Штормовой предел (СИ) - Птица Алексей. Страница 13

Группа не успела ещё собраться, а возле неё уже начали крутиться все юноши-маги. Кто-то невзначай «задевал» её, кто-то любовался издалека, а кто-то имел наглость подкатывать абсолютно откровенно и без всякого стеснения. Особенно был напорист граф фон Крацлау. Он старательно демонстрировал безразличие к Мерседес, в то же время постоянно оказывался у неё на виду.

На двух остальных девушек он не обращал никакого внимания, словно их не было вообще. При этом, где только мог, всячески выпячивал своё высокое происхождение и исключительные, как он думал, магические способности. Своей холодностью и надменностью он старался произвести на Мерседес впечатление, демонстративно выделяя её из всех девушек. Мерседес это, с одной стороны, нравилось, с другой же — откровенно забавляло. И причиной тому были вечерние разговоры с подругами.

Сначала и Эмелин, и Эллен весьма настороженно отнеслись к ней. Зато потом, когда поняли, что Мерседес не заинтересовалась холодным красавцем, перестали стесняться и сдерживать себя.

— А к тебе барон Пьер фон Врошек ещё не подходил?

— Подходил.

— И что говорил?

— Говорил, что очень приятно познакомиться с такой элегантной магессой, да ещё и столь сильным магом огня.

— Ммм, и всё?

— Нет, конечно. Он много рассказывал о своём небольшом поместье, а потом переключился на замок фон Крацлау и долго, и нудно объяснял, насколько замок большой и величественный.

— И всё?

— Да что ты заладила, Эмелина: «И всё! И всё!» — передразнила подругу высунутым языком Мерседес. — Я же тебе говорила, что не всё. Ты что, не знаешь, что большинство юношей рассказывают кучу небылиц, думая, что чем больше они их расскажут, тем сладостней на сердце будет у девицы.

Мерседес громко и забавно фыркнула, показав всё своё презрение к подобным мыслям. Обе девушки громко рассмеялись, одобряя Мерседес.

— Так вот, он начал рассказывать о замке, потом о владельце этого замка — престарелом герцоге. И когда я уже устала слушать бредни про охотничьих собак и породистых рысаках в конюшне, как Пьер фон Врошек вдруг переключился на рассказы о старшем сыне герцога.

Я даже не сразу сообразила, что речь шла обо всем нам известном Себастьяне. И такой он искусный маг, и такой мужественный, и сильный, и влиятельный, и могущественный. Прямо, ах! — Мерседес прижала ладошки к своим щекам и быстро-быстро захлопала ресницами. — Но при этом он очень гордый.

— И что?

— А ничего! Он что, думал, что я брошусь к ногам Себастьяна фон Крацлау и буду умолять его обратить своё гордое внимание на дочь средней руки графа? Вот ещё! — Мерседес фыркнула, как рассерженная кошка.

— Да, я всего лишь виконтесса сейчас, но мой жених — граф. Я буду графиней и без того, чтобы ползать на коленях перед наглецом (дети получали титул на ступень ниже родителя, если это только не старший сын).

— Ну, ты даёшь, Мерседес! Ты такая решительная! Ты такая смелая! Ты такая неразборчивая и глупая! — съязвила Эллен.

— Да, я такая! — гордо выпрямилась Мерседес. Потом до неё дошла последняя фраза, сказанная Эллен. — Что ты сказала?

Тут не выдержав, прыснула смехом Эмелина.

— Ой, я не могу, на коленях ползать, ой, не могу. Ну, ты и дура, Мерседес.

— Я дура?! — вспылила Мерседес.

— Нет, не ты, а та, которая всерьёз заявляет об очевидных вещах. Или ты думаешь, что и мы бы ползали на коленях перед этим напыщенным индюком?

— А?! О?! — Мерседес опешила от такой сильной отповеди.

— Да, начнём с того, что для этого Себастьяна гораздо ближе Пьер, чем ты. Ему вообще больше нравятся юноши, чем девушки. Он, конечно, это тщательно скрывает, но на каждый роток не накинешь платок. Его видели целующимся с…

— С Пьером?

— Нет, не с Пьером. Пьер у него что-то вроде оруженосца на побегушках, да представитель его интересов. С ним нельзя, а вот с другими можно. Так что, ты имей это в виду, глупая Мерседес.

— Меня ещё никто не называл глупой! Ещё скажешь одно слово, Эмелина, и я испепелю твои волосы. Будешь лысой! Лысая баронесса Эмелина, какой пассаж… — и Мерседес скорчила злое лицо.

