Цена моей одержимости (СИ) - Шевченко Юлия. Страница 40

— Тимур? — останавливаю себя на моменте обнажения зубов. Хотелось покусать ублюдков.

— Какого хуя ты поперлась с тем мужиком? — злится. Встряхивает меня. Глаза горят опасным блеском. Все тело напряжено. Руки сжаты в кулаки. За каменной грудной клеткой бешено сердце бьется.

— Тимур, я…

— Давно приключений на задницу не находила? Хотелось получить массу острых ощущений? Может я зря примчался тебе на помощь?

Звук громкой пощечины прорезает прохладный ночной воздух. Меня потрясывает. От страха, от холода, от бешеной злости. Да как он смеет мне что-то говорить. Меня в чем-то упрекать, намекая на…

— Иди к дьяволу, Воронцов! — ору в его жесткое лицо, напоминающее маску. — Раз считаешь меня шлюхой, зачем тогда ринулся на выручку?

Шмыгаю носом. Из глаз новых поток слез течет. Внутри черная дыра разрастается. Больно. Мерзко. Противно. Легкие горят. Дыхание восстановить не могу. Мне плохо. К горлу горечь поступает. А изо рта вырывается неконтролируемый, истерический смех.

— Алиса, что с тобой? — как-то слишком обеспокоенно. На Тимура это совершенно не похоже.

Меня еще больше от смеха разрывает на части. Аж скручиваюсь пополам. Пытаюсь своим неадекватом скрыть, как мне хреново. Жизнь вновь толкает меня в самое пекло ада, чтобы еще больше помучить.

— Зачем… ну зачем ты приперся в этой клуб?! — ору, хватая его за воротник рубашки. — Забыть, — бью его кулачками в грудь. Раз, два, три. Стоит неподвижно. — Я забыть тебя хочу. Стереть из памяти. Выжечь раскаленным железом все воспоминания.

— Девочка моя, успокойся. Всё… Чшш… — крепко обнимает, тихо шепча на ушко.

От его милого, нежного голоса еще больше срываюсь, полностью тормоза отключив. Бью сильнее. Брыкаюсь в его объятьях. Проклинаю. Приказываю убираться от меня подальше. Пинаюсь, но Воронцов стоически выдерживает мою истерику. Позволяет себя избивать и покрывать трехэтажным матом.

— Ненавижу… — на последнем издыхании, дергаясь еле-еле.

Сил нет ни на что. Тело ватное. Ноги гудят. Перед глазами все плывет. Мне уже пофиг на все. Могу даже прилечь в этом переулке и, свернувшись калачиком, отправиться в забытье.

— Ну-ка, поехали домой, Алиса, — берет на руки. Интуитивно прижимаюсь к нему, наслаждаясь запахом туалетной воды. — К родителям тебе нельзя. Не стоит их пугать своим состоянием. Ко мне поедем, в себя придешь.

Согласно киваю, прикрывая глаза и проваливаясь в глубокий сон.

Глава 40

Тимур

Даже во сне Алиса вздрагивает и жалобно всхлипывает. Не отрывая взгляд от дороги, нащупываю её руку и нежно глажу. Пытаюсь таким образом хоть немного её успокоить, подбодрить. Показать, что со мной она в безопасности, что никто её больше не тронет. Ни одна тварь не подберется достаточно близко, чтобы причинить ей вред.

Хотя ты, Воронцов, не больно то и оберегал. Делал все, лишь бы она ощущала себя просто игрушкой, у которой права выбора нет и никогда не будет.

Ну так я не знал, что с ней произошло в прошлом. Не думал, что ад открыл свои ворота и туда утянул беззащитную девушку.

Оправдание.

Сам понимаю, что лишь себя пытаюсь отбелить. Мол не знал, мне так сказали, а на деле…

— Тимур.

Алиса ерзает на сиденье, дотрагивается до лба, но своей руки из моей не выдирает. Хлопает ресничками, пытаясь от остатков сна избавиться.

Паркуюсь на обочине. Глушу мотор. Поворачиваюсь к дрожащей девушке. Снимаю с себя пиджак и отдаю ей. Без тепла её руки так холодно и пусто.

— Возьми.

Без разговоров надевает пиджак, практически в нем утонув. В глаза не смотрит, выводит какие-то круги на ладони.

В салоне гробовая тишина. Никто не решает начать разговор. Мне впервые в голову ничего не приходит. Даже язвительного и осуждающего.

В последний раз бросаю на её взгляд, проверяя, все ли с малышкой в порядке. Снова возобновляю движение автомобиля, радуюсь, что возмущаться она перестала.

