Одиночка (СИ) - Салах Алайна. Страница 33

Мы выходим на улицу. Я обнимаю себя руками, разворачиваюсь к Диме лицом. От волнения позвоночник ощущается как негнущийся металлический штырь. Выбираю нейтральный тон: максимально спокойный, не заискивающий.

— Что ты хотел сказать? И… Как дела?

Дима лезет в карман и выуживает из него смятую сигаретную пачку. Наполовину пустую. Щелкаетзажигалкой, затягивается. Сразу видно, что он не курит. У курильщиков движения небрежные, отточенные. Как у Адиля.

— Дела не очень. — Кашлянув, Дима выпускает изо рта неровное облако дыма и смотрит мне в глаза. — Плохо спал эти дни.

«Прости, — надрывным шепотом звучит в голове. — Я знаю, что сделала тебе больно. Пожалуйста, прости».

— Короче, я много думал, Даш. — Он затягивается снова, морщится и вышвыривает сигарету в урну. — Я готов тебя простить. Это ведь он был, да? Ты сказала, что совершила ошибку, и я тебе верю.

Если бы Дима с размаху дал мне пощечину, такого эффекта бы не было. Одеревеневший позвоночник неожиданно обмякает. Я ведь не ослышалась? Он сказал, что прощает и готов всё забыть?

— Что молчишь? — Дима смотрит мне в глаза, на его губах застыла напряженная улыбка. — Я много думал. Твой поступок — это пиздец просто… Чуть с ума не сошел — настолько хреново было. Но без тебя еще хуже. Попал я с тобой… Люблю очень сильно.

— Просто так мало времени прошло, — выговариваю я плохо шевелящимися губами.

В голове такая каша, что впору осесть на землю. Услышать подобное я никак не ожидала. Эти три дня готовилась к возвращению в свою квартиру, к тому, что вновь стану просыпаться в постели одна… Почти стало получаться. В голове даже утвердился будущий распорядок дня: завтрак, спортзал, в который я так давно хотела записаться, два часа на онлайн-курс по гиперхолестеринемии у детей, потом смена. А тут…

— Три дня, — подтверждает Дима, делая шаг ко мне.

Нервы приходят в напряжение. Неужели хочет обнять? Так быстро? После всего?

Он стоит очень близко, лихорадочно горящий взгляд чертит невидимые дорожки на моем лице. Дима находит мою руку и сжимает. Совсем как раньше.

— Мы это преодолеем. Я дал себе слово ни за что тебя не упрекать. Это правда была ошибка?

Я опускаю взгляд на наши ладони и машинально киваю:

— Правда конечно.

Тогда он тянет меня к себе. Подбородок упирается в его плечо, знакомый запах лосьона для бритья щекочет ноздри. Я чувствую Димины руки на талии и тоже его обнимаю. Каша в голове продолжает густеть, сердце неровно колотится. Вот так просто? Дима, готовый ревновать даже к кассиру в супермаркете, простил мне секс с Адилем? Адилем, который был для него как красная тряпка для быка еще до своего возвращения?

— Я по тебе соскучился, — глубоко вздыхает он, зарываясь лицом в мои волосы.

Я обнимаю его крепче. В груди фонит от разливающихся тепла и сочувствия. Не знаю, плакать или смеяться. Я всю свою будущую жизнь успела за эти дни перелопатить, даже придумала, что в новогодние праздники на пару дней съезжу с мамой и Олегом в Адлер.

— Я тоже по тебе соскучилась, — шепчу, уставившись в красные точки стоп-сигналов припаркованного такси.

Дима несколько раз целует меня в висок, отстраняется. Неестественная улыбка, будто случайно прилипшая к его губам, теперь походит на настоящую.

— Я тогда пацанам скажу, что тоже поеду. Подождешь?

Я сглатываю. Он хочет поехать со мной? Или чтобы я поехала с ним? Домой? Как ни в чем не бывало? Все происходит слишком быстро. Нам обоим как минимум нужно с этим переспать.

— Дим… — Я вцепляюсь в ремень сумки обеими руками, слегка отступая. — Я у мамы ночую сегодня. Она ждет. Мне кажется, нам не нужно так торопиться. Ты уверен, что… готов меня простить?

— Уверен. Тебя я могу простить. Но не этого ублюдка… Пусть только попробует нос свой показать.

Глаза Димы мерцают гневом, заставляя меня съежиться. Адиль все еще живет в этом городе, и он дружен с Робертом. Отныне и всегда его имя будет вызывать у Димы такую реакцию, что вполне объяснимо… Но…Справится ли он с этим? Вернее, справимся ли мы?

