Дети Разума - Кард Орсон Скотт. Страница 7

Она вздохнула и взглянула на небо, распростершееся над стенами монастыря. За этими стенами, за лугами, за изгородью, за холмом, в лесах…, лежала самая большая любовь ее жизни, там лежал Либо. Туда же ушел Пипо, его отец, который и ей заменил отца, он ушел туда и тоже погиб. В другом лесу погиб ее сын Эстевано, и Эндер прочитал в ее глазах, что, глядя на окружающий эти стены мир, она видит только смерть. Двое из самых дорогих ей людей упокоились в земле еще до того, как Эндер прибыл на Лузитанию.

Но смерть Эстевано… Новинья умоляла Эндера остановить его, не пускать Эстевано в лес, где таилась опасность, где пеквенинос говорили о войне, о том, что людей надо убивать. Она не хуже Эндера понимала, что остановить Эстевано — это все равно что уничтожить его, ибо священником он стал не затем, чтобы отсиживаться в тихой, безопасной церквушке, а чтобы попытаться донести послание Христа древесному народцу. Умирающий в объятиях дерева-убийцы Эстевано наверняка испытывал ту же самую радость, что и христианские мученики из давних времен. В час жертвования собой Господь Бог приносил им успокоение. Но Новинья не понимала смысла такой радости. Очевидно, Господь не имеет привычки распространять свою благодать на ближайших родственников и друзей мученика. И свою скорбь, свой гнев она сорвала на Эндере. Зачем она выходила за него замуж, если не может чувствовать себя за ним, как за каменной стеной?

Он не стал объяснять ей самое очевидное — если и следовало кого винить, так только Бога, а Эндер здесь ни при чем.

Ведь, по сути дела, это Бог сделал святыми — по крайней мере почти святыми — родителей Новиньи, которые перед самой своей смертью все-таки открыли сыворотку, сумевшую противостоять Десколаде. Новинья тогда была совсем еще ребенком… Тот же самый Бог повел Эстевано проповедовать самым опасным смутьянам среди пеквенинос. Однако в своей печали она обратилась именно к Богу, а от Эндера, который желал ей лишь добра, отвернулась.

Он никогда не говорил ей об этом, потому что знал, что она не будет слушать его. Он удержался от подобных высказываний потому, что она видела вещи в несколько ином свете. Бог, забравший у нее отца и мать, Пипо, Либо и Эстевано, был справедлив, он таким образом наказывал ее за грехи. Но Эндер отказался отговаривать Эстевано от самоубийственной миссии к пеквенинос только потому, что был слеп, упрям и самоуверен. И еще потому, что он недостаточно любил ее.

Но он любил ее. Любил всем сердцем.

Всем ли?

Всем, которое знал. Однако, когда во время путешествия во Вне-мир самые далекие уголки души открыли-таки свои тайны оказалось, что вовсе не образ Новиньи хранит в своем сердце Эндер. Другие люди значили для него куда больше, Но что он может поделать со своим подсознанием? Он может отвечать только за свои поступки, и сейчас он показывал Новинье, что как бы она ни прогоняла его, он не уйдет. Как бы она ни убеждала себя в том, что он любит только Джейн и интересуется исключительно деяниями во славу человечества, это было не правдой. Новинья значила для него намного больше. Ради нее он пожертвует всем. Ради нее он навсегда скроется за монастырскими стенами. Будет пропалывать всевозможные грядки под раскаленным солнцем. Ради нее.

Но даже этого ей недостаточно. Она настаивает, чтобы он отказался от мира не из любви к ней, а из любви к Христу.

Только женился он не на Христе, да и она выходила замуж не за Иисуса. Но Господь лишь порадуется, увидев, что муж и жена жертвуют друг ради друга всем. Наверняка Бог ожидает от человека именно таких жертв.

— Знаешь, я не виню тебя в смерти Квима, — сказала она, назвав Эстевано именем, которым его часто называли в детстве.

— Нет, этого я не знал, — удивился он, — но рад, что ты мне об этом сообщила.

— Сначала я считала, что в его смерти виноват прежде всего ты, но даже тогда я понимала, что поступаю несправедливо по отношению к тебе, — продолжала она. — Он сам избрал свой путь. Он был взрослым, самостоятельным человеком и не допустил бы, чтобы родители решали за него. Если уж я не смогла остановить его, что мог сделать ты?

