Мир колонизаторов и магии: Практика (СИ) - Птица Алексей. Страница 12
Метаморфозы этого мира, этика и психология классовых отношений, определённые правила и защита чести, все это плотно переплелось в тугой клубок, не оставив для меня никакого выбора. Алонсо Перес был свидетелем нанесённого оскорбления и, в случае моего игнорирования этого унижения, сразу же поставил бы в известность и всех остальных. А дальше? О том, что последовало бы дальше, и думать не хотелось.
Ну, что же, дуэль, так дуэль, от нее уже не отвертеться. Возможно, что это выход. Если меня убьют, то проблема решится сама собой, и ни призраку, ни ордену я не достанусь. Гадость, но всё равно, приятно. Ни что так не радует, как неудача твоих врагов.
Мерседес находилась на занятиях, когда в академию приехал её отец, граф де Сильва. Войдя в свою комнату, она была неприятно удивлена его прибытием и, приняв образ покорной пай-девочки, приготовилась слушать отцовские нотации.
— Негодная девчонка, ты что себе позволяешь? Опять связалась с этим Гарсией. Тут что, других парней нет? Почему я уже два года слышу эту фамилию. Гарсия, Гарсия, Гарсия! Зачем я его спас с необитаемого острова, пусть бы он там и сдох, и не мучил бы меня проблемами, связанными исключительно с тобой, Мерседес. Несносная девчонка, отвечай, что ты опять натворила, кого ты оскорбила?
— Гарсию, папа.
— Святая Мария! Он же никто!
— Он успел получить титул барона, от вице-короля Неаполя.
— О, хо, хо. Гм, не знал, удивительно. В высшей степени удивительно. А мальчишка, оказывается, не промах. И титул успел получить за какие-то заслуги и девчонку себе красивую и знатную присмотрел. Молодец! А ты дура!
— Я не дура! — взвилась на слова отца Мерседес.
— Но-но, не повышай на отца голос, иначе я вызову сюда Долорес, и она отшлёпает тебя ремнём, в моём присутствии. Зачем ты оскорбила этого гачупина?
— Это случайно получилось, отец.
— У тебя всё случайно получается, случайно проткнуть, случайно пнуть, случайно оскорбить. И, тем не менее, ты ничего не говоришь своим родителям. Слава Святой Марии, у меня есть здесь глаза и уши, которые и докладывают о твоём поведении. Этот мальчишка уже достал всю нашу семью, и я прибыл, чтобы быть секундантом твоего бойца. Сегодня гачупин либо умрёт, либо я серьезно подумаю насчёт твой судьбы. Может, и вправду, отдать тебя за него замуж, лишить тебя наследства и денег, и пусть он любит тебя на своём корабле, в окружении неотёсанных басков или нанятых мавров, им, я думаю, понравятся такие развлечения.
— Отец, как ты можешь такое говорить? Ты унижаешь меня! Он победил пиратов, за это ему дали титул. Он храбр, он не способен на подлость! Ты же сам видел, каким он был. Ты же сам его спас, ты же…
Слёзы брызнули из глаз Мерседес, но сразу высохли.
— Гм, не сомневаюсь, у этого идальго с пиратами свои счёты, и я его уважаю за это. Впрочем, как я тебе уже сказал, всё покажет дуэль, а сейчас, иди, переоденься, найди этого Эрнандо и сообщи ему о дуэли.
— Хорошо, отец, — прошептала Мерседес и, уныло опустив голову, ушла переодеваться в другую комнату.
Ректор духовной академии, Родриго Диас Ариас де Кардона, внимательно выслушал отца Мерседес де Сильвы и, немного подумав, изрёк.
— Вы же знаете, граф, дуэли между студентами не приветствуются.
— Знаю, но это необходимо сделать. Вопрос очень животрепещущий для меня. У моей дочери сложные отношения с этим, гм, бароном, и мне хотелось бы решить проблему раз и навсегда, и желательно, самым кардинальным способом.
— А Альфонсо справится?
— Должен, у него были очень хорошие учителя, он сильнее и гибче этого гачупина, он справится, — с уверенностью сказал отец Сильвы.
— Ну, хорошо, я всегда готов пойти на уступки таким уважаемым людям, как вы. Этот юноша очень сложен и необуздан, но он, должен вас предупредить, очень хороший боец, в нём чувствуется стержень. К тому же, бедным дворянам не дают просто так титул барона. Он его, действительно, заслужил, и я хотел бы вам указать на данный факт.
