Сюрприз для Биг Босса (СИ) - Кострова Валентина. Страница 3

– Стойте! – я делаю несколько шагов, но под тяжелым взглядом голубых глаз спотыкаюсь об свои ноги и останавливаюсь. Облизываю пересохшие губы, тихо говорю:

– В фильмах показываю, что когда оставляют ребенка, то с его вещами находится записка.

Записка есть. Она лежит в свидетельстве о рождении. Сама лично писала. Сейчас главное заставить этого сноба подняться со своего места и взять документ, чтобы тут же прочитать письмо от «Лиды». Я на сто процентов уверена, что этого вполне будет достаточно для снятия напряжения, висящее в кабинете.

Коршунов не разочаровывает. Он подходит к переговорному столу, сразу находит свидетельство и берет его в руки. Записку не читает. Его внимание сосредоточено на записи в документе и, судя по тому, как брови сходятся на переносице, что-то ему не нравится. Наверное, имя криво написали.

Сколько бы мы так стояли вчетвером в кабинете, никто не знает, но из приемной начинает звонить телефон. Секретарь, недолго думая, передает мне Верунчика и убегает на свое место. Я не теряюсь, прижимаю к себе малышку и качаю ее на руках.

– Богдан Аркадьевич… – вдруг напоминает о себе мужчина. Коршунов одним взглядом отпускает его. Мы остаемся вдвоем, не считая спящей Веры.

Богдан Аркадьевич не обращает на меня никакого внимания, возвращается к своему столу, садится. Вновь и вновь смотрит в свидетельство. Там его имя черными чернилами написано в графе отец.

– Вы точно никого не видели с утра? – как-то устало спрашивает Коршунов, откидываясь в кресле. Он не поднимает глаза, читает записку. Судя по тому, что на лице все то же равнодушное выражение, мои старания в письме его не трогают.

– Я видела, как к лестнице спешила женщина, – сочиню дальше сказку.

Хочется заставить этого мерзавца вспомнить Лиду. Интересно, сколько у него было женщин после сестры? Он, наверное, лица их не помнит, не то что имена. Дурит голову молодым девчонкам, вешает лапшу на уши, а потом бросает их. Как они переживают разрыв, вероятнее всего ему все равно.

– Высокая такая, в спортивном костюме бирюзового цвета. Еще у ее были черные волосы. Мне показалось, что она очень хотела не попасть на камеры. Любовница?

Богдан Аркадьевич морозит меня взглядом, заставляя прикусить язык. На сказку не ведется. И похоже Лиду не вспомнил. Не мудрено, год прошел после их расставания.

Я подхожу к столу, осторожно перекладываю Веру в переноску, собираю вещи обратно в сумку. За каждым моим действием следят. Пристально так, изучающе. Нервирует до невозможности.

– Вы можете присмотреть за ребенком? – просьба заставляет меня вздрогнуть. Я оборачиваюсь. Коршунов откладывает свидетельство в сторону, берет в руки телефон.

– Что вы собираетесь делать? – почему-то испытываю страх.

– Вызову полицию.

– Зачем? В свидетельстве все написано четко и ясно, что вы отец! – выпаливаю быстрее, чем успеваю вовремя прикусить язык. Этого вполне достаточно, чтобы Коршунов тут же впился в меня жестким взглядом.

– Откуда вы знаете, что написано в свидетельстве?

Вот это я попала. И не сразу нахожусь с ответом. Коршунов ждет ответа. Терпеливо ждет, словесно не пытает, но всем своим видом подавляет.

– Я предположила.

– Правда? – мужчина иронично приподнимает бровь. – Я что-то очень сомневаюсь, – прищуривается. Смотрит так, словно я преступница и стащила у него миллионы.

– Ваше право сомневаться, – улыбаюсь, нервно заправляю волосы за ухо. – Я могу присмотреть за малышкой до вечера. Или вы позвоните своей жене, чтобы она забрала ребенка?

– Жене? – Богдан Аркадьевич ошеломленно на меня смотрит, а затем встает со своего места и направляется ко мне. Встает напротив, заставляет смотреть на него снизу-вверх. Высокий, черт побрал.

– Кто вы такая? – его взгляд сканирует мое лицо, то ли пытается запомнить на случай составления фоторобота, то ли проверяет как на детекторе лжи.

– Уборщица. Я сегодня первый день работаю.

– И при этом вы так многое знаете обо мне, – Коршунов наступает на меня, как фашисты на Сталинград.

– Ваше семейное положение ни для кого не секрет, – я упираюсь в стол и чуть ли не ложусь на него. Мерзавец с холодными голубыми глазами возвышается надо мной как ледниковая глыба.