— Я даже не пытался его останавливать, — признался Эндер. — Наоборот, я хотел, чтобы он поехал. Он осуществлял свою самую заветную мечту, — Это я тоже понимаю. Все правильно. Он правильно поступил, что поехал. И его смерть — это тоже правильный выбор, потому что своей смертью он многого добился.

— Он спас Лузитанию от катастрофы.

— И обратил многих пеквенинос в Божью веру.

Она рассмеялась, как смеялась раньше, заразительным, искренним смехом. Этот смех Эндер ценил больше всего на свете, потому что звучал он так редко.

— Деревья уверовали в Иисуса, — покачала головой она. — Кто б мог подумать?

— Пеквенинос уже прозвали его святым Стефаном, Покровителем Деревьев.

— Ну, это они поспешили. Для этого требуется некоторое время. Сначала его нужно канонизировать. На его гробнице должна свершиться пара-другая чудес. Можешь мне поверить, уж мне-то эта процедура известна.

— Мучеников в наши дни не так много, — возразил Эндер. — Его обязательно канонизируют. Люди будут молиться, чтобы он заступился за них перед Иисусом, и молитвы их исполнятся, потому что если кто и заслужил право быть выслушанным Иисусом, так это твой сын Эстевано.

По щекам ее покатились слезы.

— Мои родители были мучениками, и скоро их причислят к лику святых, — грустно улыбнулась она. — Мой сын стал святым. Набожность передается через поколение.

— Да уж. Твое поколение прославилось эгоистичным гедонизмом.

Она повернулась к нему, по пыльным щекам, оставляя грязные дорожки, текли слезы, ее блестящие глаза глядели прямо в его сердце. Эту женщину он безумно любил.

— Я не раскаиваюсь в изменах мужу, — произнесла она. — Разве может Христос простить меня, если я ничуть не сожалею об этом? Но если б я не спала с Либо, мои дети никогда бы не появились на свет. Против такого исхода Господь вряд ли бы стал возражать…

— По-моему, сам Иисус сказал: «Я, Господь, буду прощать, кого прощу. Но вы должны простить всех людей».

— Нечто вроде того, — кивнула она. — Я не особый знаток писаний. — Протянув руку, она коснулась его щеки. — Ты так силен, Эндер. Но выглядишь усталым. Как можешь ты уставать? Вселенная по-прежнему зависит от тебя. Может, не все человечество, но этот мир — точно. Ты должен спасти его. Но ты устал.

— Усталость источила меня, — признался он. — А ты забрала с собой последнюю каплю крови.

— Странно, — промолвила она. — Мне казалось, что я вырезала у тебя раковую опухоль.

— Новинья, ты так и не научилась понимать, чего именно добиваются от тебя люди. Ты не знаешь, чего желают твои близкие. Порой мы с не меньшей радостью принимаем боль, чем помощь.

— Поэтому-то, Эндер, я и пришла сюда. Я отказалась от решений. Я доверялась собственным суждениям. Я доверялась тебе. Я верила Либо, Пипо, отцу и матери, Квиму, но все лишь разочаровывали мою веру или уходили… Нет, я знаю, ты никуда не ушел, и понимаю, что ты ни в чем не виноват. Нет, Эндрю, выслушай меня, выслушай. Проблема заключалась совсем не в тех людях, которым я верила, проблема заключалась в том, что я верила им, тогда как ни один человек не мог принести мне то, в чем я нуждалась. Понимаешь, я искала освобождения.

Я нуждалась — и нуждаюсь до сих пор — в искуплении. Но ты не в силах мне его дать — ты дал мне больше, чем от тебя требовалось, Эндрю, но у тебя нет того, в чем я больше всего нуждаюсь. Только Избавитель, только Помазанник Божий способен подарить мне освобождение. Ты понимаешь меня? И искупить свою вину я могу только в том случае, если посвящу оставшуюся жизнь Ему. Поэтому я здесь.

— Пропалываешь грядки.

— Отделяю зерна от плевел, — улыбнулась она. — Пропалывая грядки, я помогаю людям — они получат много хорошей картошки. И мне не нужно постоянно быть на виду, постоянно привлекать к себе внимание, чтобы ощущать полноту жизни.

Однако ты, придя сюда, напомнил мне, что, даже обретя счастье, я причиню кому-то нестерпимую боль.