Взгляд цепляется за разбитые костяшки. Тут же вспоминаю этих уродов, посмевших притронуться к моей Алисе.

Убью ублюдков. Найду и заживо закопаю. Перед глазами пелена с запахом крови. Сжимаю со всей силы руль, от чего слышится громкий скрежет. Должно быть я сейчас на разъярённого быка перед родео похож. Пара из ушей только не хватает.

— Дай свой телефон, я напишу маме, что остаюсь у подруг, — говорит еле слышно, когда заезжаю во двор.

— Он в кармане.

Открываю для нее дверцу. Так хочется на руки взять и утащить в свое логово, повесив на дверь табличку «Не беспокоить». Но Алиса тот еще цветочек с шипами. Не позволит мне этого сделать.

Молча проходим в дом. Поднимаемся по лестнице. Каждый скрывается в комнате. Замираю на пороге своей, тяжело вздыхаю, качаю от досады головой и целенаправленно направляюсь к Алисе.

Дверь слегка приоткрыта. Вижу, как она сидит на кровати, прижав телефон к уху и пытаясь одновременно от платья избавиться. Любуюсь совершенной девушкой, которая что-то в моей душе зажгла по-новому.

— Да, мам, я у Светы останусь. Мы так давно все вместе не собирались, — врет и не краснеет. — Нет, думаю, что завтра к обеду приеду. Совсем чуть-чуть. На ногах можем себя держать, — ну я бы так не сказал. — Хорошо. Спокойной ночи тебе и папе.

Отключается. Откладывает телефон. Пару секунд смотрит в одну точку, сжимая руки в замок. После чего подходит к шкафу, который я набил одеждой. Распахивает дверцу и с остервенением начинает доставать оттуда вещи. Рвать и кидать на пол.

— Эй, прекрати! — врываюсь в комнату, успевая вовремя увернуться от летящего в мою сторону ремня. — Алиса, успокойся.

Пытаюсь ее обнять, прижать к себе, но вновь получаю разъяренную фурию как в том переулке. Так и чувствую жар ярости, исходящий от ее тела. Того и гляди расцарапает мне лицо ногтями, впившимися мне в запястье.

— Кого ты хотел увидеть, покупая эти шмотки? — машет перед лицом кожаной юбкой. — Шлюху? Идеальную игрушку? Просто девку, которую можно шпынять по каждому поводу?

— Алиса, давай с тобой спокойно поговорим, — бьет по рукам, чтобы не прикасался.

— Время разговоров кончено, Тимур. Да и что нам обсуждать? Мой побег? Якобы предательство с моей стороны? Или твою слепую веру в родных, что выставили меня настоящим монстром?

— Почему ты не рассказала мне о ребенке? Почему не позвонила из Нью-Йорка? Ведь наверняка была куча возможностей.

Снова обвиняешь ее, Воронцов.

— А ты почему не предпринял попыток меня разыскать? — горько усмехается. — Можешь не отвечать, — взмахивает рукой, не давая мне и рта раскрыть. — Лучше же мамку слушать. Вникать в каждое ее слово, чем о любимой девушке подумать.

— Послушай, — провожу ладонями по лицу. Похоже ни к чему мы не придем сегодня.

— Нет, это ты меня послушай, Воронцов, — выставляет вперед указательный палец. — Спасибо тебе конечно за помощь, что вовремя появился. Дал в себя прийти. Но больше не надо… — на лице не дрожит ни один мускул. — ко мне подходить. Я забыть тебя хочу. Выдрать из памяти как сорняк.

— И поэтому с легкостью пошла с тем уродом в подворотню? Что, изнасилование бы стерло меня из твоей памяти? Или ты бы добровольно им отдалась, детка? — сам не понимаю, что несу, но меня же хрен остановишь.

Перехватываю ее руку практически около щеки. На себя тяну. Глаза бешеные. Губы дрожат. Дыхание учащенное. Как у готовящейся к нападению тигрицы.

Член за секунду реагирует на ее грозный вид. Дружок в штанах мечтает предстать перед ней во всей красе. Аж мышцы каменеют, а нутро верх дном переворачивается. Залипаю на ее красоте, вновь ощущая себя влюбленным пацаном.

— Оставь меня одну, — еле шепчет, опуская голову вниз. Выпускает воздух сквозь сжатые зубы, похоже увидев бугор у меня в штанах. — Не рассчитывай, что я трахаться с тобой буду.

— А так хотелось.

Шучу, на что она вырывает руку, стрельнув в меня уничтожающим взглядом, и исчезает в ванной, громко хлопнув дверью.