– Вы всегда при трудоустройстве узнаете семейное положение своего начальника? Или это ваша первая работа?

– Ага, разбежались, я похожа на малолетку?

Сдуваю со лба прядь волос, неожиданно встречаюсь глазами с Коршуновым и зависаю. Разглядываю невероятно изогнутые ресницы, замечаю, как светлая радужка начинает темнеть. Все же Верунчика папкина дочурка, как ни крути. Тут и тест на ДНК не нужно.

– А девочка на вас похожа, – тихо замечаю, тем самым разрушая это взаимное разглядывание. Богдан Аркадьевич резко отстраняется и вообще отшагивает от меня назад.

– Вы ошибаетесь в своих выводах. Эта девочка, – он кивает в сторону переноски, где мирно посапывает Вера. – не моя.

– Все мы не без греха. Как один умник мне сказал, что все мужчины изменяют, просто мужья, любящие жен, делают это тайком и скрыто. Тут у вас, конечно, вышел обломчик.

– Еще скажите, что знаете, с кем я изменил жене, – ерничает Коршунов, чем злит меня не на шутку. Мой язык –мой враг. Я ляпаю правду матку:

– Конечно, знаю!

Опять меня рассматриваю как ученый подопытного кролика. В этот раз спешно отворачиваюсь и проклинаю себя за свою несдержанность. Вот не раз говорили мне, что стоит прикусывать язык, дабы не болтать лишнего.

– И кто это? – спокойно, вкрадчиво спрашивает Коршунов, замирая за моей спиной. Я затылком чувствую его присутствие. Он сейчас напоминает мне затаившегося хищника, который готов напасть в любую минуту.

Что делать?

Отрицать бессмысленно. Если буду врать дальше, окончательно запутаюсь и потом вообще не найду концы своей лжи.

Сказать правду?

Страшно до икоты. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы не понимать последствия. Коршунов сотрет меня в порошок и развеет его где-нибудь в области. Поминай, как звали.

Я смотрю в глаза Богдану Аркадьевичу. Набираюсь храбрости как перед прыжком с тарзанки. Сначала задерживаю дыхание, а потом медленно выдыхаю.

– Лида – моя сестра.

– Лида? – опять хмурится. Словно силится вспомнить кто такая Лида. Бесит до невозможности. – Это, я так понимаю, мать этой девочки?

– У этой девочки есть имя – Вера, и она ваша дочь. В свидетельстве об этом четко написано. Или вы думаете, что отец Веры полная ваша тезка? – задумываюсь, а потом спешно залезаю в карман рабочих брюк и достаю бумажку. Протягиваю ее Коршунову.

– Этот адрес я нашла у Лиды в блокноте. Сестра оставила дочку в детдоме. Мне позвонили и попросили забрать Веру, когда мы вернулись, Лида исчезла.

– Это мой домашний адрес, – Богдан Аркадьевич возвращает мне бумажку. – Но я не знаю никакой Лиды.

– Конечно, – понимающе киваю головой. – Вряд ли вы помните с кем проводили время год назад.

– Послушайте… – голубые глаза опускаются мне на грудь. Вероятно всего ищет бэйджик, чтобы узнать имя. У меня его нет, поэтому Коршунову приходит вздохнуть и поджать губы, а я сладким голоском представляюсь:

– Меня зовут Надя. Надежда.

– Так вот, Надежда, я не знаю никакой Лиды. Более того, я не изменял жене и.. – тут чего-то осекается, вновь поджимает губы, а затем резко отворачивается.

Хм. Кажется, у этого красавчика проблемы в семейной жизни. Женушка узнала, что благоверный изменяет? А вдруг Лида не единственная кто родила от него ребенка? Учитывая, что у него политика «поматросил и бросил», мои домысли вполне могут претендовать на жизненность.

– Вы можете забрать ребенка и уходить. Вас никто не задерживает, – Коршунов стоит возле окна. Что-то в его позе цепляет, потому что я непроизвольно дергаюсь в его сторону. Одергиваю себя. Вот сочувствовать ему меньше всего надо.

– Как это уходить? Нет, я не могу Веру оставить у себя, у просто нет для этого ресурсов. А вы можете обеспечить ее и достойно вырастить. Лида, конечно, дурочка, что оставила ребенка. У нее затяжная депрессия после вашего расставания, без понятия, где ее черти носят. Я буду скучать по Вернучику, но считаю, что растить ее должны родители, – смотрю на племяшку и ласково ей улыбаюсь. Я правда буду скучать по этой булочке.