской формы и выражение лиц, на которых отображалась вся тяжесть принимаемого решения, они вновь раскладывали уже затертые результаты анализов, проговаривая все риски.

Лизка больше не плакала, только внимательно выслушивала каждого, делая пометки на руке. Тонкая, чуть трясущаяся рука резкими движениями расчерчивала что-то на бледной коже. Она всегда писала на ладони, потому что бумажки всегда терялись. Лиза постукивала пальцем по чуть заметным звездочкам на запястье, пересчитывая их вслух снова и снова, словно пыталась найти ошибку. Мое сердце сжималось, когда Лиза шумно выдыхала и начинала пересчет заново, потому что прекрасно знал, о чем она сейчас думает.

Врачи вышли из кабинета, когда за окном снова задребезжал рассвет. Лиза застыла в дверном проеме, когда увидела меня. Ее глаза округлились, словно она совсем не ожидала меня увидеть, а может, и не хотела. Она улыбнулась уголками губ, а потом сцепила пальцы в замок. Я рванул с жесткой скамейки в ее сторону. Было просто необходимо прижать ее хрупкое тело к себе, чтобы забрать, хоть каплю боли, что рвалась у нее внутри. Видел ее глаза, почти ощущал солоноватость горечи, осевшей на щеках пролитыми слезами. Но как только я подошел, Лиза отшатнулась.

— Мам, Пап, это Максим, — почти шепотом сказала она.

Я только сейчас заметил, что за ее спиной стоят мужчина и женщина. Они не сводили с меня взгляда, следя за каждым движением.

— Очень приятно, — женщина с теплыми карими глазами обняла меня, проведя пальцами по волосам. Тонкая трясущаяся ладонь задержалась на моей руке чуть дольше, чем следовало, словно привлекала к себе внимание. В ее глазах плескались слезы, а дрожащие губы растянулись в улыбке. — Мне и правда, очень приятно, Максим.

От ее слов мне стало не по себе. Но это были цветочки, по сравнению с острым взглядом отца. Он смотрел на меня поверх позолоченной оправы очков, окатывая льдом презрения. Челюсть дрожала в попытке сдержаться от рвущегося рева. Я видел, что он готов порвать меня прямо здесь, невзирая на толпу врачей и пациентов, высыпавших из своих палат на утренние процедуры. Лиза обхватила отца за шею, почти повиснув на нем. Мама встала на цыпочки, отчаянно шепча ему на ухо какую-то по-волшебному успокаивающую мантру.

Я стоял в посреди людного больничного коридора, стараясь понять, что происходит. Еще никогда мне не было так стыдно. Его взгляд пронизывал до костей. Мышцы сжимались, словно от ледяного душа. Меня вновь и вновь накрывало волнами гнева, которого было предостаточно в этом высоком мужчине. Я не мог отвести взгляд от его прозрачно-голубых глаз. А он то и дело прищуривался, сжимая губы в тонкую линию. Конечно, я мог уйти, но меня так и подмывало узнать, чем же я заслужил настолько "теплую" встречу.

— Давно хотел познакомиться, — прохрипел он и протянул руку. На удивление он не стал пытаться сломать мне пальцы или раздробить суставы. Даже наоборот, его рукопожатие было таким слабым, почти безвольным.

— Привет! — голос Влада прервал наш гипнотический взгляд. Он похлопал меня по плечу, словно старался поддержать. — Влад.

— Мам, это муж Киры Аросевой, — Лиза отошла от отца, сделав пару шагов от меня.

Расстояние в пару метров казалось таким далеким и неправильным, что хотелось закричать и потребовать объяснения. Родители полностью переключились на Влада, который отводил их в сторону кабинета главврача. Лизка застыла, понимая, что осталась совершенно одна.

— Лиза?

— Максим, я не могу. Столько всего в моей голове, — шептала она, отходя все дальше и дальше.

— Ты убегаешь? Снова?

— Я не убегала!

— Ты постоянно убегаешь, когда сталкиваешься с тем, чему не учили на уроках анатомии. Да, Лиз? Сердце забилось, затрепетало? — она уперлась в стену, чем я и воспользовался, прижавшись к ней так крепко, что она выдохнула воздух, что был в ее легких резким стоном. — Да, Лиз? Страшно? Не знаешь, что делать дальше?