— Пфф, напугала девицу кружевами. Мне Эллен их отрастит в два счёта.

— А я снова испепелю!

— А я снова выращу.

Их пререкания резко оборвала Эллен.

— Хватит, вы, обе. Достали уже. Тебе ясно сказали, Мерседес, держись от него подальше. Понятно тебе?

— Понятно, но вы и…

— Вот и хорошо. Нам надо держаться всем троим вместе и не доверять никому из нашего отряда. Что-то у меня дурные предчувствия, а они редко меня обманывают.

— Ты думаешь, мы погибнем? — с тревогой спросила Мерседес.

— Вряд ли, но для девушек не всегда смерть является наихудшим выходом из непростой ситуации.

— Ты думаешь, они будут покушаться на нашу честь?

— Нет, и это тоже мимо. Несмотря на твой заманчивый вид, Мерседес, это слишком чревато. Это не простят и сыну герцога. Что-то тут есть ещё, я не знаю пока.

— Ммм, ты просто рассказываешь нам собственные страхи, Эллен. Хватит уже, я сыта ими по горло.

— А я и не настаиваю, но лучше предупредить, чем держать в себе. Хуже точно не будет, а вот лучше весьма может быть.

— Не знаю, не знаю. Мне Себастьян показался, хоть и холодным, и высокомерным, но без всяких этих мрачных изысков или чего-либо ещё.

Эллен только пожала плечами. Мол, кто его знает. На том разговор и закончился.

Мерседес, постояв ещё немного у окна, оборвала воспоминания и стала заплетать волосы в толстую косу. Коса получилась короткой, такую можно будет убрать затем под берет.

Полностью одевшись, Мерседес с вызовом посмотрела на своё отражение в зеркале. Там показалось женственное лицо с каштановыми волосами, убранными под вычурный берет. Глаза горели синим дерзким огнём, изредка меня свой цвет на зелёный, также, как и красивое павлинье перо, что было щегольски воткнуто в сам берет.

«Хороша, — сама про себя подумала Мерседес. — Чудо, как хороша! — и она провела ладонями по плотной кожаной ткани походного костюма, почувствовав руками волнующие изгибы своего упругого тела. — Берегитесь враги! Она готова к любой битве! Как там её жених? Всё плавает и забыл уже, наверное, про неё. А может быть, ей всё же «замутить» с кем-то из влиятельных юношей. Может быть, отец и прав, что отослал её сюда? А может быть…»

Мерседес задумалась, и в её голове возник образ жениха. Вот они стоят вдвоём, совсем юные, вот Эрнандо уже со своим обезображенным лицом получает прозвище Филин. Вот они вместе борются в подвале с призраком.

Вот она гневается на него, рыдает из-за него, дерётся из-за него. Первый поцелуй, жаркий, жадный, глубокий. Это чувство потери земли под ногами, лёгкость пушинки, близость жадных мужских губ. Всё это промелькнуло перед её глазами, словно один миг.

Мерседес тяжело вздохнула. Сердце сладко заныло в щемящей тоске. Хотелось любить и быть любимой, а она опять всё испортила. Вечно она, как сорока, ведётся на всё блестящее. Она действительно любила Эрнандо, но как только он оказывался далеко, любовь как-то тускнела. Ей всё время были нужны новые сильные и яркие эмоции. Эрнандо ей их давал, и она знала, что он её тоже любит.

Не так, как она, он любит её совсем по-другому, но сильнее, крепче, честнее. Она вспомнила сильные руки Эрнандо и её пробила дрожь. Как хотелось прижаться к нему, вдохнуть запах его волос, которые насквозь пропахли морем и далёкими островами. Он весь с головы до ног олицетворял для неё море. Спокойное обычно, но бурное в минуты опасности и неистовое, когда оно хотело доказать ничтожным людям, насколько оно сильнее их.

Нет, с Эрнандо она не расстанется никогда, слишком много она вложила в него сил, можно сказать, растила его. Выпестовала с самого момента спасения с необитаемого острова. Да, она порой была жестока, но мужчину должны закалять трудности, он должен бороться за своё счастье, а не покорно подставлять голову судьбе. На то он и мужчина…

Эрнандо с честью выдержал все испытания и проник в её сердце навсегда. Мерседес только сейчас внезапно для себя осознала, насколько она переменчивая натура, ветреная и сумасбродная. А ведь она даже не удосужилась направить Эрнандо магическое письмо. А вдруг он погиб. Ах!