Тайный брак (СИ) - Мишина Соня. Страница 6
― Тогда идем в ратушу. ― Эйлерт даже обрадовался, что в крепость возвращаться не понадобится.
Если товарищи из отряда увидят у него на руке брачную метку ― потребуют, чтобы отметил с ними свою женитьбу. И отмечать будут, пока вечер ночью не сменится. А ему хотелось не хмель пить, а как можно дольше побыть с женой. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, но и не дышать своей внезапной, как летний ливень, влюбленностью он уже не мог.
До кабинета законника шли все так же ― закрыв лица капюшонами. Эйлерт тайком от жены еще и магии отвлечения внимания добавил, чтобы уж точно никто их не разглядел и не запомнил. Теперь, когда синеглазка вступила в его род, магия откликнулась легко, почти без усилий. Будто тоже приняла его жену, потянулась к ней.
В ратушу успели незадолго до закрытия. Рейв Ньерд, душеприказчик, уже и мантию успел скинуть и в шкаф повесить. На вошедшую в кабинет парочку в капюшонах уставился с опаской:
― Кто такие? Зачем пожаловали? ― спросил настороженно, а сам потянулся рукой к поясу за кинжалом.
Эйлерт шевельнул пальцами тихонько, незаметно. Направил на кинжал тонкий ручеек магии. Ага! Непростая вещица, зачарованная! Сильному магу из Дома Ночи не опасна, но из простого человека мигом половину жизненной силы высосет, в обморок на пару дней отправит.
― Рейв Ньёрд, это я, Анналейса Дагейд! ― синеглазка поспешно скинула капюшон. ― Я и мой муж, Дьярви. Вот, смотрите! ― Она выставила вперед запястье с четырехцветным браслетом на коже. По разноцветным полоскам время от времени пробегали крохотные искорки.
― Рейва Дагейд! ― законник выдохнул, убрал руку с пояса, тяжелой походкой подошел к своему рабочему месту, опустился на стул. ― Значит, удалось вам… хорошо!
― Вы ведь отметите в реестре, что у меня теперь есть защитник?
― Отмечу. ― Законник перевел взгляд на Эйлерта, который, в отличие от жены, так и стоял в капюшоне. ― Как записать вас в свитки… уважаемый?
― Дьярви Ренсли из Бэлеса, ― представился Эйлерт вторым именем и фамилией не всего Дома Ночи, а рода своей матери. Такие фамилии только внутри Дома в ходу были, да и то не всякий их помнил.
― Пометил. ― Законник вывел несколько строк в гроссбухе с потертым кожаным переплетом, послал Лейсе сдержанную улыбку. ― Поздравляю, рейва Ренсли. И вас, и вашего мужа. Надеюсь познакомиться с ним поближе.
― В другой раз, ― Эйлерт пресек любопытство рейва Ньёрда самым категоричным тоном. ― Мы спешим.
― Тогда ступайте, ― неохотно кивнул законник. ― Мир да лад вам.
Анналейса поклонилась в ответ почтительно:
― Такки, рейв Ньерд! За добрые слова, за помощь!
Эйлерт же только кивнул коротко. Его, мага Дома Ночи, законы, написанные для простых людей, волновали мало, а те, кто этим законам служил ― и того меньше. Если бы не синеглазка с ее бедственным положением, ноги Эйлерта в ратуше не было бы! Нетерпеливо цапнул кланяющуюся жену за локоть, повел ее прочь из кабинета, из самого здания. Остановился только на пороге.
― Куда теперь? ― поторопил с решением.
Формальности хотелось завершить как можно скорее. Не терпелось утащить жену в постель, перестать делить ее со всем миром и показать, наконец, что сыновья Дома Ночи не только магией своей славятся. Нежданная влюбленность все больше поглощала его сердце, а мысль о скором расставании заставляла сжимать кулаки.
― Теперь за амулетом, который даст мне право вести свои дела от твоего имени, ― напомнила Лейса. Блеснула на мужа синевой глаз. ― Тебе ведь мое состояние и лавка гончарная без надобности?
― Что-то поздно ты мне этот вопрос задать решила, ― засмеялся Эйлерт. ― Не бойся, не обижу. Говоришь, тебе прежний опекун амулет делал? Не потеряла его?
― Вот он, ― Анналейса сняла с шеи кожаный шнурок, передала мужу серебряный кругляш с впаянными в него камнями четырех цветов ― по числу Столпов.
Эйлерт покрутил кругляш в руках, понюхал его. Пахло слабым, быстро исчезающим заклятием. Такое каждый год обновлять надо, чтобы амулет силу не терял.