— Меня такси давно ждет, — киваю себе за плечо и виновато улыбаюсь. — Созвонимся завтра, хорошо?

Кивнув, Дима запускает ладони в карманы брюк. Похоже, это его новая защитная привычка. Не удержавшись, я быстро касаюсь губами его щеки и шепчу «пока».

В такси упираюсь головой в холодное стекло, чтобы перенести на него тяжесть мыслей. Никак не могу понять, какие эмоции во мне преобладают: радость или смятение. Сложно сразу прийти в себя после такого. Интересно, мама спит? Новость о примирении с Димой ее обязательно обрадует.

Я достаю из кармана пальто телефон и, набрав ей: «Я еду», снова прижимаюсь к стеклу. Огни фонарей сливаются в одну неровную золотую прямую, которая обрывается, едва машина выезжает на трассу. Внутренний голос усмехается: «Эй, а ну-ка радуйся давай. Так легко отскочила».

Глава 26

На следующий день я решаю поехать к отцу. С самого утра, даже не позавтракав. На удивленный взгляд мамы говорю, что тороплюсь и все объясню позже. Куда тороплюсь, я и сама не знаю. Отец, наверное, еще не проснулся.

По пути покупаю пироги — два: один с мясом, другой с творогом и изюмом. На четвертом этаже останавливаюсь и звоню в серую металлическую дверь. Переступаю с ноги на ногу, нервно вздыхаю. Ну вот что я за дура? Ни свет ни заря прибежала, а что сказать, не придумала. Дура, тряпка, слабачка и куча других нелестных прозвищ… Что я услышать рассчитываю? Надеюсь, что Адиль парой фраз рассеет мое смятение?

Дверной замок проворачивается, заставляя меня крепче сжать пакет с пирогами. Поздороваюсь, спрошу, как дела его у матери. Предупрежу, в конце концов, что Дима в курсе случившегося между нами, а дальше буду смотреть по ситуации.

На пороге вместо Адиля появляется дородная светловолосая женщина лет пятидесяти. Ее я вижу впервые.

— Здравствуйте, — певуче произносит она, быстро смерив меня взглядом. — А вы к кому?

— А… — От неожиданности я теряюсь и немного краснею. — Адиль дома? Сын Гули.

— А он здесь ведь не живет уже, девушка. Я сиделка, за его матерью присматриваю. Или вы с ним встретиться договорились? Он же обычно к десяти подъезжает.

Я растерянно моргаю. Адиль здесь не живет? И давно? Я ведь еще неделю назад его здесь видела. Или он тоже проездом был? А где он обитает сейчас? Успел снять квартиру?

Внутренний голос язвит: «Или съехался с той стриптизершей. Очень удобно».

— Спасибо большое, — говорю я смущенно, делая шаг назад. — У меня отец этажом выше живет. Решила по пути зайти.

— А зовут вас как? — вежливо интересуется женщина. — Я передам, что вы заходили.

— Я Даша. Спасибо вам большое и извините за беспокойство.

Приятная она. Адиль таки нашел достойную сиделку для своей матери. А я все-таки дура. Ну вот для чего людей потревожила? И даже пирог не отдала.

Отца я застаю на кухне, готовящим завтрак. Завтрак — это яичница, бутерброды с маслом и крепкий чай. Ходит он уже вполне уверенно, только слегка хромает. Это хорошо. Значит, на днях сможет выйти на работу и не придется заново таскаться по собеседованиям.

Я нарезаю пироги. Тот, что с творогом, тоже, ведь твердо решила второй раз не позориться под дверью Адиля. Хватит. Сколько можно? Очевидно, не судьба.

— Давай помогу, — предлагаю я, когда отец, морщась, наклоняется, чтобы вытащить мусорный пакет из ведра.

Он сурово мотает головой, мол, не нужно, и этим движением напоминает о человеке, которым я так восхищалась в детстве. По-мужски терпящем любые невзгоды, держащем всё в себе. Может быть, эти замкнутость и невозможность выражать эмоции и стали причиной его алкоголизма.

— Мама как? — буркает отец, усаживаясь напротив. — Живет еще со своим?

— Живет конечно, — безжалостно подтверждаю я. — И будет жить еще очень долго. Олег ее на руках носит.

Ничего не ответив, отец сосредотачивается взглядом на яичнице. Есть ли вероятность, что он до сих пор любит маму? И действительно ли любил, если позволил зависимости победить?