— Я понимаю, и всё же.
— Хорошо, я даю своё согласие. Хотел бы ещё добавить к своим словам, что курс морской инквизиции переезжает этим летом в Кадис, и вам стоит подождать несколько месяцев, чтобы проблема ушла сама собой, но раз вам не терпится решить её уже сейчас, то не буду вам в этом препятствовать. Всего хорошего, сеньор де Сильва.
— И вам, сеньор ректор.
Элеонора де Тораль догнала Альфонсо Родригеса и, отозвав в сторону, начала довольно интересный разговор.
— Альфонсо, ты с умом потратил те деньги, которые я тебе передала?
— Да, маркиза, я нанял самого лучшего учителя фехтования и взял у него несколько уроков, но считаю это лишним, и вы напрасно вложили в моё искусство фехтования столько денег.
— Ничего не бывает лишним в серьёзном деле, барон, — наставительный тоном сказала де Тораль, наставив на барона тоненький пальчик, как ствол дуэльного пистоля. Затем она прищурилась и произнесла.
— Значит, вы готовы?
— Полностью!
— Отлично! Мерседес просила передать вам, что она не будет против, если вы поцелуете её в щёку. Я прошу заметить, в щёку, а не куда-нибудь ещё. И это, непременно, должно произойти на глазах этого гачупина. Но помните, сеньор, этого не должен увидеть её отец, граф де Сильва. Иначе, ну вы сами понимаете, вы ведь не такой сердцеед и дурак, которым так удачно прикидываетесь.
Альфонсо откинул длинные чёрные волосы, закрывающие высокий лоб и, усмехнувшись, ответил.
— Вы многое знаете обо мне, маркиза, очень многое, но с вами исключительно приятно вести дела. Я учту ваши слова и сделаю всё в точности, как вы и сказали.
— Прекрасно, тогда я спокойна. Задайте жару этому глупому невеже. Покажите, что истинные дворяне сильнее морских разбойников. Удачи! — и она упорхнула в боковой коридор, оставив барона в весёлых раздумьях.
Я стоял возле барьера, отделяющего очерченный круг для намечающейся дуэли. Рядом со мной был только Луис Перес, да чуть поодаль толпился весь наш курс, больше на моей стороне никого не оказалось.
На противоположной же стороне наблюдалось гораздо больше студентов, и, я бы даже сказал, критически больше. Чуть в стороне и гораздо дальше находились отец Мерседес и ректор с деканами. Событие было не тривиальным и не частым, и потому руководство академии решило посетить сие мероприятие, дабы пресечь, по возможности, нарушения дуэльного кодекса, если он будет нарушен, или обычного смертоубийства.
В тот момент, когда преподаватели были заняты беседой, а отец Мерседес стоял спиной к ней, мой противник, Альфонсо Родригес, внезапно подошёл к Мерседес и быстро, но смачно, поцеловал в щёку, получив в ответ лишь удивлённый взгляд. За этим взглядом больше ничего не последовало, и Альфонсо отошёл от девушки, приняв торжествующий вид, с наслаждением проводя пальцами по губам, только что вкусившим сладостный поцелуй в нежную щёчку желанной девушки.
Ненависть, чистая незамутнённая ненависть, поднялась во мне. Ненависть ко всему, к этому несправедливому миру, к Мерседес, так довольно подставившей под поцелуй своё лицо, ко всем этим людям, которые сейчас безучастно собрались посмотреть на интересное зрелище.
Ничего не говоря, я стал готовиться к своему последнему бою. Снял с себя перевязь, оставив в руке лишь шпагу, и отбросил ненужную мне дагу в сторону. Плевать я хотел на всё. Я буду драться шпагой, её обломком, её эфесом, и даже зубами. Мне терять нечего, весь мир рухнул на меня, придавив неподъёмной глыбой. Пусть целуются, наслаждаются этим миром, я буду биться за себя. За свою честь, за свою свободу, за свою любовь, от которой остались лишь одни угольки.
Адреналин волной ударил мне в голову, прояснив мозги, и я внезапно успокоился, мрачно ожидая начало боя. Ну, держись, Альфонсо, сейчас я буду рубить тебя на пятаки, на небольшие, аккуратные, козлиные пятаки.