Цена твоей Любви (СИ) - Магницкая Доминика. Страница 2

Проходит языком по ключицам, оставляя влажный след, и уверенно кладет руку на грудь, собственническим взглядом впиваясь в мои глаза:

— Не обольщайся. Я хочу её, а не тебя. Ты меня никогда не интересовала. Глупая пустышка, вечно рассказывающая о своей нелегкой участи. Люди замечали тебя лишь из-за неё.

Я резко качаю головой, прожигая его глазами и мечтая облить своей ненавистью, точно кипятком. Мой страх никуда не делся, он трансформировался в невероятную ярость. Я буквально дышала злостью и непониманием. Количество вопросов в голове с каждым его словом лишь увеличивалось. Кто он такой, что его связывало с моей сестрой, и почему он говорит столь жестокие вещи.

— Мне плевать, кого ты хочешь. Если отпустишь меня прямо сейчас, я никому не расскажу о том, что произошло. Совру, что заплутала и потерялась в городе, не буду упоминать тебя. Но, если не послушаешь, я всё сделаю для того, чтобы ты заплатил за свою жестокость. Засажу тебя на несколько лет и обеспечу безопасность другим людям. Кто знает, на что ты еще способен, псих, и какую девушку решишь похитить в следующий раз.

Я даже не заметила, как перешла на «ты». Его красивое лицо было омерзительно холодным, а руки, сжимающиеся в кулаки, лишь доказывали то, что я нашла больную точку мужчины.

Он не заслуживает уважительного обращения. И пусть хоть рубит меня на части — я не собираюсь молчать.

Осознание собственной беспомощности неприятно отрезвляло, но я хотела испугать его. Показать, что я не безвольная жертва и могу дать отпор, даже если связана по рукам и ногам.

Мужчина разражается громким, вибрирующим смехом, и его жуткая, насмешливая полуулыбка буквально проникает под мою кожу. Я начинаю трястись, когда тот хрипло протягивает:

— А ты забавная, Зверушка. Возможно, с тобой будет даже веселее, чем я предполагал, — достает из кармана джинсов перочинный нож и подносит его к моему горлу, — я хотел отложить это на потом и поберечь твои нервы, но у тебя получилось вывести меня из себя, так что развлечемся прямо сейчас.

Он крепко хватает меня за волосы и опрокидывает голову назад, выставляя напоказ шею. Проводит лезвием по вырезу футболки и рвёт ткань, натягивая её до предела. Моё тело напрягается, и я непроизвольно дергаюсь, пытаясь вырваться из его сильного захвата.

Низкий, царапающий слух голос раздается возле моих губ:

— Зря ты нарываешься. Твоё упрямство тебе лишь навредит.

Сердце резко стучит в ушах. Кровь приливает к лицу, и я быстро качаю головой, когда мужчина неожиданно откидывает пистолет в сторону и тянется к пряжке ремня.

— Пожалуйста, не надо! Ты же…ты наверняка очень любил мою сестру. Она была тебе дорога, так что не омрачай свою память о ней насилием надо мной! Ты же видишь её глаза, её внешность и даже слышишь похожий голос. Не делай этого.

Он замирает, шумно дыша и испепеляя меня глазами. Громко кричит, и его голос, точно плеть, выбивает меня из колеи:

— Не сопротивляйся, и будет не очень больно. Я хочу причинить вред тебе, но не ей.

Он нагло врёт. Я вижу по его лицу и мимике, что мужчина едва сдерживается. Он намеренно меня запугивает, и ему даже нравится моё сопротивление, однако я всё равно не понимаю одного — почему и за что.

Моя сестра всегда была спокойной, тихой и покладистой. Я мало что помнила из прошлого, но некоторые остатки воспоминаний всё же вибрировали где-то на уровне подсознания. Его заводило неподчинение, но Моника и рта не раскрывала без особого повода. Чаще всего она молчала и покорно выполняла чужие приказы, из-за чего мы постоянно ссорились. Я пыталась доказать ей, что нельзя позволять другим людям помыкать собой, как игрушкой, но сестра никогда меня не слушала.

— Да пошёл ты, — плюю ему в лицо, высоко задирая подбородок. Мне и так, судя по всему, отсюда не выбраться, потому что он — настоящий псих. Я разрываюсь между странной тревогой, совершенно непохожей на страх, и жутким предчувствием неизбежного конца.