― Этот амулет перенастрою. За новым можно не ходить. Наложу вечное заклятие, которое само по себе никогда не развеется, ― произнес небрежно, немного гордясь, что его магических способностей и умений даже слишком много для такой незамысловатой работы.
― Тогда… ― Лейса одарила счастливой улыбкой, потом вдруг растерялась, запнулась. И спросила, снова чуть розовея от смущения. ― Могу я тебя в свой дом пригласить, Дьярви? Или ты хочешь эту ночь где-то в другом месте провести?
― А найдется у тебя в доме уединенная спальня, где нам никто мешать не станет?
― Родительская комната четыре года как пустует. Она небольшая, под самой крышей. Зато ложе там широкое, и белье всегда свежее, хотя я до сих пор вместе с няней и сестрой на втором этаже спала.
― И ужином накормишь, синеглазка? ― Эйлерту вдруг захотелось хотя бы на половину суток окунуться в жизнь своей жены. Почувствовать себя в ее доме не гостем ― родным человеком. Тем, которого любят и ждут.
― Ужин будет не хуже, чем в траттории, ― пообещала Лейса.
― Тогда веди, ― Эйлерт решился.
Спрятал амулет в карман, приобнял молодую жену за талию, а ладонь так и вовсе чуть ниже талии пристроил. Благо, под плащом да под заклятием отвода глаз никто посторонний внимания на это не обратит. А синеглазка пусть начинает привыкать. Ночью он, Эйлерт, еще не такие вольности себе позволит!
***
Дом семейства Дагейдов оказался расположен чуть ниже по склону холма, чем ратуша, в ремесленном квартале. Эйлерту не часто приходилось бывать в таких кварталах, поэтому по дороге он с любопытством оглядывался по сторонам.
Квартал смотрелся благополучным: на удивление чистая, не загаженная помоями улица была такой ширины, что на ней вполне могли разминуться две больших телеги. Деревянные заборы перемежались коваными оградами, и были сплошь окутаны густой зеленью, которую рачительные хозяева высаживали по краям дворов не только для красоты, но и чтобы скрыть дома от любопытных глаз.
От основной улицы вверх и вниз по склону отделялись переулки поуже. В один из таких и свернула Анналейса, увлекая за собой засмотревшегося супруга.
― А вот и мой дом, ― с гордостью в голосе сказала Лейса, указывая на саманку с белеными стенами и двускатной крышей. ― Отец сам строил.
Эйлерт кивнул в знак того, что услышал. Анналейса отперла калитку, вошла сама, пропустила мужа в небольшой уютный дворик. Из открытого окна до них долетел звонкий детский голосок:
― Няня, а почему хвали хвалями называют?
Маг скосил глаза на жену и поразился тому, какая теплая улыбка озарила ее лицо. Понял вдруг: ближе и дороже младшей сестры у Лейсы никого на свете нет! Вздохнул: у него времени, чтобы сделаться синеглазке таким же родным и важным, почти что и не осталось.
За окном между тем раздался другой голос ― старческий, чуть дребезжащий:
― Вот помоги мне ягоду перебрать на пирог, а я рассказывать буду.
Лейса уже хотела окликнуть родных, но Эйлерт тронул ее за плечо, приложил палец к губам:
― Дай послушать. Никогда не задумывался, отчего в самом деле хвали, а не какое-то другое слово.
Жена кивнула, подвела его ближе к окну ― чтобы слышать лучше.
Няня, усадив, видимо, любопытную воспитанницу рядом, взялась рассказывать:
― Маги наши, как ты знаешь, на четыре Дома делятся…
― Да! Дом Дня и Дом Ночи, Дом Рассвета и Дом Заката, ― перебила малышка.
― Верно. А у каждого Дома ― шесть Даров. Всего получается два десятка и еще четыре.
― А хвали-то откуда взялись? ― мелкой егозе не терпелось узнать главное.
― Да ты слушай, не перебивай! ― подпустила строгости в голос старуха. ― Как думаешь, маги наши признательны Четырем Столпам за их Дары?
― Уж конечно! ― с умилительной серьезностью согласился ребенок.
― Вот! А потому раньше было принято каждый из Даров восхвалять. И не все сразу, а по порядку. Утром ― дары Рассветные, ночью ― Ночные. И маги, подумав, разделили весь день ― от рассвета до следующего рассвета, на равные части ― по числу Даров, и в конце каждой части восклицали: «Хвала Дару!» С годами хвалить Дары перестали, но время от одного восхваления до другого стали называть хвалью.