Все эти месяцы я тщетно пыталась восстановить свою память, но после его слов не была уверена, что хочу этого.

Черные глаза незнакомца, пробирающиеся глубоко под кожу и ранящие без ножа, остаются бесчувственными и холодными. Он смотрит на меня с презрением и звериной ненавистью и совершенно не ждёт от меня послушания.

— Забавно, что ты угрожаешь посадить меня, Амелия, — с нажимом произносит моё настоящее имя и зло цедит сквозь зубы, — ведь ты уже сделала это. Не помнишь? Наверное, это лучший подарок для тебя — забыть всё то, что ты натворила.

Резким движением ладони мужчина окончательно рвёт мою футболку, обнажая нижнее белье. Его глаза впиваются в шумно вздымающуюся грудь и становятся еще чернее. В них отражается что-то дикое, безумное и неистовое.

Он подходит ко мне впритык, возвышаясь, как громоздкая скала. Его жестокие и сильные руки хватают меня за плечи и поднимают на уровень его глаз. Я барахтаюсь в холодных ладонях, впервые чувствуя себя настолько беспомощной и жалкой.

— Чего ты хочешь, чудовище? Ты правда думаешь, что, поимев слабую девушку, сможешь как-то возвыситься? Настоящие мужчины так себя не ведут. Только подонки используют такие грязные методы.

— А кто меня таким сделал, Амелия? Разве не из-за тебя я стал таким?

Я хриплю от болезненной хватки на шее и буквально кричу ему в лицо:

— Катись к черту. Я не дамся тебе живой. Хочешь наслаждаться обществом трупа — пожалуйста.

Мне дико страшно, но я понимаю, что, показывая свой страх, лишь раззадориваю этого зверя в человеческом обличье.

Пока что я нужна ему живой, и это — моё единственное преимущество.

— Дерзишь? — отпускает шею и хватает за волосы, больно сжимая пряди в кулаке. Его взгляд становится еще более осязаемым. Глаза темнеют, и в них застывает какая-то безумная жажда.

Мужчина хрипло бросает:

— Зачем ты вернула свой натуральный цвет волос? Чтобы быть еще более похожей на неё, да? — усмехается и проводит носом по моей шее, точно зверь. — Черт подери, ты даже пользуешься её духами. Я и так не особо высокого о тебе мнения, но это…слишком. Даже для тебя, Амелия.

— Я не помню! Я ничего не помню, ясно тебе?! Её духи стояли в моей комнате. Я даже не знала, что они принадлежали ей, — голос подрагивает от ужаса. Меня одолевает легкая лихорадка. Спиной я чувствую холодную стену, а грудь крепко прижата к разгоряченному телу.

Он оставляет мою одежду в покое, отстраняется и поднимает с пола пистолет. Его глаза мерцают от удовольствия, и, когда я начинаю падать, незнакомец резко подхватывает меня на лету и швыряет на стул, вставая напротив.

— Страх — это нормально. Можешь считать его постоянным спутником, потому что я не планирую дарить тебе никаких других эмоций. Я научу тебя бояться по-настоящему, — поднимает ладонь с оружием и прижимает дуло к моему лицу.

Меня накрывает бешеная паника. Я быстро качаю головой и слёзно прошу его:

— Пожалуйста, не убивай меня. Я…я ведь ничего не сделала. Мои страдания не помогут тебе вернуть её.

Его губы растягиваются в зловещей полуулыбке. Он выпрямляется, свободной рукой хватается за край футболки и тянет её вверх. Моему взгляду предстает мощный пресс, полностью покрытый татуировкой. Я непонимающе качаю головой, озадаченная его действиями, и спрашиваю:

— Что я должна увидеть?

— Не увидеть, а почувствовать, — хватает мои связанные ладони и проводит тыльной стороной по своему животу. Я наталкиваюсь на уплотненные рубцы, рассекающие его пресс. Приглядываюсь и только сейчас замечаю рваные участки кожи, хорошо скрытые татуировкой и всё же довольно яркие. Приглушенный свет комнаты помешал мне сразу их увидеть, хотя след был очень большой, словно кто-то хотел насквозь проткнуть его живот.

— Как…это произошло?

Моё поведение забавляет даже меня. Откуда эти тревожные нотки в голосе? Это же ненормально — волноваться о том, кто насильно держит меня в плену.

Тревога и страх тесно переплетаются и сеют в моей душе бесконечную борьбу.